it's cruel world for small things but with the lies and luxuries and in in-between you can be happy
— IAMX
Бонд сбежит из Лондона, кажется, даже сбежит из Англии. Красиво, с дамой сердца, спасенной из беды, будущей женой. Куда-то подальше от туманного Альбиона, дождливого острова со всеми его проблемами, агентами МИ6 и лужами на дорогах. Все уверены в этом. Потому что Мадлен Сван сделала то, что не смогли другие — спаслась. Кью бежать некуда. У него работа, квартира в ипотеку и две кошки, две шотландские вислоухие, мурлычущие под боком по утрам. Кофе, работа, кофе, бесполезная (но приятная) болтовня с Манипенни, работа, работа, сигареты по пути домой. Бежать некуда, но иногда хочется. Закинуть вещи в рюкзак и уехать, возможно, в Берлин. С кошками вместе. Желательно, навсегда. Работать в книжном магазине, избавиться от депрессии (точнее, узнать, правда ли это депрессия), стать счастливым. Но он не бежит. И не станет. Кью не любит вопросы, говорить о личной жизни и своем самочувствии. У Ив беспокойство в глазах, она его читает, как открытую книгу, но сдается. Молчит, но садится обедать рядом. Почти разговоры о погоде и соседях. Он не бежит, не собирает вещи, не покупает билеты, потому что надеется, что (черт бы его побрал) агент ноль-ноль-семь еще вернется. Зайдет, как будто и не уходил никогда. С новым заданием, новыми проблемами, новыми просьбами. Утром Кью смотрит в зеркало и потерянно произносит: — Ты идиот, Джеффри Бутройд. Он говорил себе, что будет работать, что ему не нужны проблемы, лишние мысли в голове. М, как будто смеясь над этим глупым решением, поручила ему работать с Бондом. С Джеймсом, о котором говорил весь чертов отдел, Бондом. Кью теряет голову. И, прежде всего, сообщает об этом кошкам. Надеется, что Бонду будет все равно, что тот не прочитает по его лицу все. Самого агента читать невозможно. Он улыбается и флиртует практически со всеми движущимися объектами в этом мире, и Кью мысленно молится, чтобы его это обошло стороной. Вроде бы обходит. Но Бонд заявляется и просит нарушить все правила, рискнуть работой и нормальной жизнью, непонятно для чего. Кью взывает к голосу разума, пытается сказать «нет», понимая, что проиграл, и с самого начала в его глазах было написано «да». Джеймс улыбается, как-то непривычно и странно, и вдруг шепчет: — Я пришлю тебе открытку. От такого не должно бросать в жар. Простые слова не могут звучать так (интимно? горячо? соблазняюще?). Кью сжимает стол пальцами, ему хочется улыбнуться, наклониться вперед, прошептать ответное: «я буду ждать, ноль-ноль-семь». Но он отвечает лишь «не надо». Кью ненавидит его и то, что ему приходится лгать М, срывается, хочет сказать все, что думает. Но продолжает помогать. Продолжает слушать. — Я вас так сейчас ненавижу. Абсолютная ложь. Он говорит это, глядя в глаза Бонду. И, кажется, будто вокруг все горит и, он сам. Возвращается в Лондон и не может думать ни о чем, кроме Австрии и Мадлен Сван, улыбающейся Джеймсу. Об Англии думать Кью больше не может. Он хочет сорваться, поехать обратно, отслеживает путь, не спит ночами, но получает отказ от М. Может, стоило остаться. Может, не стоило молчать, может… Он выходит покурить на балкон уже поздно ночью и все-таки срывается. Плачет, сидя на полу, пока кошки спят. Он не спал двое суток, и в голове только неприятная тяжесть. Все закончилось хорошо, как и должно было. Герою досталась красавица и путевка в счастливую жизнь. Кью не досталось даже элементарное «спасибо». Он думает, что дурак. Что зря рисковал всем, что у него было, что зря волновался, не спал, пытался помочь. Зря? Кью знает, что те часы спасли Бонду жизнь. И не хочет думать, что могло бы случиться, не окажись их у Джеймса. Манипенни приносит ему кофе на следующий день. Она понимает все слишком хорошо и чуть сжимает его плечо перед уходом. — Ты справишься. Он кивает, но не верит ни на секунду. Бонд просто появляется на пороге его рабочего места через полчаса. Это так в его стиле, но Кью смотрит растерянно, поднимается и чувствует, как подкашиваются ноги. Подбежать, обнять, сжать пальцами пиджак, спросить, почему открытки не было… Но он ведь пришел за машиной. — Бонд? Вы ведь ушли? — застывает неловко, улыбку пытается скрыть. — Ушел. Но вернулся, потому что здесь осталось кое-что важное. Джеймс шаг вперед делает, улыбается, заглядывает в глаза. Снова. Кью улыбается вымученно. Он пытался. — О, да, конечно. Ее починили, теперь все в полном порядке. Хотя, конечно, забот вы доставили нам нема- — Кью, — шепотом, совсем тихо. Пальцами скользит по рукаву пиджака, поднимается к талии. — Джеффри Бутройд, я вернулся к тебе. Он не хочет знать, откуда Бонд знает. У Кью в голове полный бардак и хаос, он ни слова выдать не может. Только утыкается лбом Джеймсу в плечо и шумно выдыхает. — Не верю. — Попытайся, — Бонд обнимает, ладонями скользит по спине. Кью вдруг за галстук хватает, целует, свободную руку на шею кладет, отступает назад и упирается в стол. Джеймс в поцелуй улыбается, под пиджак забирается руками. Кью отстраняется и шепчет: — Умерьте пыл, ноль-ноль-семь. Мы на работе. Если вы, конечно, все еще здесь работаете. Бонд смеется, мягко, тихо. — Работаю. Иначе как мне кормить твоих котов? И Кью, улыбаясь, чувствуя разливающееся внутри тепло, вдруг понимает: теперь, даже если бежать, то только вместе.