Око за око

      «Малдер, я надеюсь, твое предположение о том, что я здесь прохлаждаюсь, – не более чем проявление твоей тревоги. Из нас двоих только ты позволяешь себе исчезать, не поставив меня в известность о своих планах. Я написала тебе *подчеркнуто*, что возьму тайм-аут на несколько дней. Мне нужно было разобраться в том, что здесь происходит и что происходит со мной.       Не уверена, что тебе это интересно, но за последние дни я гораздо глубже изучила «Талион». И должна признать, что эта община – вовсе не то, что мы представляли себе, когда только собирались сюда. Здесь будто бы гораздо яснее и четче видишь каждого человека, то, что творится у него в мыслях и на душе. Наши практики могут показаться странными, но в каком-то смысле они делают меня лучше – как человека и как агента. Это прозвучит безумно, но мне бы хотелось, чтобы ты провел с нами хотя бы день вместо того, чтобы отчитывать меня за неудовлетворительное выполнение служебных обязанностей. Может, это помогло бы тебе лучше понять самого себя.       Благодарю, что напомнил о субординации.       С.»       Торопливо засунув записку под камень во время утренней прогулки, Скалли вдруг поняла, что сегодня злится на Малдера даже больше, чем вчера. Какой-то застенчивый голосок глубоко внутри нее пытался робко заметить, что, помимо эмоциональных выпадов, в его словах есть и здравое зерно, но гнев застил ей глаза.       Она чувствовала, что в эти дни переживает нечто важное, нечто особенное. И почему-то думала, что он обязательно поймет и она услышит слова поддержки. А вместо этого получила унизительный выговор.       Не он ли всегда старался раскрыть любое преступление одним «шестым чувством», игнорируя обычную рутину? А когда она делает то же самое, пытаясь проникнуть в самую суть дела вместо того, чтобы зацикливаться на уликах и показаниях, он внезапно вспоминает о том, как полагается вести расследование по столь нелюбимым им правилам.       Оказалось, что ярость – хорошее подспорье, если речь идет о бездумном физическом труде. Еще никогда Скалли не работала так эффективно, хотя не имела ни малейшего понятия, чем именно занята. Даже Дафни, казалось, слегка испугалась ее напора и разговаривала с ней мягче обычного.       Время вечерней практики на фоне этих мыслей пришло незаметно. И только тогда, слегка остыв, Скалли сообразила, что почти не видела сегодня ни Хелен, ни Софию. Зато Алекс, как обычно, словно набрав в рот воды, бродил вокруг с неприкаянным видом.       – Эй! – позвала его Скалли, и он задумчиво посмотрел на нее, словно не сразу узнал. – Все нормально?       Алекс все так же молча кивнул и отвернулся. И только сейчас Скалли вспомнила о досадном инциденте с запиской Зои, содержание которой настолько удивило ее, что она начисто забыла о событиях, предшествовавших ее прочтению.       – Насчет той записки… – откашлявшись, начала она, но мальчишка перебил ее.       – Прости. Мне не следовало ее читать. Я просто…       – Не стоит извиняться. Мне тоже не следовало этого делать, но мы оба не знали, что ее обронила Зои. – Скалли улыбнулась как можно дружелюбнее. Ей вдруг стало особенно жалко этого пока еще такого нескладного и такого несчастного паренька. Он растет под опекой инфантильной экзальтированной мамаши, которой, кажется, нет до него большого дела, без отца, без дома, без друзей, без личного пространства. К тому же бедолага влюблен в девчонку, которая не снизошла бы до него даже под дулом пистолета, а теперь лишился всякой надежды обрести ее благосклонность. И вдобавок узнал о ничтожности своих шансов из записки, найденной у кровати посторонней женщины, которая таким образом тоже оказалась посвящена в его постыдный секрет.       Черт. Скалли едва не хлопнула себя по лбу. Алекс – вот кто наверняка знает о Зои больше других! И почему это раньше не пришло ей в голову? Он может подтвердить или опровергнуть ее подозрения относительно Юджина.       Она села на кровать и похлопала ладонью рядом с собой. Алекс жалобно огляделся по сторонам, очевидно, надеясь найти повод слинять, но чувство вины за проклятую записку все же заставило его уныло опуститься на жесткий матрас рядом со Скалли.       – Я заметила, что Зои тебе нравится. – Он отвернулся, надеясь, что Скалли не заметит, как порозовели его щеки. – Мне очень жаль, что ты узнал о ее чувствах к кому-то другому таким образом. – Скалли помолчала. – Как думаешь, для кого была эта записка?       Алекс только помотал головой, даже не повернувшись к ней.       – Я спрашиваю, потому что… – Она замешкалась, но все же решилась пойти ва-банк. – Потому что ей может угрожать опасность.       Это моментально привлекло внимание Алекса, и он удивленно повернулся к ней.       – Опасность?       – Девушки не слишком-то разборчивы в этом возрасте, Алекс, – доверительно сообщила Скалли. – И если кто-то решил воспользоваться ее неопытностью, – вкрадчиво продолжила она, – то мы должны пресечь это как можно скорее.       – Но я не знаю, кто это. Правда. – По выражению его лица Скалли поняла, что мальчишка не врет. – И никакая опасность ей не грозит.       Прозвучавшая в его голосе уверенность немного сбила Скалли с толку.       – Почему ты так уверен? – поинтересовалась она.       – Никто ей ничего не сделает.       Она усмехнулась, надеясь, что эта улыбка не выглядит слишком снисходительной. Какой очаровательный в своем идиотизме рыцарский порыв! Больше всего это напомнило Скалли, как она сама вступалась за Чарли в те времена, когда могла достать до плеча младшего брата, только встав на цыпочки.       – Если что-то узнаешь или увидишь, скажи мне, ладно? – попросила она, на секунду взяв его холодные пальцы в свои. – Ты же иногда бродишь тут по ночам. – Он бросил на нее обеспокоенный взгляд. – Я сплю очень чутко, – пояснила Скалли.       – У меня бывает бессонница, – сказал Алекс – немного слишком торопливо. – Я просто сижу в коридоре или хожу туда-сюда. Больше ничего.       Скалли удивленно вздернула брови.       – Разве я тебя в чем-то обвиняла?       Он не ответил.       – Не говори ничего маме, – помолчав, попросил Алекс. – Ей и так плохо.       – Что ты имеешь в виду? – нахмурившись, спросила Скалли.       – Она за меня переживает, – с трогательной горячностью в голосе ответил Алекс. – Больше всего я бы хотел, чтобы она нашла кого-нибудь и была счастлива. Кого-нибудь хорошего, – добавил он, и Скалли улыбнулась. Все-таки он совсем еще ребенок. И такой милый, хоть и со странностями. – Кого-то, кто будет ее ценить и заботиться о ней так, как она этого заслуживает.       – Как Пол?       Скалли сама не знала, почему этот вопрос ни с того ни с сего сорвался у нее с языка. Интуитивно она догадывалась, что именно Пол Сориани должен был в какой-то мере заменять для этого мальчика фигуру отца, которого он так рано потерял.       В глазах Алекса мелькнуло странное выражение, и он не ответил, только смерил Скалли долгим взглядом.       Она кивнула.       – Я ничего ей не скажу. Кстати, где она?       – Готовится, – ответил Алекс, почти бегом направляясь к двери, как будто вдруг застеснялся собственной откровенности. – Сегодня их с Хелен очередь.

***

      Еще пару «сессий» назад Скалли поняла, что смогла выработать какой-никакой иммунитет к регулярно разворачивающемуся на импровизированной сцене действу. Пару-тройку историй ей пришлось выслушивать, насильно заставляя себя держать глаза открытыми и пресекая любые попытки отвлечься на посторонние мысли. И это принесло свои плоды: она заметила, как все больше втягивается в чужие истории и все больше проникается ими. Не отстраненно сопереживая, а проживая их вместе с теми, кто испытал все это на своей шкуре.       Но сегодня к ней вернулось знакомое волнение. Одно дело – слушать исповеди посторонних. И совсем другое – Хелен. И даже Софии, которой она совсем не симпатизировала, но которой все равно придется потом как-то смотреть в глаза.       Скалли успокаивала себя тем, что в общих в чертах представляла, о чем будет говорить Хелен. Ссора с семьей, попытка самоубийства, вынужденная торговля собой. Вряд ли ей грозит услышать что-то худшее. Хотя кто знает? В этой девушке все равно оставалась какая-то загадка.       Первой была София. Маленькая и полная, как сдобная булочка, она на удивление проворно вскарабкалась на сцену с выражением нетерпения на лице, но, как только в зале погас свет, а Пол, ободряюще похлопав ее по руке, отошел в сторону, что-то в ней изменилось.       И вдруг Скалли осознала, на что ей вольно или невольно намекнул намекал Алекс: объектом ее вечной экзальтации был не столько сам «Талион», сколько Пол Сориани. Стоило ему исчезнуть из поля зрения Софии или переключить свое пристальное внимание на кого-то другого, как она теряла весь свой пыл заядлой отличницы и замыкалась в себе. Это трудно было заметить: в те периоды, когда София не выпячивала свой задор, она казалась блеклой и ничем не выделяющейся из толпы женщиной.       Скалли невольно задумалась: какой бы ни была история Софии, не выдумала ли она ее с целью попасть сюда и держаться поближе к объекту своего воздыхания? Но как только та заговорила, Скалли мигом отбросила свои сомнения. До сих пор она слышала Софию либо поющей, либо поддакивающей Полу, либо визгливо изрекающей прописные истины, либо читающей нотации и спорящей с Алексом – не менее противным тоном. Поэтому она не сразу поверила, что со сцены раздается именно ее голос – тихий, плавный, низкий.       – В тот вечер мы сильно поссорились с Крисом – отцом Алекса, – начала она и, прервавшись, бросила ищущий взгляд на сидевших в зале. Скалли легко догадалась, кого высматривала София, и тоже огляделась по сторонам, но не увидела нигде ее сына. – Как обычно, из-за денег. Я злилась, что он не может найти работу, а он требовал, чтобы я прекратила его «пилить». Эти ссоры всегда заканчивались одинаково: он ставил мне фингал и уходил из дома. Но в тот раз все получилось иначе. Алекс проснулся от наших криков и вступился за меня. – По лицу Софии потекли слезы, но она их, кажется, вовсе не замечала. – Сгоряча Крис поднял руку и на него, и тогда я сама выставила его за дверь. Покидала вещи в машину и велела не возвращаться. – Она замолчала.       – Что случилось потом, София? – мягко спросил Пол.       – Он звонил мне несколько раз, – надрывным полушепотом ответила она. – Я точно знаю, что это был Крис. Кто еще стал бы звонить мне посреди ночи? Но я не брала трубку. – Она сделала паузу и вздохнула – так тяжело, что Скалли услышала ее даже с третьего ряда. – А утром ко мне пришли из полиции. Его машину нашли на обочине шоссе. А внутри… – София всхлипнула и вытерла рукавом глаза. – Внутри все было залито кровью.       Она молчала не меньше пары минут, собираясь с мыслями.       – Его так и не нашли. Как выяснилось, Крис приторговывал наркотиками, связался с опасными людьми, задолжал им. И в ту ночь им выпала удачная возможность поквитаться с ним. Я дала им эту возможность. Ведь если бы я ответила на его звонки, то, может, смогла бы помочь. – София больше не пыталась скрывать слезы. Они свободно лились по ее щекам, капая на ее юбку и на пол. – Прости меня, Крис, – дрожащим голосом произнесла она после долгой паузы, глядя Хелен в глаза. Та собиралась что-то сказать, но Пол остановил ее, мягко положив руку ей на плечо.       – Спасибо, София, – произнес он, выйдя на освещенный пятачок перед ней. Она улыбнулась ему и видимо расслабилась, но после его следующих слов улыбка быстро сползла с ее лица. – Я не впервые слышу твою историю, но сегодня хочу задать вопрос, который мучает меня с самого начала. Почему ты здесь, София? – Пол присел на корточки около нее и заглянул ей прямо в глаза.       Она растерянно посмотрела на сидящих в зале, словно ища их поддержки, но все безмолвствовали.       – Потому что… Потому что на мне груз вины, Пол, – тихо ответила София.       – За что? – Его голос звучал резко и довольно требовательно, и Скалли почувствовала, что все ее тело невольно напряглось.       – Мне нужно было ответить, нужно было помочь…       – Кому? – спросил Пол. – Мужчине, который торговал наркотиками, бил тебя, а в конечном итоге – и твоего сына? Если бы ничего не случилось и на следующий день он вернулся бы домой, как ты думаешь, какая жизнь ждала бы вас дальше?       София только хлопала ресницами. От изумления она даже перестала плакать. Хелен, тоже растерявшись, осторожно потянула Сориани за рукав.       – Не надо так, Пол, – умоляюще сказала она, и тот покорно кивнул и отошел в сторону.       – Прости меня, София, – сказал он чуть тише. – Мне не стоило на тебя давить. Может быть, ты расскажешь нам, что было дальше?       – Дальше? – переспросила София почти шепотом.       – Да. – Он взмахнул рукой, приглашая ее продолжить. – Что случилось в твоей жизни дальше?       София, дав себе немного времени прийти в себя, негромко продолжила:       – Спустя год я встретила другого человека, и через пару месяцев мы с Алексом перебрались в Орегон и поселились вместе с ним в общине пятидесятников, но…       – Вы ведь отсюда, из Мэна, верно? – перебил ее Пол, и Скалли вздрогнула: он никогда не позволял себе прерывать рассказ на полуслове. София нерешительно кивнула. – То есть после всех этих событий ты взяла своего сына, потащила его через всю страну и заставила жить в религиозной общине ради мужчины… которого знала два месяца?       В зале все замерли вместе с Софией и, кажется, даже задержали дыхание. Скалли ощутила, как убыстрился ее пульс. На сессиях Пол редко бывал жестким или грубым. Он часто вытягивал из членов общины детали, которые они до сих пор предпочитали обходить стороной, иногда – выводил на чистую воду. Но всегда аккуратно и мягко. Сейчас же он перегибал палку, и Скалли, как и всем остальным в зале, оставалось лишь надеяться, что он знает, что делает.       София молчала.       – Я спрошу тебя еще раз, – сказал Пол, снова нависнув над ней. – Почему ты здесь?       – Потому что на мне груз вины, – повторила та механически.       – Перед кем, София?       В зале стояла абсолютная тишина, а Скалли вдруг поняла, что это зрелище кажется ей завораживающе красивым. Прямо здесь, среди сотен жадно внимающих глаз и ушей, в отблесках свечей, происходило нечто прекрасное – перерождение человека.       – Софи? – мягко позвала ее Хелен. Скалли впервые слышала, чтобы ее называли этим сокращением от имени, которое ей даже не принадлежало. В этом было нечто настолько трогательное и нежное, что она сама ощутила на глазах слезы, а София наконец очнулась и подняла голову.       – Перед моим сыном, – уверенно произнесла она, и зал отреагировал на ее слова одобрительным гулом.       Пол, улыбнувшись, присел рядом с ней и взял ее за руку.       – Вот теперь мы наконец-то слышим правду. – Он вскочил на ноги и вновь заговорил – гораздо громче, обращаясь одновременно к Софии и к залу. – Мне жаль, если я причинил тебе боль, но только через боль, прожитую снова и снова, мы можем достичь настоящего просветления и сбросить бремя своих грехов.       Скалли вытерла мокрые от слез щеки. Она надеялась, что Алекс был где-то здесь и слышал это.       – Спасибо, София, – сказал Пол, снова взяв ее руку в свою. – И твою следующую сессию – настоящую сессию – мы начнем с того, что случилось после смерти твоего мужа, а не до нее. Хорошо?       – Да, – страстно ответила София, вдруг прижавшись губами к его руке. – Спасибо, Пол. Спасибо.       – Да будет так. – Сориани снова отступил в тень, позади Софии. – Хелен, ты готова?       Скалли вмиг забыла о Софии. Ее взгляд был прикован к Хелен, а ногти непроизвольно впились в кожу крепко сжатых от волнения и напряжения рук. Она не выдержит, если Пол начнет точно так же давить на нее.       Хелен долго молчала, прежде чем, вздохнув, заговорить:       – В своей семье я всегда была белой вороной. Точнее – неудачницей. Мои брат и младшая сестра оба получили стипендию на обучение в колледже, а я… – Она грустно улыбнулась. – Я с трудом окончила школу и понятия не имела, что делать с собой дальше. Мама сказала прямым текстом, что мне лучше поскорее выйти замуж и хотя бы дать им возможность повозиться с внуками, потому что ни на что другое я не способна. Тут-то и случилось самое страшное. Я оказалась неспособна и на это, потому что…       Она резко замолчала. Какое-то время в зале не раздавалось ни звука, но Пол наконец отреагировал:       – Все в порядке, Хелен. Помни: здесь тебя никто ни за что не осудит.       Она кивнула и тихо продолжила:       – Потому что я влюбилась в девушку.       – Расскажи о ней, – мягко попросил Пол.       – Ее звали Джули. Мы вместе учились, но я никогда не обращала на нее особого внимания. А потом мы пересеклись на одной вечеринке. – Голос Хелен зазвучал громче, полился свободнее, словно подчиняясь естественному движению истории, которую она наверняка рассказывала уже не раз. – После того, как все разъехались, мы еще долго сидели на холме, разговаривали, любовались на огни ночного города… Конечно, мы обе слегка перебрали с алкоголем в тот вечер, но все словно произошло само собой. Как будто так и было нужно. Я впервые… – Хелен счастливо улыбнулась своим воспоминаниям. – Я впервые ощущала себя так, словно сделала что-то правильное. Словно наконец-то посмотрела на свое отражение и увидела саму себя, а не какую-то незнакомку.       Скалли почувствовала, что улыбается вместе с Хелен. Та страстность и искренность, с которой она произносила свои слова, была заразительной.       – А потом моя жизнь покатилась по наклонной, – сказала Хелен внезапно поблекшим голосом. – Джули куда-то уехала и не отвечала на мои звонки. Впрочем, позже я узнала, что это была ложь: она просто избегала меня. В конце концов ей пришлось прямо сказать мне правду: что та ночь была ошибкой, она была пьяна и хочет забыть об этом навсегда. Это был удар под дых, но я бы пережила его, если бы не то, что случилось дальше.       Хелен перевела дух и, бросив на Пола быстрый взгляд, продолжила:       – От меня в одно мгновение отвернулись все мои друзья. Парни показывали на меня пальцем и оскорбляли, подруги отказывались со мной разговаривать и перешептывались за моей спиной. Было нетрудно понять, что произошло. Единственное, что я поняла не сразу, – что все это дело рук самой Джули. Она смотрела мне в глаза и смеялась надо мной. И подначивала всех наших общих знакомых. Само собой, она перекроила правду, когда рассказывала историю всем остальным. По ее версии, я была… – Хелен поморщилась, словно от боли. – Чокнутой «ковырялкой». И пыталась ее совратить. Я так и не поняла, зачем она это сделала.       – Правда? – тихо спросил Пол.       Хелен замолчала, но через какое-то время ответила:       – Джули была популярной девушкой. Красавицей, отличницей, из хорошей семьи. Парни увивались за ней, девчонки восхищались. Думаю, она испугалась за свою репутацию. – Она пожала плечами. – Я родом из маленького городка, где все друг друга знают. Слухи разлетелись быстро. Не успела я опомниться, как отец выставил меня из дома. Сказал, что ему в семье не нужны «гребаные извращенки». Мама пыталась вступиться, но не слишком-то рьяно. Только плакала, обещала уговорить его меня простить, умоляла вернуться, когда я «одумаюсь». И дала немного денег.       Она перевела дыхание.       – Я не вернулась, конечно. Не потому, что не хотела, а потому что связалась с дурной компанией. Сначала была выпивка, потом – наркотики. Честно говоря, я плохо помню тот период. Но мне нравилось, что на меня всем наплевать. Никто ничего от меня не ждал, никто ни за что не осуждал. Я все время была в каком-то забытьи, жила от дозы до дозы. Вот только деньги быстро кончились. Ну а дальше… – Она невесело улыбнулась. – Обычный путь наркоманки. Проституция, мелкое воровство. Я все еще жива только благодаря подруге моей матери. Гретчен нашла меня и вытащила из этого дерьма. Дважды. Из первой клиники я сбежала и пустилась во все тяжкие. Даже пыталась перерезать себе вены. Но благодаря Гретчен я здесь. Когда все это случилось, она не вступилась за меня, и, думаю, ее до сих пор мучает чувство вины.       – Мы помним Гретчен, – уважительно произнес Пол, и многие из присутствующих в зале активно закивали.       – Я знаю, что у многих здесь есть на сердце тяжелый грех, – сказала Хелен, окинув зал взглядом, словно прося прощения за свои слова. – Я перед многими виновата. Перед теми, у кого уводила бумажники и кому разбивала стекла в машине, чтобы вытащить с переднего сиденья сумку с деньгами. Перед теми, кого обманывала ради дозы, хотя они – такие же конченые наркоманы, как я, – поступили бы со мной точно так же. Даже перед своей семьей, пусть даже они сами отреклись от меня. Но не это затягивает меня назад.       – Так к кому бы ты хотела обратиться, Хелен? – спросил Сориани.       Она подняла голову и посмотрела прямо в лицо Софии. Пару минут царила полная тишина, но потом Хелен заговорила:       – Джули… Пол прав: я знаю, почему ты это сделала. Ты запаниковала от страха, что я разрушу твою жизнь так же, как ты разрушила мою. – Голос Хелен сломался, а по щеке покатилась слеза. – И от того, что ты узнала о себе что-то, чего никогда не подозревала и что напугало тебя до чертиков. И знаешь, что? Мне тебя жаль…       – Стоп! – раздался вдруг громкий возглас Сориани, и его решительно вскинутая рука моментально перетянула на себя внимание присутствующих. – Тебе ее жаль? Какого черта тебе ее жаль, Хелен?       Та недоуменно моргала, удивленная резкостью Пола так же, как все остальные,.       – Мне жаль, что она так и проживет всю оставшуюся жизнь в страхе перед мнением остальных. Что она…       – Хелен! – Сориани навис над ней и наклонился поближе, но без всякой мягкости во взгляде. – Ты – слабовольный, бесхарактерный, ведомый человек. Вечная жертва. И в твоих бедах всегда виноват кто угодно, только не ты сама.       Плечи Хелен поникли, а Скалли ощутила острое желание подбежать к ней и увести куда-нибудь подальше. Даже София, не понимая, что происходит, переводила взгляд с Хелен на Пола и обратно, судорожно теребя подол своего балахона.       Сориани, не отводя взгляд от Хелен, продолжил:       – Но ты не одна такая. Таких людей – большинство. Даже в этом зале. – Его голос заметно смягчился, и Хелен посмотрела на него с благодарностью, утирая рукавом слезы. – Никто здесь не посмеет осудить тебя за это. Ты такая, какая есть. Но значит ли это, что ты предательница? – Он обращался к залу, и присутствующие хором ответили:       – Нет!       – Что ты лжешь и идешь по головам других?       – Нет!       – Что ты бьешь ножом в спину тех, кто тебе доверился?       – Нет!       – Хелен?       – Нет, – прошептала она.       – Так какого же черта ты ее жалеешь? – спросил Пол совсем тихо, сев напротив Хелен – так близко, что между ними оставалась всего пара дюймов. – Какого черта навязываешь нам и себе эту идиотскую виктимную христианскую мораль? Око за око, Хелен. – Напомнил он ей, погрозив пальцем. – Давай-ка попробуем еще раз. – Он похлопал ее по плечу и снова отошел в тень.       У Хелен ушло не меньше минуты на то, чтобы собраться с духом. София наклонилась к ней и взяла ее ладони в свои.       – Не бойся, – едва слышно сказала она. – Давай.       Хелен вскинула голову, и теперь выражение ее лица было пугающим. В глазах горела такая злоба, на какую, казалось, она по природе своей не была способна.       – Джули Паркинс, – громко сказала она не своим голосом, – я много раз думала о том, как выберусь из всего этого дерьма, найду тебя и пырну ножом. А потом буду смотреть, как ты истекаешь кровью. – Последние слова она прошипела с поистине садистским наслаждением. – Но нет, я не позволю тебе уничтожить меня еще раз. Я просто буду жить дальше, тебе назло, и надеяться – со всей возможной силой, – что однажды кто-нибудь разрушит твою никчемную, жалкую, идеальную жизнь. Что твоя карьера окончится, не начавшись, что твой муж наставит тебе рога, что никогда – никогда! – ты не встретишь человека, который будет тебя любить. – Она говорила все быстрее, подогревая сама себя, и вдруг одним рывком бросилась к Софии и сомкнула руки на ее шее. – Надеюсь, что твоя красота исчезнет без следа, что твой дом сгорит ко всем чертям…       Кольцо ее рук все сильнее сжималось на шее Софии, а та, лишь тихо постанывая, пыталась их расцепить, но Сориани, кажется, не намерен был вмешиваться. Скалли же чувствовала себя так, будто приросла к полу. Происходящее настолько завораживало, что не сработал даже ее врачебный инстинкт.       – Надеюсь, ты проживешь долгую-долгую жизнь и успеешь увидеть, как умирают все, кого ты любила, – продолжала яростно тараторить Хелен. – Надеюсь, твои выродки сдохнут у тебя на глазах!       Последние слова испугали ее саму, и Хелен, очнувшись, отпустила Софию. Зажав себе рот рукой, она заплакала, а София, переведя дух, притянула ее к себе, чтобы обнять.       Сориани вышел в центр зала.       – Спасибо, Хелен. И спасибо Софии за ее помощь, – произнес он, явно удовлетворенный всем услышанным. – Нет смысла корить себя за свои истинные чувства. – Теперь он обращался ко всем сидящим в зале. – Это были жестокие слова, но это всего лишь слова. Только произнесенные и прожитые тысячу раз, они принесут освобождение. И тогда в них больше не будет нужды.       София увела плачущую Хелен со «сцены», и в зале загорелся свет.       – Я благодарю всех членов общины «Талион», – торжественно произнес Сориани, скрестив руки за спиной. – Око за око, грех за грех.       – Благоденствуй! – ответил ему зал, и Скалли осознала, что впервые это слово сорвалось с ее уст само собой.