***
Ее трясло. Что-то разом изменилось в ней. Ей казалось, что она вдруг вынырнула из другого, параллельного мира, в котором до последнего вела свое неестественно-комфортное существование. Словно та Дана Скалли, из прошлого, вдруг прервала ее глубокий сон-забытье и принялась трясти за плечи, веля немедленно проснуться и вспомнить, кто она на самом деле. «Кто я?» Она скинула с себя одежду прямо там, в комнате, – с такой решимостью, будто та обжигала ей кожу. Ей было плевать, что кто-то может вернуться и увидеть ее. Наспех свернув балахон и с отвращением засунув его под мышку, она голышом, не замечая колючего промозглого воздуха, дошла до ванной комнаты и нырнула в душ. Вода была омерзительно-гадкой температуры – едва теплой и оттого казавшейся холоднее, чем ледяная. Но ей было все равно. Она и так дрожала, пусть и не от того, что мерзла, а кожа горела и с наслаждением впитывала струи прохладной воды. Когда Скалли вышла из душа и, преодолев брезгливость, надела балахон прямо поверх голого тела, решив пренебречь бельем, ей стало немного лучше. Судя по царившей в доме тишине, ее не искали. И, возможно, даже не хватились. Должно быть, все остались там, в зале, наслаждаться собой и своим единением. Но в тот момент, когда она, не успев додумать свою мысль до конца, с облегчением опустилась на пол, кто-то постучал в дверцу душевой. Скалли моментально вскочила на ноги. – Эй, ты там? – послышался вкрадчивый тихий голос. Майкл. Отпираться было бессмысленно, и она, откашлявшись, ответила каким-то чужим голосом: – Да, все нормально! Черт, он же слышит, что вода не течет. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что она просто прячется тут от остальных. Вздохнув, Скалли потянулась к ручке и, открыв дверцу, снова сползла по стене на пол. Он выглядел искренне встревоженным и, окинув ее оценивающим взглядом, сел рядом. – Меня ищут? – шепотом спросила она. – Нет. – Майкл помотал головой, успокаивающе положив ладонь ей на колено. – По-моему, никто не заметил, что ты сбежала. Кроме меня. Послушай… Она решительно подняла руку, остановив его на полуслове. – Не надо. Скажи мне только одно. – Скалли вперилась в него долгим пронзительным взглядом, смотря прямо в глаза. – Ты считаешь, это было… правильно? Он не спасовал под ее напором и через мгновение ответил, не отрывая взгляда от ее лица: – Нет. Но это было необходимо. – Да как ты?.. – прошипела она, с омерзением сбросив со своего колена его руку и вскочив на ноги. Но он не отстранился, напротив – так же быстро поднялся с пола и придвинулся вплотную к Скалли, положив руки по обе стороны от нее и буквально вдавив ее в широкую, выступающую на десяток дюймов кафельную полку позади. – Послушай, – громким шепотом произнес он прямо у ее лица. Его дыхание коснулось кожи, обдав холодком, и она вдруг осознала, что ее щеки мокрые от слез гнева. Майкл положил руки ей на плечи и слегка встряхнул ее. – Пол совершил ошибку. Ему следовало наказать ее, но не так. Не так… – Его захват вдруг ослаб. Он отстранился, словно внезапно почувствовал усталость, и провел рукой по лбу. – Я скажу тебе кое-что. Тебе одной. Мне кажется, «Талион» перерос своего создателя. Понимаешь, что я имею в виду? Он вновь подошел ближе, но его взгляд смягчился, и Скалли кивнула в знак того, что слышит его. – История с Тео была первым звоночком… – Ты знал, – прошептала она на выдохе. Майкл кивнул. – А еще я знаю кое-что, чего, вероятно, не знаешь ты. Как ты считаешь, кто был отцом ее ребенка? – Скалли молчала, глядя ему в глаза. – Тео никому ничего не говорила. Не просила о помощи. Как думаешь, почему? – Пол… – едва слышно произнесла она, пока Дана Скалли из прошлого заунывным тоном мысленно напоминала ей, что сексуальная распущенность – неотъемлемый атрибут любого лидера любой секты и прилагается к власти по умолчанию. – Пол стал ошибаться, – резюмировал Майкл. – Возможно, ему нужно на время занять место ведомого, а не ведущего. А Хелен… Хелен нужно помочь. И мы поможем ей. Слышишь? – Он протянул руку и убрал прядку влажных волос с ее лица. – Ты удивительный человек. – Майкл сделал еще один шаг к ней и перешел на шепот, наклонившись к самому ее уху. – Добрый и справедливый. Такие люди и должны вести других за собой. Только… – Его руки скользнули по ее бедрам и обхватили ее за талию. – Нужно быть терпеливее. Он посмотрел ей в глаза и улыбнулся, и вдруг, впервые за последнее время, Скалли почувствовала, что согревается. Не физически, а по-настоящему – тем теплом, что исходит изнутри, когда ты ощущаешь себя в комфорте и безопасности и видишь рядом того, кто всегда подставит свое плечо. Какая-то назойливая, неуловимая мысль – или, быть может, голос той, прежней, Даны Скалли? – будто бы пытался пробиться через эту ватную пелену, крича и надрываясь, как разъяренный подозреваемый за звуконепроницаемой перегородкой, но тщетно. Она потянулась к нему первой, и уже спустя секунду поцелуй полностью вышел из-под ее контроля. Впрочем, именно сейчас ей не хотелось контролировать ровным счетом ничего. Его язык, с легкостью преодолев преграду в виде ее зубов, проник внутрь и скользнул по ее собственному языку. Это всегда безумно заводило ее, и сейчас от нахлынувшей волны возбуждения у нее подкосились ноги и зазвенело в ушах. Она громко застонала и схватила Майкла за рубашку. Лишь последние крупицы самообладания остановили ее от того, чтобы одним движением просто разорвать ткань, настолько невыносимым было ее желание наконец-то коснуться его обнаженной кожи. Трясущимися пальцами она неловко принялась расстегивать пуговицы одну за другой, каждый раз негодуя, что это все еще не последняя. В голове не было ничего, кроме монотонного гула, и, будь Скалли в этот момент способна к анализу собственной биографии, она без сомнений созналась бы сама себе в том, что это будет самый безумный, самый несвоевременный и самый небезопасный секс в ее жизни. Но ей было плевать. Дана Кэтрин Скалли, врач и федеральный агент, образец ответственного отношения к себе и своему здоровью, будучи на задании, при исполнении служебного долга, собиралась позволить едва знакомому мужчине отыметь ее прямо в этой грязной душевой, не заботясь ни о предохранении, ни о профессиональных последствиях своих действий. И от этого голову кружило не меньше, чем от нестерпимого, животного желания ощутить мужчину внутри себя. Одним резким, грубым движением Майкл схватил ее за волосы и, потянув за них, заставил запрокинуть голову. Его рот с жадностью впивался в нежную кожу ее шеи – с одной стороны, потом с другой и посередине – в ложбинке между ключиц, оставляя засосы, которые, вероятно, трудно будет скрыть. Он прикусил зубами мочку ее уха – сильно и болезненно, но это было именно то количество боли, которое возбудило ее еще больше, и Скалли, приникнув к его уху, принялась нашептывать слова, которых сама не осознавала и сама не могла разобрать. Но, судя по тому, что он протяжно зарычал, снова грубо накрыв губами ее губы, могла побиться об заклад, что в этой несдержанной бессвязной мольбе прозвучали фразы, которые она едва бы произнесла в здравом уме и твердой памяти. «Трахни меня, умоляю, давай…» – услышала она словно откуда-то со стороны и так же отстраненно с внезапным сожалением подумала: «Это кончится быстро». Его руки скользнули по ее бедрам снизу вверх, увлекая за собой грубую ткань балахона. «Как хорошо, что не придется возиться с бельем», – мелькнула в ее голове еще одна мысль, пока дрожащие пальцы пытались справиться с пряжкой его ремня. Она услышала звук падающих на пол баночек с шампунем и мылом, сметенных, по-видимому, рукой Майкла. Одно усилие с его стороны – и Скалли оказалась сидящей на той самой кафельной полке, удачно оказавшейся прямо позади них. Когда он вошел в нее, она задержала дыхание и замерла, словно само ее тело противилось тому, чтобы тратить силы на какие-то другие ощущения, помимо тех, что сейчас вынуждали ее терять голову. Какое-то время Майкл тоже не двигался: она слышала его шумное, сдавленное дыхание и почувствовала, как он придвинулся ближе, слегка навалившись на нее, чтобы удержать весом своего тела. Обоняние вернулось к ней, и в нос ударил запах секса – пота, смазки и терпкого мужского аромата. Новый прилив возбуждения заставил ее вернуться в реальность и распахнуть глаза. Он словно ждал этого сигнала, тут же начав двигаться – сначала бережно, пытаясь выдерживать небыстрый темп. Но, кажется, сам понимал, что это не то, чего она хочет, и не то, к чему должен был привести этот рискованный экспромт. Ей достаточно было всего раз укусить его за шею и, слегка оттянув кожу зубами, хрипло прошептать: «Сильнее», чтобы он увеличил амплитуду и принялся впечатывать ее в стену, не обращая внимания на скользкий пол, мешающиеся под ногами небрежно сброшенные на пол бутылочки и недостаток места и ничуть не заботясь о том, что с каждым его ударом она ощутимо впечатывалась спиной и затылком в кафельную стенку. Сама Скалли почти не замечала боли. Та была лишь завершающей, финальной нотой в этом маятнике наслаждения: его член входит в нее так глубоко, что мошонка с возбуждающим в своей бесстыдности звуком шлепает по промежности, – волоски на лобке щекочут возбужденный клитор – ее голова и плечи безжалостно стучатся о стенку, что делает все ощущения еще острее. И цикл повторяется – снова и снова. Ей хотелось, чтобы это продолжалось бесконечно, но она чувствовала, как ему становится все теснее внутри нее. Сама она больше не могла ни стонать, ни шептать, и издавала лишь невнятные хрипы. После очередного толчка Майкл задержался внутри чуть дольше, прижавшись к ней всем телом, и она подалась ему навстречу – так, чтобы ее отчаянно жаждущий внимания клитор потерся о кожу его живота. «О господи, наконец-то», – мелькнула в ее голове мысль, кажется, единственная за последние бог знает сколько минут. Она не думала, что сможет кончить без участия своих или чужих рук или языка, но ей казалось, что это вот-вот произойдет. Как вдруг, за секунду до неизбежного, он стремительно вышел из нее. Издав долгий разочарованный стон – последнее, на что были способны ее легкие, и пытаясь не выпустить его из ловушки своего тела, она потянулась за ним, чуть не рухнув с чертовой полки. «Неужели я не заметила, что он кончил?» – с ужасом подумала она, мысленно приготовившись в этом досадном случае завершить начатое прямо здесь, у него на глазах, своими собственными пальцами – то, что в другой ситуации, постеснявшись, припасла бы для секунды уединения с собой. Не успела она перевести вопросительный взгляд с его твердого, блестящего от смазки члена на лицо Майкла, как он снова оказался рядом и, резко обхватив обеими руками, одним движением развернул ее спиной к себе. Его ладонь жестко легла на ее затылок, и, подчиняясь бескомпромиссному нажиму, она выгнула спину, упираясь руками в злосчастную полку. Он с легкостью проник в ее податливое нутро, почти доставая до самой чувствительной точки. Один удар за другим, и она вновь ощутила нарастающее возбуждение, лишь усиливавшееся в этой позе, в которой она была совершенно беспомощной и полностью отдавала контроль в его руки. Майкл подтолкнул ее коленом, заставляя пошире расставить ноги, и навалился сверху, вновь впившись губами в кожу между ее шеей и ухом. Его рука, обветренная от тяжелой работы и постоянного холода, скользнула по нежной коже ее живота, и Скалли взвыла от нетерпения. Он помедлил пару секунд, словно дразня ее, но не прекращая насаживать на свой член, до синяков сжав другой рукой ее бедро. Его пальцы соскользнули с ее живота, как вспорхнувшие с цветка бабочки, и оказались на ее подбородке, а потом – еще чуть выше – на щеках. Шершавая подушечка большого пальца прочертила линию по гладкой коже, а Скалли, словно угадав замысел Майкла, взяла его указательный палец в рот и провела по нему языком, поймав себя на мысли о том, что, кончив, с радостью проделала бы то же самое с его членом, если бы это не означало, что ему придется перестать трахать ее. Он застонал и обхватил горячими губами мочку ее уха, а его влажные пальцы наконец оказались там, где Скалли мечтала почувствовать их с самого начала. Она не успела осмыслить происходящее или как следует насладиться им. Пара легких очерчивающих движений, два уверенных нажатия – и она кончала, вздрагивая и извиваясь, как пришпиленное иглой насекомое. Собственные ощущения настолько поглотили ее, что она с трудом расслышала через окутавшую ее пелену протяжный хриплый стон Майкла. И окончательно очнулась только тогда, когда его обмякший член выскользнул наружу и по ее ноге потекла тягучая теплая струйка спермы.Глава 15
20 августа 2019 г. в 21:09
– Как вы все знаете, один из наших братьев… покинул нас.
Эта фраза вывела Скалли из лихорадочного ступора, в котором она пребывала со вчерашней ночи. По счастью, ее состояние не бросалось в глаза на фоне остальных членов общины. Бессонные часы, проведенные в беготне по холодному мокрому лесу, не добавили бодрости никому из «братьев и сестер».
Сориани откашлялся и окинул взглядом зал. На его последние слова никто не отреагировал.
– Если от Юджина не будет вестей, – продолжил он, – мы непременно сообщим об этом в полицию в положенные сроки. А пока будем надеяться на лучшее.
Слова Пола с трудом просачивались в ее сознание через туман забытья, но последнее замечание показалось Скалли настолько забавным, что она едва не хмыкнула вслух. Дважды судимый маргинал исчез из религиозной общины на Богом забытом островке в Мэне. Да, полиция непременно бросит на это дело все силы.
Она была почти уверена в том, что Пол сказал это лишь для того, чтобы успокоить свою паству. Точнее, тех немногих, кого всерьез тревожила судьба Юджина.
– Сегодня, братья и сестры мои… – Как только Пол переключился в более комфортный и привычный для него режим, его голос зазвучал совсем по-другому. Пропала и очевидная и столь непривычная для него нервозность, сквозившая в каждом слове и жесте. – …Я хотел бы поговорить с вами о послушании и о том, что оно значит для «Талиона». – Скалли ни с того ни с сего вновь послышались в его голосе что-то необычное, опасное. Под ложечкой противно засосало. – «Талион» – это единый организм, – продолжал Пол, – где каждый из вас существует в симбиозе с другими. И все вы… – Он обвел рукой зал, а потом прижал ее к груди, – существуете в симбиозе со мной. «Я есмь пастырь добрый: пастырь добрый полагает жизнь свою за овец». – Сориани спустился со своего постамента и вышел в самый центр зала. – «Талион» – детище мое, и вы все – дети мои. Ваши грехи стали моими. Ваша жизнь стала моей. И что бы я ни делал, я делаю это во благо вам.
Внезапно Скалли вспомнила, когда в голосе Пола звучали такие же – стальные, пропитанные раздражением – нотки. Вчера, когда Хелен отказалась выполнять его приказ. Она похолодела от ужаса. «Поговорить о послушании…»
– Одна притча гласит, что однажды суфийский мастер, сидя в окружении учеников, почувствовал сильную жажду. И попросил маленького мальчика принести ему из колодца воды. – Сориани, сложив руки за спиной, мерил зал шагами, сосредоточенно глядя себе под ноги. – Он дал ему глиняный кувшин и сказал: «Этот кувшин дорогой, смотри не разбей его». А потом ударил его и с этим отправил в путь.
Он остановился и сделал долгую многозначительную паузу.
– Ученики суфия не поверили своим глазам, и один из них спросил: «За что ты наказал его, мастер? Что он сделал?» «Ничего, – ответил суфий. – Но когда бы он разбил кувшин, какая польза была бы в наказании?»
Скалли, судорожно комкая в руках край балахона, посмотрела на сидевшую через стул от нее Дафни. Ее глаза были сощурены, челюсти – плотно сжаты. А в глазах было написано опасение.
– Я, – продолжал Пол, – совершаю эту ошибку раз за разом. Иногда лучше наказать впрок, чем наказать после. Но и то, и другое лучше, чем не наказать вовсе. Попустительство порождает непослушание. Непослушание порождает хаос. Хаос – конец всему.
Скалли лихорадочно выискивала глазами Хелен и наконец нашла. Она сидела в первом ряду и неотрывно смотрела на Пола. Расшифровать выражение ее лица было невозможно. Но страха на нем не было.
Сориани подошел к ней и протянул ей руку. С готовностью избранной на заклание овцы Хелен встала, и Пол потянул ее за собой в центр зала. А потом, положив руки ей на плечи, улыбнулся и поцеловал ее в лоб.
– Прости меня, Пол, – прошептала она, но в зале стояла такая тишина, что было слышно каждое ее слово.
– Ты ведь понимаешь, как я должен поступить? – спросил он, слегка наклонившись и заглядывая Хелен в глаза.
Она кивнула и несколько раз моргнула, пытаясь сдержать слезы. А потом одним движением, поведя плечами, скинула с себя балахон, прикрыв руками обнаженную грудь, и, повернувшись спиной, оперлась руками о стену.
Скалли уже понимала, что случится дальше, но ее разум упорно отказывался в это поверить. Ощущение, что ее сознание словно раздирает на две части, вернулось вновь.
Пол был прав.
«Наказывай сына своего, доколе есть надежда, и не возмущайся криком его».
«Кого я люблю, тех обличаю и наказываю».
«Как отец милует сынов, так милует Господь боящихся его».
Вот только что-то внутри нее отчаянно противилось происходящему. И когда Хелен вскрикнула от первого удара хлыста, она зажмурилась и закрыла уши руками. И только странное чувство стыда перед Хелен, будто она бросает ее один на один с несчастьем, заставило Скалли открыть глаза.
Один удар. Второй. Третий. После пятого Скалли перестала считать. Шоколадная кожа Хелен, еще недавно такая гладкая и красивая, теперь была сплошь покрыта широкими кровавыми полосами. Они расчерчивали спину, превратив ее в подобие какого-то абстрактного живого полотна, и Скалли поймала себя на том, что заворожена этим зрелищем: когда Сориани наносил следующий удар хлыстом, как художник, пишущий картину размашистыми мазками, предыдущий как раз успевал превратиться из тонкой бледной линии в ярко-красную черту. Иногда хлыст сдирал кусочки кожи или прорезал ее настолько глубоко, что кровь брызгами взмывала в воздух.
Скалли покосилась на Дафни. Та сидела, вытянувшись по струнке и, не моргая, смотрела вперед. Ее губы тряслись, лицо побелело. Не замечая, что по щеке бежит слеза, она вздрагивала с каждым ударом, словно пороли ее. В этой картине скрывалась какая-то отгадка, нечто важное, но Скалли не могла сосредоточиться и «нащупать» его.
Экзекуция, казалось, продолжалась целую вечность. Зал безмолвствовал. Пол отстраненно-равнодушно наносил по исполосованной спине Хелен один удар за другим. Она проходила через испытание достойно, лишь сдавленно вскрикивая каждый раз, когда хлыст со свистящим звуком соприкасался с ее кожей.
Хелен не стала бы плакать от боли. Боль не шла ни в какое сравнение с унижением, а унижения Хелен принимала как должное. Если бы Полу пришлось выволакивать ее в центр зала и привязывать, чтобы выпороть, Скалли было бы проще. Но видеть, как покорно Хелен принимает наказание – так, словно она заслужила каждый удар этого чертового хлыста и даже больше, было невыносимо.
Наконец Сориани остановился, и Хелен, шумно выдохнув, прислонилась лбом к холодной стене.
Пол обернулся к залу, и Скалли, только успевшая немного перевести дыхание, вновь напряженно сжала руки в кулаки.
– Вы знаете правила, – хрипло произнес Сориани. Его лоб покрылся испариной, а в глазах был жутковатый блеск – будто он испытывал удовольствие от происходящего. Или просто вошел в раж. – Я выберу троих, – добавил он.
Прежде чем она догадалась, что это значит, Дафни подскочила со своего места и бросилась к Полу.
Скалли не хотела знать, зачем. Не хотела знать, чем это кончится. Не хотела знать, кому придется взять хлыст в руки и ударить им ни в чем не повинную женщину.
Адреналин наконец сделал свое дело, и решение было принято моментально, а тело отреагировало с давно забытой прыткостью. Воспользовавшись суматохой и замешательством, возникшим после неожиданного демарша Дафни, она пригнулась, чтобы остаться незамеченной и выскользнула из зала, беззвучно просочившись через приоткрытую дверь.