Сальто!

      Лето выдалось жарким, вопреки ожиданиям. Даже вечерами, когда, казалось, на город должна опускаться приятная прохлада, все равно воздух оставался душным.       Чонгук рад, что сегодня ему не нужно показывать носа на улицу, а есть возможность развалиться дома на мягком диване под кондиционером. Однако в помещение через широкие окна все равно обильно течет солнечный свет, и отсутствие штор не дает Чонгуку избавиться от него.       Единственное, он не очень рад, что лежать ему не с книжкой, а с рабочими документами.       Одному дома скучно, и, как бы глупо ни звучало, Чонгуку становится одиноко, когда под руку не лезет Тэхён. Сейчас от стен отскакивает только тихий гул посудомоечной машины и со стороны ванной слышен писк сушилки. А так Чонгук привык, что где-то рядом шебуршит Тэхён, заваривая себе чай, складывая одежду или кутаясь в плед под боком на диване. Тэхёну нравится морозить кондиционером всю квартиру, лишь бы прилечь к Чонгуку в объятия без риска быть согнанным.       Без Тэхёна квартира пустая и совсем не ощущается как место, которое называешь домом.       Они вместе уже четыре года. Четыре года, должные казаться необычайно длинными, пролетели в один миг. Казалось бы, Чонгук познакомился с Тэхёном буквально вчера, а сегодня уже влюблен без памяти и не знает, как будет жить, если вдруг снова останется один.       Дело было четыре года назад таким же жарким летом. Тогда Чонгук только поступил в университет на первый курс факультета управления бизнесом. На тот момент родители оставили ему здание и переехали жить в Канаду, чтобы научиться торговать за границей, а сына решили учить самостоятельности.       Чонгук любит финансы и любит руководство предприятиями, но адаптироваться было трудно, особенно сложно давалась сессия. На первом курсе он не рассчитал силы и время, потому за один из своих экзаменов получил неуд. Он был расстроен, зол и крайне разочарован, ведь шел на повышенную стипендию, так рвал зад ради этих пятерок, и вот так вот глупо упустил из виду один из предметов.       Домой он возвращался где-то часов в восемь вечера — его задержали в деканате, сказав, что вопрос о его пересдаче решит комиссия. И он, еще больше угнетенный неизвестностью, уныло поплелся домой.       Университет и тогда находился рядом с домом, хоть сейчас Чонгук и переехал. Дорога до дома занимала минут двадцать пешком, и он всегда любил прогуливаться через университетский парк. В этом парке тихо, удобные скамейки, декоративные статуи и красивый фонтан. Там часто обедают студенты в теплые времена года.       Чонгук не шел домой, а именно плелся, еле волоча ногами по земле. Учеба его и так вымотала, а тут еще и этот неуд, портящий статистику не только ему, но всей группе. Ко всему прочему из-за этого неуда ему временно запретили участвовать в клубной деятельности, при том что на носу были соревнования баскетбольной команды, где он, на секундочку, один из форвардов. Уныние просто присело Чонгуку на шею, свесив ножки, и совсем не собиралось отпускать. Потому он просто молча шагал под заходящим солнцем, шумно вздыхая каждые пару минут.       Мысли были забиты учебой, терминами или сожалениями о недосказанных ответах. И Чонгук совсем не ожидал, что перед ним выскочит какой-то парень, преграждая дорогу.       — Привет, — бодро пробасил тот, вытягивая ладонь для рукопожатия, — не против познакомиться?        Чонгук был вынужден поднять глаза с земли, и, правда, незнакомец перед ним выглядел добродушным и милым, особенно когда улыбался так широко и искренне. Но Чонгук был не в настроении от слова «совсем». Какую бы веселую этот парень ни излучал ауру, Чонгук все равно сказал бы ему нет, даже если его забросят назад в прошлое.       Ему не хотелось знакомиться с кем-либо в тот день, потому он покачал головой и, не особо засматриваясь на паренька, сразу двинулся дальше.       — Прости, я не в настроении для знакомств.       Чонгуку думалось, что от этого он расстроен еще больше. У него были друзья, на потоке в нем души не чаяли, многие знали его в лицо и часто, когда он шел по коридору, с ним здоровались почти все, даже те, кого сам Чонгук видел впервые. Ему нравилось заводить друзей, особенно после того, как он раскрылся на первом курсе — стал общительным, больше улыбался и охотно разговаривал. И вот, когда такого милого парня пришлось отправить налево, он почувствовал себя еще более подавленно.       Чонгук решил пройтись рядом с рекой и направился к лестнице. У парка была мостовая, ограждающая реку, куда можно спуститься. Ландшафт парка сам по себе представлен выступами и пьедесталами, поэтому центральный фонтан точно так же расположен на уровень выше.       Не трогая перил, Чонгук медленно спускался по ступенькам на широкую мостовую дорогу, овивающую реку с двух сторон. Каждые сто метров над рекой протягивались мосты для удобства прогулки, и непременно все освещалось фонарями.       Мостовая пустовала, как и парк в целом. Было немноголюдно с самого начала дня, а на тот момент и вовсе не осталось людей.       — Эй!        Чонгук не дернулся, но голову повернул, тут же ошарашенно замирая. Прямо перед ним, спрыгнув с уровня повыше, приземлился тот самый парень, выкрутив в воздухе задний винт. Приземляясь ровнехонько лицом к лицу с ошарашенным Чонгуком, он снова ослепил широкой улыбкой и, казалось, засиял еще ярче от удачно выполненного трюка.       — Сальто! — громко выкрикнул тот, направляя пальцы обеих рук «пистолетом» на Чонгука. — Меня зовут Тэхён, и ты должен немедленно улыбнуться!       Реакция у Чонгука запаздывала, ведь, черт, перед ним только что с трехметровой высоты какой-то парень спрыгнул на мостовую, раскрутив в воздухе несколько оборотов. Чонгук пребывал в шоке, просто стоял с вытянутым лицом и хлопая глазами.       Со стороны его эмоция показалась недоуменной не в лучшем смысле слова, потому Тэхён выпрямился, неловко потупив взгляд в свои ноги.       — Блин, прости, просто ты показался таким грустным, мне хотелось развеселить тебя, — он почесывал затылок, ероша блондинистые волосы, чтобы после поднять полный надежды взгляд, — сальто — это же весело, верно?        Когда Чонгука отпустило, внутри резко стало легче. Выдох, вырвавшийся из груди, словно выветрил все держащие за горло печали, а раздражители показались забытыми в прошлом.       — Черт, — улыбка сама скользнула на лицо, — да, это правда, сальто было впечатляющим. Ты крутой.       Тэхён сразу же расцвел, сверкая взглядом, и вновь протянул руку:       — Тэхён.       Они пожали руки.       — Чонгук.       Чонгук улыбается, думая обо всем этом, потому что далеко не каждый день перед ним с неба падают парни, выкручивая крутые штуки. Конечно, у всех этих тэхёновских трюков есть названия, но для него это просто «крутые штуки». Чонгук часто созерцает некоторые элементы, потому что теперь каждый раз, когда Тэхён замечает закрывшегося от мира Чонгука, он делает:       «Чонгук, Сальто!»       Выкручивает перед ним неведанную жуть, с каждым разом все более и более сложную. Чонгук уже попривык за четыре года, но не может ничего с собой поделать, дергаясь, когда Тэхён оглушительно кричит «Сальто!»       Но это всегда было милым. Особенно когда, отмочив очередной трюк, Тэхён замирает, глядя на Чонгука во все глаза, мол, сработало-не-сработало, и ждет реакции. А что может Чонгук, если не улыбнуться? Как не улыбаться, глядя на этого дуралея, если он из кожи вон лезет, лишь бы Чонгук не запирался в себе. Такой он, этот Ким Тэхён, слишком сильно переживает и делает все, чтобы хоть как-то поддержать.       Тэхён чувствует себя одиноким, когда остается наедине со своими переживаниями, поэтому сам всегда стремится быть рядом, замечая чужую печаль.       Тэхён артист, на тот момент учившийся уже третий курс в академии циркового искусства. Вообще, умения и гибкость для таких выкрутасов у него пришли с детства, когда родители заставляли паренька ходить на гимнастику. После всю среднюю школу Тэхён пропрыгал с паркурщиками по гаражам и стройкам, лишь к старшей школе догадавшись, чем хотел бы заниматься.        Так Тэхён занялся акробатикой в самом чистокровном ее виде, особое внимание уделяя воздушным техникам. И, как итог, сейчас выступает на воздушных полотнах вместе со своим другом — единственные на всю арену гимнасты, имеющие номера в воздухе.       У Тэхёна был длинный путь, о котором он рассказал Чонгуку в тот же вечер в парке. О том, как уже тогда практиковался в цирке, как пару раз неудачно приземлялся, и, конечно, не упустил возможности показать еще пару приемов, от которых у Чонгука глаза на лоб лезли. Он до сих пор восхищен, как в таком элегантном тонком теле может быть столько силы для таких вещей.       Тэхён красив. Ради своей мечты он отказался от многих продуктов, чтобы соблюдать диету, и сейчас все еще поддерживает форму — ни грамма лишнего жира, только рельеф мышц, полосующих тело. Тэхён тонкий, как тростинка, тело его совсем не массивное, как у многих акробатов, а именно рельефное. Чонгук всегда поражался, ведь на первый взгляд по Тэхёну не скажешь, что он владеет этим телом даже больше, чем своим разумом.       «Мне нравится чувствовать, что мое тело полностью под моим контролем. Люблю ощущать легкость», — так он говорит.       Каждый раз, когда Чонгук приходит посмотреть на выступления своего парня, у него сердце замирает от любого резкого движения. Наземные выступления еще можно пережить, но вот полотна всегда вызывают у Чонгука желание принять пару таблеток успокоительного (пачку). Если Тэхён приходит к нему с билетами и упаковкой глицина, Чонгук сразу понимает, какой номер будет в этот раз.       Но Тэхён влюблен в полотна, а Чонгук влюблен в Тэхёна, поэтому держит свои возмущения при себе еще с тех пор, как они это обсудили и пришли к соглашению.       Чонгук откидывается на спинку дивана, упираясь взглядом в потолок. Эта квартира была куплена специально для Тэхёна. Чонгук выбрал двухэтажный лофт только ради одного: большое пространство и навесной второй этаж в виде балкона. Таким образом появлялось огромное пространство, не ограниченное потолком, и, когда Чонгук впервые пустил Тэхёна в эту квартиру, завязав глаза, он ожидал очень крепких объятий.       Чонгук сделал ему полотна. Два лучших белоснежных полотна закреплены к потолку, чтобы иметь возможность заниматься на них дома. Ради этой квартиры Чонгук продал подаренный родителями спорткар, променяв на машину попроще. И взгляд Тэхёна, когда он увидел полотно, стоил всех тех потраченных денег.       Однако Чонгук быстро пожалел о этих полотнах, потому что…       — Тэхён, это тебе не поможет, слезай и мой посуду.       Повиснув под потолком в поперечном шпагате, Тэхён, возмущаясь, скрестил руки на груди.       — Я мыл ее вчера! Сам мой.       — Ты мыл ее, когда там была одна тарелка, а не пятнадцать, — огрызнулся Чонгук, — я каждый день мою за тобой всю посуду, иди и прибери за собой.       — Сказал не пойду — значит, не пойду!       В итоге Чонгук просто психанул, уходя заниматься той же самой посудой.       — Ну и сиди там, все равно рано или поздно сам приползешь!       Тэхён действительно позже спустился сам, когда чрезмерно соскучился по родным рукам. Чонгук только из вредности пообижался, но сам долго не может злиться на него.       Так что, да, несладко жить, когда встречаешься с акробатом. Чонгук все еще помнит, как было неловко, когда родители приехали навестить их и нашли Тэхёна висящим вверх тормашками с игривой улыбочкой.       Его размышления прерывает трель мобильного телефона. На экране фотография Тэхёна в ворохе одеял — Чонгук сам сделал это фото, просто потому что не мог налюбоваться тэхёновским очарованием.       — Да, Тэ.       — Как твои дела? Ты кушал? Врач сказал тебе обязательно не пропускать приемы пищи.       — Будь уверен, я поел.       Чонгук смотрит на тарелку, забытую на кухонном столе, думая, что Тэхён слишком переживает за этот гастрит. Стадия ремиссии, но Тэхён все равно отслеживает каждый кусочек пищи, попадающий Чонгуку в рот.       — Я пересчитал еду в холодильнике и все равно узнаю, если ты не ел.       — Могу даже выслать тебе фотографию тарелок, — хмыкает Чонгук, зная, что проверит же.       — Вышли, я буду спокоен за твой желудок, — Тэхён молчит, слушая, как клацает Чонгук по клавиатуре, прежде чем испустить страдальческий вздох, — я так соскучился по тебе, отправь мне фотографию себя вместе с тарелкой.       — Ты ушел утром и уже заскучал?       — Тут Юнги и Чимин сюсюкаются каждые десять минут, — ноет он, и Чонгук не может не отпустить смешок в кулак, — я тоже хочу обнимашки. Ты что, ты там смеешься надо мной?       — Нет.       — Я слышал, ты точно смеялся. Смеешься над моей любовью? Вот начну игнорировать тебя, посмотрю, как посмеешься.       Чонгук ни на секунду не верит, потому что все такие мнимые угрозы воплощались в жизнь только на ближайший час. Тактильность Тэхёна всегда берет над ним верх, и он крадется со спины, чтобы оплести конечностями и повиснуть коалой, но лица не показывает, потому что признавать поражение не хочет.       — А силенок-то хватит?       — Нет, не хватит, но я должен был попытаться, — у Тэхёна в голосе слышится улыбка, от которой у Чонгука тоже появляется непреодолимое желание оказаться рядом и обнять, — у тебя все хорошо? Я просто хотел, чтобы ты вечером забрал меня. Я заканчиваю в девять, и мне страшно одному.       — Кому ты врешь, ты просто не хочешь идти один, а Чимин наверняка свалит куда-нибудь с Юнги, — закатывает глаза Чонгук, прицениваясь ко времени, успеет ли он закончить и все убрать. — Я приду за тобой, но мы прогуляемся пешком, не хочу ехать на машине.       — Не пропускай мои вопросы.       — У меня все хорошо, работаю понемногу. Для тебя тут тоже пара предложений, посмотришь вечером.       — М-м-м, новая одежда, мне нравится, — довольно тянет Тэхён, и на заднем плане кто-то его окликает. — Мне нужно идти, сейчас наше время.       — Будь осторожен, ладно? — голос у Чонгука становится серьезным, без намека на смешинки, потому что он действительно переживает. — Не перетруждай ногу. Если будет больно, скажи Чимину, чтобы вас спустили. Понял меня?       — Понял, понял, не волнуйся так, — Тэхён затихает на пару секунд, тише выдыхая, — я люблю тебя.       — Я тебя тоже, пиши мне.       Чонгук сбрасывает первым, грустно смотря в экран. Это обычное легкое растяжение, которые у Тэхёна всегда быстро восстанавливаются. Чтобы заставить его слезть с полотен, ногу надо как минимум сломать, и порой Чонгук устает с этим бороться.       Иногда это бывает действительно трудно, особенно когда случаются самые настоящие серьезные травмы.       Чонгук никогда не сможет забыть падение Тэхёна после неудачного обрыва. Одну из лент плохо закрепили новые работники, и во время кульминации выступления, когда Тэхен в свободном падении летел вниз, уверенный, что ткань его остановит, крепеж попросту слетел. Одно из полотен все-таки выполнило свою роль, а хорошая реакция Тэхёна и его партнера спасли ситуацию от непоправимых последствий.       Тогда отделались ушибом и вывихом, но что могло бы быть, не будь Тэхён таким внимательным во время выступления?       А что бы было, отпусти его Чонгук через три дня на арену?       Врач прописывал Тэхёну легкие нагрузки на ногу, чтобы вернуть мышцы в форму, а Тэхён рвался под купол, потому что выступление было важным для руководителя. В зале сидели новые спонсоры, которые на тот момент могли многое решить для всех артистов и рекламы, а номер Тэхёна и Чимина был ключом программы. Так как арена, где выступает Тэхён, против цирковых животных, у них выступают только люди, а так становится труднее удивлять публику.       Это был первый раз за два года отношений, когда Чонгук поднял на него голос.       — Какого хрена, Чонгук, — вспетушился Тэхён, узнав, что Чонгук звонил директору, требуя недопуска Тэхёна к номеру, — я должен выступить там, ты ведь помнишь, что мы единственные воздушные гимнасты на арене? Никто не может заменить меня.       — Пускай Чимин выступит один раз сольно, пока ты не выздоровеешь, — непреклонно отвечал Чонгук, даже не глядя Тэхёну в глаза, пока возится на кухонном гарнитуре с чаем.       — Это я буду решать, когда мне выступать, не смей решать за меня!       — Я один волнуюсь о том, что ты можешь пострадать еще больше, ты видел, что тебе прописал врач?       Тэхён хлопнул по столу рукой в отчаянии. Он ненавидит ругаться и тогда не хотел, терпеть не может ссориться с Чонгуком. Но тогда пришлось, потому что он упрямый, а Чонгук не уступает так просто.       — Он не запрещал мне нагружать ногу, я имею полное право выступать, почему ты не посоветовался со мной?..       Не выдерживая, Чонгук развернулся резко, хватая Тэхёна за плечи.       — Тэхён, черт возьми, услышь меня! — в отчаянии кричал ему в лицо Чонгук, встряхнув так, что у того аж глаза стали как два блюдца. — Я прошу тебя, умоляю, можешь ты себя хоть немного беречь? Посмотри на меня, ты видишь, в каком я состоянии от волнения за тебя? Ты стал меньше есть, плохо спишь, а у тебя и так проблемы с этим. Что мне сделать, чтобы ты увидел, как больно мне делаешь своими поступками? Никогда я не был против твоей мечты, я поддерживаю тебя и хочу делать тебя счастливым, но и ты подумай обо мне.       Тэхён притих, будучи шокированным. Не находил слов, оглушенный громким голосом и слишком большим количеством откровений. Чонгук не так часто говорит о чем-то серьезном, не так часто высказывает Тэхёну все, тем более в такой форме. Чонгук дышал тяжело, ослабляя хватку, но все еще держался, мягко начиная гладить большим пальцем ключицу.       — Я восхищаюсь тобой, ты это знаешь, — продолжает он, переводя дыхание, — но прошу тебя только об одном: останься со мной и отдохни, вылечись. Сделай хоть что-нибудь, чтобы успокоить меня и не дать мне повода хвататься за сердце каждый раз, когда ты выходишь на арену. Можешь просто заботиться о себе? Ради меня? Пожалуйста?       Это был его крик души. Он просто переживал, устал, не находил себе места из-за всего этого, а Тэхён в упор не воспринимал все, что Чонгук пытался донести. Чонгук смотрел на опущенные глаза, ждал, когда тот ответит, потому что видел, что Тэхён думает, осмысляет.       — Я, — запнулся Тэхён, сглатывая комок в горле и нервно кусая губы, — прости. Все это просто важно для меня и- меня так бесит, что все происходит словно мне назло. Мы так готовились, и- все просто- и-       Нервы сдавали у них обоих. Чонгук видел, как на глазах у старшего уже появились первые слезы, которые он так старался сдержать. Тэхён начал запинаться, когда слова запутались. Возможно, Чонгук тогда на секунду слишком зациклился на беспокойстве и забыл, что в конце концов Тэхёну было хуже всех. Он готовился к этому номеру два месяца и в конце концов остался ни с чем из-за чужой ошибки.       Чонгук притянул его к себе, крепко обнимая — чувствовал себя виноватым. Все, что он мог — гладить подрагивающие плечи и спину, оставляя короткие поцелуи за ухом и на висках — куда мог дотянуться. Тэхён никогда не плачет много и быстро успокаивается, и тогда тоже скоро прекратил лить слезы. Они стояли так, чтобы чувствовать — они есть друг друга. Это были обоюдные чувства, ведь никому не хотелось переживать в одиночестве, не хотелось отдаляться после того, как наговорили всякого.       — Я плохой парень, прости меня, — тихо сказал Чонгук, пристраивая свой подбородок на чужом плече, — мне жаль, что так получилось, ты заслужил больше всех выступать там.       — Ты прекрасный, не неси ерунду, первые ссоры всегда такие, — Тэхён бубнил куда-то Чонгуку в толстовку, покачиваясь в объятиях, — я не лучше, ты тоже прости.       — Хочешь, я найду того парня, и мы испишем ему дверь баллончиками?       Тэхён стукнул его по руке, тихо хихикая.       — Дурак.       Если заставлять Тэхёна улыбаться — значит быть дураком, Чонгук согласен и на это.       На самом деле, даже сейчас все не так радужно, как того хотелось бы. Кризисы в отношениях они преодолели всякие разные за четыре года, но Чонгук сейчас пытается предотвратить новый, что грядет с каждым днем все ближе, несмотря на все попытки Чонгука его предотвратить.        С семейным бизнесом начались проблемы.       Сложно назвать этот бизнес семейным — это бизнес Чонгука и Тэхёна. Родители для того и оставили ему только одно здание, распродав остальные перед отъездом, чтобы Чонгук имел право выбора, каким производством хочет заняться. Чонгук рос в окружении финансов, контрактов и договоров, интересовался этим на радость родителям, и те были счастливы, видя, что сын пошел по их стопам, заимев в генах предпринимательскую жилку.       Они уехали в Канаду, со спокойным сердцем оставляя сына, в случае чего просили обязательно звонить или попросить о помощи дядю, что остался в Корее из-за собственного дела. И по просьбе семьи Чон присматривать за взрослеющим сыном.       Все начиналось прекрасно. Чонгук долго не мог решить, что конкретно хочет открыть. Здание было большим: два этажа огромного пространства, не разделенного стенами и перегородками — полный простор для творчества и фантазии. Чонгуку хотелось чего-то не совсем обычного, чего-то, чего он сам хотел бы, будучи школьником и студентом. Но в те годы он хотел только океан кофе, кроссовки фасона «buffalo» и книгу с биографией Майкла Джордана, которую никак не мог найти по всему Сеулу.       — Так почему бы книжный не открыть? — выдал ему Тэхён, развалившись на диване субботним вечером. — Книжный и кофейня — очень совместимые вещи. Я видел такое в Гранаде, когда ездил с родителями в Испанию.       Чонгук чуть кружку из рук не выронил, когда его осенило. Идея Тэхёна была действительно хорошая, но ему в голову пришла мысль, модернизирующая эту идею, исходя из того, как Тэхён любит интересоваться модой.       — Тэхён, ты все еще хранишь свои коллажи из журналов с весенними аутфитами? — спросил он, на что Тэхён озадаченно поднял голову, отрываясь от ноутбука.       Со студенчества и до сих пор Тэхён всегда выглядел очень стильно. Одевался опрятно и гармонично, не боялся играть с цветами и непременно приковывал взгляды. Он разбирался в косметике, в уходе, в стилях, фасонах — всем, до чего Чонгуку так же далеко, как до Китая раком.       Так и получилось, что он воплотил в жизнь маленькое студенческое желание Тэхёна и свою нужду в хороших книгах. Весь первый этаж стал книжным магазином с функционалом библиотеки, и правая его часть отведена под стилистическую кофейню. А второй этаж полностью принадлежит Тэхёну и Чимину — там их территория моды и фэшн-индустрии, куда Чонгук суется только проверять сметы. К его счастью, там никогда не было проблем. Тэхён показывал, какие вещи им нужны, Чонгук связывался с поставщиками, и им поставляли нужные товары — идиллия.       Но сейчас с поставками проблемы. Стоило Чонгуку преодолеть тяжелые бюрократические процедуры регистрации, как с ростом спроса на его продукцию взлетели до небес и налоги. У него нет «своих» знакомых в службах, потому один Ра Имджун решил, что может задушить Чонгука этими налогами и надавить издержками.       Чонгук понимает, что его здание очень выгодно расположено, и его просто хотят «выжить» отсюда. Он уже долгое время воюет со службами, но проценты и долги только растут, в то время как прибыль начинает падать. И не потому, что магазины растеряли популярность, напротив — даже без рекламы его дело раскручивает само себя. Просто потому что растраты становятся несоразмерно больше дохода.       Чонгук устал. Устал гнить над документами каждый день, пересчитывать все с самого начала, искать лазейки и выходы из положения. Он вытащил все свои пособия и учебники, откопал все конспекты с лекциями, даже тетради с семинаров нашел, хотя очень хотел сжечь их все к чертовой матери, как только получил диплом. Чонгук смотрел отцовские архивы документов и немного невзначай спрашивал у мамы, отговариваясь тем, что для практики решает предпринимательские задачки.       Он делает все, лишь бы не звонить родителям. Не хочет просить у них помощи, потому что отчаянно желает разобраться со всем сам. Он давно хочет доказать, что готов стать от них независимым, ведь ему и без того все досталось за родительский счет.       Тэхён много раз говорил ему, что даже если начало его взрослой жизни положили родители, сейчас он развивается и работает сам. Чонгук хочет в это верить, но осадок внутри все еще остался с тех времен, когда его называли «богатеньким сынком». Про Чонгука всякое судачили: и что он взятки учителям дает за хорошее отношение, и что покупает все оценки, даже про диплом с отличием некоторые шушукались за спиной, мол, все купил.       Наверное, еще с тех самых пор Чонгук больше пытается доказать самому себе, что он независим от родителей.       Он чуть седой не вышел из универа от того, как сильно хотел этот диплом с отличием. Сидел над ним три долгих месяца, зарывшись в книги и конспекты, лишь бы показать зловредному профессору, что сидит в комиссии и ненавидит Чонгука со всех сторон, что он может быть хорошим предпринимателем.       И Чонгук смог. Не ради того, чтобы сдаться службам, он так старался и убивал всю свою молодость в библиотеках. Сказал, что сделает все сам — значит, сможет сделать.       Но все же ему стоит поторопиться с этим делом. Тэхен, конечно, не лезет проверять банковские счета, но рано или поздно он может заметить, что что-то идет не так. Чонгук старается не подавать виду, ссылаясь на то, что у них новый поставщик и новые критерии таможенной проверки — Тэхён все равно не понимает, Чонгук нарочно подбирает слова, что его запутают, лишь бы тот не задавал вопросов. Чонгук не хочет занимать мысли Тэхёна чем-то кроме концентрации на восстановлении. Пусть лучше он будет внимателен на тренировках, чем будет переживать за то, как там бизнес продвигается.       Чонгук бы с радостью с ним поделился всеми своими тревогами, но знает, что Тэхён слишком зациклится на этом всем и не будет находить себе места. Зная, что Чонгук чувствует себя плохо, он из кожи будет лезть, лишь бы хоть как-нибудь помочь, понять, поддержать, и снова забудет о том, чтобы заботиться в первую очередь о себе. Чонгук любит его безмерно за каждое крепкое объятие, за каждое слово поддержки, за каждый момент, который Тэхён проводит с ним для поднятия настроения, но все же Чонгуку хочется, чтобы Тэхён реже волновался. Из них двоих Тэхён хуже переносит переживания, а у него такая работа, которая не прощает ошибок.       Вот и сейчас Чонгук лежит, роняя на лицо все свои листы и издавая громкий стон. Как его достали эти цифры, уже в глазах рябит от всех этих нулей и подпунктов. Он пару раз отвечает на сообщения от родителей, от Юнги, что шлет ему фотографии тренирующихся Тэхёна и Чимина, восхваляя последнего всеми прилагательными мира, и замечает старое сообщение от самого Тэхёна — ответ на пустые тарелки с возмущением по поводу отсутствия на фото лица Чонгука.       Время пролетает незаметно, и Чонгук замечает его скоротечность только когда звенит будильник — пора одеваться и идти встречать Тэхёна. Чонгук любит вечернюю прохладу, но надевает поверх футболки кардиган, и совсем не для себя любимого. Есть кое-кто, постоянно требующий тепла и внимания, а идя по улице, он при всем желании не согреет Тэхёна одними руками.       На улице ожидаемо прохладно — приятный ветерок расчесывает волосы и гладит по лицу. После душных документов улица кажется спасительным глотком воздуха. Размеренными шагами Чонгук идет по тротуару и видит ограждение вдалеке — ремонтные работы. Он не очень расстраивается и сворачивает на светофоре в другую сторону, чтобы срезать через парк.       Должно быть, обратно они тоже пойдут именно здесь.       Он подходит к цирку, издалека замечая высокий красный купол. Летом они выставляют самый настоящий шатер и имитируют ярмарку для антуража, но с наступлением холодов все это дело сворачивается и вновь переезжает в большое, а главное, отапливаемое здание. Видя, в каких костюмах выступает Тэхён, Чонгук с ума бы сошел, если Тэхён вдруг начал бы в шатре выступать зимой.       А вот и он. Стоит перед выходом около какой-то палатки вместе с Юнги и Чимином. Волосы слегка взъерошены — не успел расчесать из-за спешки, — развязан шнурок на одном кроссовке, а в руках болтается сумка, переброшенная через плечо. Тэхён громкий и, кажется, его смех слышат все вокруг, пока он скачет перед палаткой в попытках выбить дротиком воздушные шарики на спор с хозяйкой палатки.       Внутри становится теплее и легче, когда он смотрит на Тэхёна. Чонгук не подает признаков своего присутствия увлеченным ребятам, но его замечает только хозяйка, которую он молчаливым жестом «палец к губам» просит ничего не говорить.       Она знает их компанию и с добродушной улыбкой отворачивается, позволяя Чонгуку с эффектом неожиданности прильнуть к спине Тэхёна, опоясывая его замком из рук. Тэхён вздрагивает и громко вскрикивает, когда его звонко чмокают в чувствительное ухо, весь скукоживается, чтобы Чонгук перестал морить его такой нежной щекоткой.       — Стой- оста-а-а- Чонгук, хва… — он весь изворачивается под смех хозяйки и Чимина с Юнги, а Чонгук решает дать ему фору, чтобы он хотя бы поднялся.       — Ты же говорил, что соскучился, уже передумал? — Чонгук победно улыбается, подтягивая Тэхёна в полностью вертикальное положение. Он поправляет светлые пряди, раскиданные их борьбой, и не может не улыбнуться, когда на него громко фыркают.       — Не передумал, но ты чуть не отгрыз мне ухо, оно мне еще нужно, — показательно трогая свое ухо, отвечает Тэхён, начиная рассматривать лицо Чонгука с лучистым светом в глазах. Он привстает на носочки и руками цепляется за чонгукову шею, тычась носом в чужую футболку. — Наконец-то ты пришел.       Чонгук такой слабый до этих нежностей всего перед двумя людьми — перед мамой и перед Тэхёном. Он не может удержать себя, оставляя поцелуй на виске и из вредности очень близко с ухом, немного раскачивает Тэхёна в объятиях и водит одной рукой по спине, приглаживая, как котенка.       — Он весь день страдал без тебя, потому что мы, видите ли, давим ему на больное, — Юнги беззлобно ворчит, приобнимая Чимина за талию, а тот только хихикает в маленькую ладошку.       Чонгук закатывает на Юнги-хёна глаза, потому что в свое время он так наслушался от него дифирамбов в сторону Чимина, что аж вспоминать тошно. В университетские годы они познакомились в баскетбольном клубе, где Юнги был старше на пару лет его самого, но очень быстро нашел с Чонгуком общий язык на почве товарищеского соперничества. И вот однажды Чонгук взял с собой Юнги, когда пошел навестить Тэхёна, и кто же знал, что тот уронит челюсть, завидев Чимина.       Чимин репетировал свой сольный номер, кружась в воздухе на белоснежном полотне, одетый в сценический бархатный костюм с атласными сияющими вставками. Переворачивался, опутывая конечности лентами и замирая в особо грациозных движениях, после чего плавно опустился на пьедестал, вздернув подбородок и одну из рук, завершая свое вступление.       На Чимина Чонгук, конечно, особо не засматривался, у него под этим куполом сияет своя звезда парада, которая как раз резво бежала в его распахнутые объятия. А Юнги потом полоскал ему мозги неделю: «какая осанка», «эти руки», «ты видел эти контуры?», «господи, лучше бы он не кланялся», и все в таком роде.       Только потом он узнал от Тэхёна, что Чимин спрашивал о Юнги как о симпатичном парне, что пришел с Чонгуком. Чонгук не мог упустить возможности отдать хёна в пусть и маленькие, но очень надежные и ласковые руки, потому и сговорился с Тэхёном закрыть их под куполом на три часа, совершенно случайно забрав с собой ключ и телефоны. Зато теперь Юнги-хён вон как улыбается, раньше силой было не заставить, а тут светится во все тридцать два.       — Травите его, значит, раз много времени свободного для гулянок, — шуточно журит их Чонгук.       — Эй, бизнес-мальчик, договоришься и будешь сам те четыре ящика книг таскать, — парирует Юнги, поглядывая на часы, — ладно, завтра все равно еще с вами увидимся, чего стоять-то, — он поворачивается к хозяйке палатки, — до свидания.       — Напишешь мне по дизайну, Тэ, — напоследок говорит Чимин, махая рукой, Тэхён же выглядывает краем глаза из чонгуковых ключиц, отвечая что-то, понятное только кивнувшему Чимину.       Иногда Чонгуку кажется, что у них есть какой-то свой язык, и, судя по взгляду Юнги, он того же мнения.       Они остаются одни, Чонгук ослабляет объятия, и Тэхён отлипает от него. Сколько лет уже живут вместе, а Чонгук никак не налюбуется на него: глаза, ресницы, нос и каждая родинка — все принадлежит ему. Только он может целовать этот кончик носа и губы, только он может найти в этих глазах обожание, только он может держать эти руки в своих и играться с этими пальцами. Раньше Чонгук стеснялся показывать свои чувства открыто в прикосновениях или словами, думая, что так они быстро привыкнут к этому, и все эти вещи потеряют свою уникальность и значимость. Но спустя четыре года он все еще вместе с «привет» аккуратно целует уголок рта, на ухо по утрам с приливами любвеобилия шепчет три заветных слова, точно такие же получая пылким выдохом в поцелуй — все еще все это осталось таким ценным.       Должно быть, любить Тэхёна никогда не станет делом привычки. Каждый раз сердце плавится от осознания собственного везения. Он не хочет думать, что бы было, не будь Тэхён таким шебутным и упертым, чтобы выпрыгнуть перед первым встречным парнем.       Где бы Чонгук был без этого Тэхёна, ведь тот даже сам не знает, насколько завораживает и зажигает жить людей вокруг своей энергией.       — Ты чего зависаешь? — спрашивает Тэхён. Хозяйка палатки уже давно ушла, и они действительно остались одни, пока Чонгук неотрывно смотрит на любимое лицо.       — Засмотрелся, — просто отвечает он, мягко улыбаясь.       — На меня засмотрелся? Всегда знал, что от меня сложно оторвать взгляд, поэтому я стал артистом, — Чонгук знает, что Тэхён так шутит, напоказ откидывая назад невидимые волосы.       — От тебя его невозможно оторвать, — зачем-то говорит Чонгук, не поддерживая привычных колкостей, и только оставляет на тэхёновской щеке короткий поцелуй, — пойдем, я устал сегодня.       Тэхён принимает на свои плечи кардиган, когда Чонгук замечает мурашки на его руках. На самом деле он и сам знает, что этот элемент одежды взят специально для него.        — Видимо, ты реально устал, раз даже не пошутил со мной, — говорит он, переплетая их пальца в замок, — так много работы?       — Да, там есть некоторые нестыковки между дебетом и кредитом, — Чонгук завуалированно в профессиональные слова и правда озвучивает проблему, но Тэхён только тяжело вздыхает.       — Эх, когда ты начинаешь говорить эти штуки, ощущение, что мы с тобой говорим на разных языках, — негромко смеется он, вдруг замечая, что они подходят ко входу в парк. — Мы сегодня тут пойдем? С чего вдруг?       Абстрактно указывая в сторону дороги, Чонгук перехватывает его руку покрепче.       — Там ремонт дороги, я сам шел через него сегодня, прямо ностальгия.       — По университетским дням или по кустам, в которых мы…       — Не смей продолжать, — тут же затыкает его Чонгук, — мне все еще стыдно попадаться на глаза тому смотрителю, он до сих пор ржет над нами.       — Это было лучшее порно, которое он смотрел за свою жизнь, пусть будет благодарным, — Чонгук не закатывает глаза, слыша неподдельную гордость в голосе Тэхёна, — но если ты все-таки соскучился по экстриму…       — Тэхён, нет.       — Я просто спросил.       Они идут молча какое-то время, просто наслаждаясь тишиной, но Чонгук наслаждался покоем у себя внутри. Тэхён начинает говорить о всяком, натыкаясь взглядом на самые разные вещи и вспоминая прошлое, и его голос — как бальзам на уставшую голову. Но, когда они идут мимо злополучных кустов, Тэхён все-таки отхватывает подзатыльник.       — Иди вперед, я сейчас догоню, — вдруг выдает Тэхён, отпуская чонгукову руку.       — Ты куда?       — Сейчас вернусь, спускайся пока.        Чонгук поправляет тэхёнову сумку на плече и ему остается только развести руками: Тэхён сказал вперед — значит, пойдем вперед.       С тех пор, как Чонгук учился в университете, парк немного модернизировали. Теперь на мостовой новая каменная кладка, более вычурная, и, по правде, старая казалась Чонгуку лучшей. Или он просто скучает по той кладке, на которой ночью валялся с Тэхёном, считая звезды, и осмелился на первый поцелуй. Было время…       Тэхён смылся, и Чонгук снова чувствует отлив энергии, словно у него огромная брешь в энергетическом обмене, и все его углеводы вылетают мимо цикла Кребса. Все-таки усталость немного берет свое, и он хочет оказаться дома, улечься на диван, сцапать Тэхёна и просто полежать перед телевизором, чтобы поспать на чужой груди, будучи убаюканным длинными пальцами в волосах. Возможно, завтра, на свежую голову, он найдет какой-нибудь новый путь. И неважно, что этой мыслью он тешит себя уже не первый месяц.       Стоя на мостовой, Чонгук делает пару шагов, отталкиваясь от стены, на которую опирался, как вдруг его окликает знакомый голос, заставляя вздрогнуть.       — Чонгук!       Тэхён выскакивает с мраморного трехметрового выступа, заранее разбежавшись. Он ловко отскакивает от выступа, взлетая высоко в воздух и раскрутив несколько новых финтов в воздухе, и приземляется в полуметре от Чонгука, заставляя того шарахнуться от неожиданности.       — Сальто! — голосит Тэхён, кажется, что на весь парк. — Так как это самая веселая на планете вещь, немедленно улыбнись!       Пальцы Тэхёна выставлены пистолетами в сторону Чонгука, и до него не сразу доходит. На лице Тэхёна широкая улыбка, но Чонгук видит в ней напряженность и капельку натянутости — нервничает.       Резкий выдох вырывается из груди — от неожиданности перехватило дыхание. Чонгук театрально хватается за сердце, но он по правде слегка испугался. В груди легчает, как когда-то давно в их первую встречу. Тэхён все такой же, но сейчас менее беспечный, когда не знает, какой будет реакция Чонгука на его выходку.       Но Чонгуку тепло от этого. От того, как Тэхён видит все его скрытые эмоции, всю его усталость, и даже нехотя, все равно волнуется. Это все кажется такой глупостью, но не для Чонгука. Каждое это «сальто!» глубоко западает ему в память как момент, в который он осознает, какое сокровище нашел однажды в летнем парке.       Расстояние между ними сокращается в два коротких шага, и Чонгук аккуратно прижимает Тэхёна руками к себе, на своей спине чувствуя неуверенное прикосновение.       — Самая веселая во вселенной, — негромко говорит он, прикрывая глаза ненадолго, — не могу не улыбаться.       — Тогда покажи, хочу быть уверенным, — бубнит Тэхён, но не предпринимает никаких попыток вырваться.       Немного отстраняясь, Чонгук правда улыбается со всей имеющейся у него внутри радостью, руки сцепляя у Тэхёна на пояснице, чтобы не терять контакта.       Тэхён смотрит на него секунд тридцать с недоверчивым прищуром, после чего отводит взгляд в сторону.       — Верю, отпускай.       — Не хочу, — Чонгук наклоняется к нему еще ближе, начиная вести дорожку легких поцелуев по тэхёновской щеке, чувствуя, как та начинает гореть.        — Люди могут увидеть, — Тэхён дергается от мягкого касания губ к мочке уха, как его тут же опаляют шепотом.        — Как будто тебя это когда-то волновало.       Еще раз мазанув по щеке, Чонгук ловит его губы и чувствует, как податливо Тэхён прогибается в пояснице, руками хватаясь за чонгукову футболку, сминая ее на спине. Кончиком языка Чонгук проводит по его мягким губам, наклоняет голову, сам себе разрешает целовать Тэхёна глубже, не чувствуя никакого сопротивления. Одной рукой он ведет вдоль напряженной спины, проходясь по лопаткам, и так до тех пор, пока рука не останавливается на шее. Большой палец находит тэхёнову бархатную щеку, медленно гладя и совсем немного задевая кончик уха. Но именно это постоянное движение заставляет Тэхёна звучно вздохнуть в поцелуй.       Чонгук хочет руками провести по тонкому телу, прикусить бьющуюся на тэхёновой шее артерию, оставляя багровый след, и целовать как в первый раз — до тех пор, пока не онемеют губы. Но не сегодня. Этим вечером жаркие поцелуи Чонгук готов променять на теплые объятия и диван.       — Пойдем домой, — он разрывает долгий поцелуй и оставляет последний чуть выше верхней губы, — я сегодня не в настроении для кустов.       — Даже если я тоже, просто знай, что я всегда готов искать новые пределы своего организма.       — Боже, Тэ.       В заднем кармане джинс звенит телефон, и Тэхён, играя бровями, скользит руками до каемки джинс, просовывая их в задние карманы, и, отдав телефон, оставляет там свои ладони.       — Не дразни меня, — бросает ему Чонгук, не обращая внимания на тихое «ничего подобного», и отвечает на звонок. На дисплее фотография отца, вдруг это что-то важное.        — Алло, пап, что-то срочное?       — Знаешь, относительно да. Скажи мне, сын, как так вышло, что ты на грани банкротства из-за ушлепка Ра Имджуна, и я узнаю об этом последним от дяди Шина, а не от горячо любимого ребенка, который должен был сказать мне, что некоторые люди возомнили о себе слишком много во время моего отъезда? У нас билет на самолет, и завтра мы прилетим, встретьте нас в аэропорту в двенадцать, и мы сразу поедем к Шину, чтобы надрать задницу Имджуну.       Чонгук даже не успевает ничего ответить, как на него тут же накидывается еще и Тэхён, услышавший каждое слово. Кажется, все же родители знают своих детей слишком хорошо, чтобы каждую неделю вестись на «все хорошо» и не проверить. Может, оно и к лучшему.