Ром, мечи и Нико Робин.

Нико Робин. Зоро не хотел признаваться в этом самому себе, но жизнь то и дело сужалась до трёх мечей у пояса, рома и Нико Робин. Последнее время это всё чаще, словно она только-только появилась в их жизни, обдавая холодком возможного предательства. Признаться пришлось. Себе. Остров неинтересный, на нём живут самые обычные люди и растут самые обычные деревья; нет тут ни больших городов, ни серьёзных противников, ни других пиратов – скукота, да и только. Но Луффи очень хочет взглянуть на море с «вон того офигенски-крутого обрыва», Санджи необходимо пополнить запасы, а все остальные идут за компанию, поэтому почти вся команда сходит на землю. Зоро остается – очень надо ему куда-то там идти. Другое дело, что Робин тоже остаётся по причине «ах, сапоги перепачканы, неприлично, а на каблуках по скалам не пойду». Во всяком случае, Зоро слышит нечто подобное. О реальных причинах можно лишь догадываться. Может, ей тоже этот остров показался скучным. А может, просто женский каприз. Интуиция подсказывает, что остальные вернутся ещё не скоро, поэтому в руке Зоро многозначительно звякают друг о друга две бутылки; тёмная жидкость внутри таинственно переливается. Ему на один глоток, но у Зоро твёрдое правило – одному не пить. Это – приглашение. Приглашение принято, и Зоро, не удержавшись, пропускает Робин вперёд себя и думает, что у скиталицы – двадцать лет не малый срок! – в походке и движениях должно быть меньше кошачести и королевского величия. Робин разлеглась на диване, заняв три четверти его пространства; она подпирает голову рукой и неосознанно пропускает сквозь пальцы концы волос. Зоро сидит напротив, на языке играет вкус рома, а от алкоголя и отсутствия холодных порывов воздуха с моря в закрытой общей каюте по телу растекается живительное тепло и мешается с общей расслабленностью. Расстояние между ним и Робин как раз равно тому, которое покрывает единственная атака, которую он может выполнить, не вставая. Разговор завязывает сам собой: лёгкий, ненавязчивый. Они перемалывают косточки шичибукаям, прикидывают возможные перспективы на будущее и вскользь касаются туманного прошлого друг друга. Но в какой-то момент Робин спрашивает прямо, и Зоро отвечает всё без утайки, лишь опустив некоторые подробности о девчонке, так и не успевшей стать лучшим фехтовальщиком. Затем и он спрашивает; ничего незначащее «А ты что натворила?», - Робин усмехается и, как ни странно, говорит. Ни один мускул на её лице не отражает её душевного состояния, не определишь, сколько лжи в речи, а где вкрадывается нить истины; Зоро и не надо. Мечнику было интересно услышать, что она ответит, и сейчас он слушает её голос и наслаждается щекочущим ощущением опасности в груди, которое с их первой встречи никуда не делось. Атака-блок, атака-блок, команда пиратов соломенной шляпы не умеет драться втихую, грабить и пробираться тайными тропами, но ничто и никогда, кроме разве что стен из кайросеки, не может гарантировать, что ночью твои дыхательные пути не перекроют, жёстко сжавшись, тонкие пальцы, или же руки без плеч не свернут шею. Кажется, Робин слегка пьяна. Сама она не шевелится, лишь глаза щурит, сосредотачиваясь; появившаяся из-за спины рука касается серьги – та тихо звякает – ерошит волосы, и, мимолётно касаясь скулы, поднимается к виску. Может, не зря её называли демоном? Уж слишком много видит. И флиртует слишком уж откровенно, хотя и своеобразно. Робин вкрадчиво интересуется, какая у него самая эффектная техника атаки, и стреляет глазами в сторону двери. Эффектная не сильная – Зоро подбирается и идёт на палубу, мимоходом думая, что вздумай она кокетничать, то его бы стошнило. Хотя на это забавно было бы посмотреть. Его цель – торчащая над водой верхушка рифа. Шесть рук, девять мечей, и девять раз ороговевший коралл пересекается разрезами клинков. Робин умная, она не спросит, как так получается, но её взгляд на мгновение задержится на ножнах и торчащих из них эфесах. Зоро выжидает, на губах Робин появляется тень улыбки. Крылья разворачиваются, ангел взлетает к небу. Пять секунд тёмные пряди поддаются напору бриза, пять секунд Зоро тупо пялится, а по их истечении ловит лёгкую Робин, которая и могла бы приземлиться нормально, но знала. Знает. Всё она знает. Босые ступни Робин касаются травы на палубе, которая почему-то не сминается и не желтеет со временем, словно и вправду растёт. Зоро не отпускает её, всё так же крепко держит возле себя, прижимает, чувствуя, как чуть прохладные пальцы Робин разминают вечно напряжённую шею. Приятно. Чертовски приятно. Зоро рефлекторно проводит языком по пересохшим губам и с трудом сглатывает. Робин совсем не против, когда он тянет её с палубы, не против, когда он из чистой практичности подхватывает на руки, и оказаться в его комнате-каюте, после того, как Зоро открывает и закрывает дверь, ударив по ней ногой, кажется, тоже не против. Катаны в сторону – они лишние. Одежда, к слову говоря, тоже лишняя, но это не то, что стоит спешки. Кожа у Робин бледная, будто не тронутая ярким солнцем над глубокими водами. Она сидит у него на коленях и обхватывает ногами за пояс; Зоро, одной рукой зарывшись в чёрные, как ночь, волосы, упивается её неповторимым вкусом и запахом. В ней мешаются запахи морской соли, рома, налитой листвы лесов с юга, песков Арабасты и чего-то непонятного, терпко-колючего, женского. Кайф. Всё это сильно похоже на сильную корабельную качку того времени, когда он ещё не привык к нескончаемым волнам. Только никаких неприятных ощущений – безграничное тепло и тягучее, густое удовольствие, от которого из горла то и дело вырывается низкое, глухое рычание. Робин тихая, но дыхание у неё сбитое, а пульс быстрый-быстрый. Сейчас у неё три пары рук: на одну она опирается, откидываясь назад, ещё одна обхватывает за шею, а пальцы оставшихся двух рук чертят полосы неглубоких царапин у него на пояснице. Зоро невыносима мысль, что он не может заставить её потерять контроль над своей способностью, поэтому он становится чуть грубее. Не специально, разумеется. Внезапно руки исчезают. Робин стонет и единственно-настоящими руками плотнее обвивает шею. Зоро ухмыляется и опрокидывает её на спину, целуя. Оторваться невероятно трудно. Робин выгибается в руках и на выдохе негромко произносит его имя. Ни разу раньше она не называла его по имени. Тепло становится жаром, вверх по позвоночнику поднимается волна огня и исчезает с неслышимым хлопком. Зоро замирает на мгновение, вглядываясь в раскрасневшееся лицо напротив, и валится рядом. Тело слишком тяжёлое и непослушное, чтобы шевелиться. Робин нежится рядом и греет бок: она обводит шрам на груди и лениво сообщает, что, вероятно, остальные члены команды вернутся ещё не скоро. Зоро пожимает плечами – соглашается. Корабль покачивает на волнах. В обращённом в противоположную от острова сторону иллюминаторе – безграничная синева. Клонит в сон. Жаль, что ром в соседней комнате.