༞༞
Мария Остахова (224 группа) Ребята! По случаю 14 февраля, непосредственно 14.02 у нас будет колледжское радио. Пришлите, пожалуйста, мне в ЛС каждый по песне, которую хотели бы услышать. Борис Маев (+1) Пересланное сообщение: Ну и что это за бред¿ Рост отвечает, что понятия не имеет, но скидывает старосте в личку песню. Он не уверен, что её поставят, но с чувством выполненного долга возвращается к переписке с Борей, который уже переключился на обсуждение очередной работы, заданной недавно, и которая должна быть готова к завтрашнему утру, а они, вообще-то, даже и не начинали. Блондин грустно вздыхает, откладывая непонятно откуда взявшийся розовый фломастер, и открывает ноутбук, запуская Power Point для презентаций - они у него смешнее получаются. А Борька интересно рассказывает, мешая нужную информацию с мемами, которые налепил Тарелкин, проведя пару минут в Фотошопе. ༞༞ День за днём, шаг за шагом, удар за ударом, стакан, дери его, за стаканом - Маев может продолжать до бесконечности - глупый праздник, что взбудоражил целый корпус, становился всё ближе с каждым днём. Накануне, во время обеденного перерыва, он наткнулся на стайку девушек, что обсуждали, кому будут дарить идиотские валентинки, и ему натуральному поплохело: а с виду такие собранные. Да что там девушки, парни тоже собирались принимать участие в этом (скорее всего, чтобы уважить своих дам сердца, но всё же!). «Сопливая ересь», — думает про себя Боря, завесившись кудрями, скрипя ручкой по тетрадному листу, пока староста напоминала про песенки. — А тебе лично спеть можно, солнышко? — спрашивает Фёдор, что подбивал к девушке клинья с начала учебного года. — Мне - нет, а вот завотделением будет рад послушать, — чеканит та, усаживаясь на место, оставляя сморщившегося парня наедине с его богатым воображением. Ростислав непозволительно громко хихикнул, утыкаясь носом другу в плечо, но тот, привыкший к такого рода контактам, даже ухом не ведёт, продолжая выписывать острые буквы в конспектах.༞༞
«Ну вот и всё», — думает Рост, вываливая свои бумажки в общую кучу так, чтобы те оказались надписями вниз, и вылетает из кабинета мастеров, в котором решили это всё собирать с самого утра, чтобы рассортировать и занести адресатам во время дежурства. А потом Рост думает о том, что он, возможно, придурок. Точнее, это вероятнее всего и просто очевидно, потому что они с Маевым негласно сидят вместе на всех парах, и отсаживаться от него сейчас - нелогично, тупо, и вообще. Тарелкин подумал с минутку, и пришёл к выводу, что в этой жизни нужно попробовать всё, а потом, если что, придумать к этому шутки, мемы и интересные предыстории. — Здравствуйте. Это двести двадцать четвёртая? — врывается дежурный, и блондин в тот же момент подскакивает со своего места, на скорости New Horizons* вылетая в коридор. Заходит назад он только спустя пять (семь) минут после ухода дежурных, и готов к чему угодно, но встречают его будничные шепотки по рядам, умиротворённый голос преподавателя, что бурчал свои наизусть заученные лекции, а Боря так вообще сидел будто не двинувшись даже - только волос у лица стало больше. Так он всегда делал, когда хотел скрыть эмоции или чувствовал себя некомфортно. Рост искренне надеялся на первое, потому что ставить Борю в неловкое положение не хотелось совершенно, как и заставлять его чувствовать себя не в своей тарелке. Тарелкин сел. Покрутился, принимая более удобное положение на жёстком стуле, проверил сообщения - ничего - порисовал на полях. Маев писал будто слово в слово, не отрываясь ни на минутку, изредка кидая быстрые взгляды куда угодно, только не на блондина, которому стало страшновато, что он стал невидимым или что-то вроде того Молчать заколебало, и поэтому Рос начал тыкать гелевой ручкой по белым-белым полям маевской тетрадки, оставляя чёрные точки, а потом и вовсе начал вырисовывать завитушки, совершенно обнаглев. — Ты сейчас меня начнёшь татуировать? — разрывает наконец тишину Борис, никогда на полях место почти заканчивается, заполненное абстрактными рисуночками и надписями «Маша дура». — Да, — просто отвечает он, оставляя не совсем ровную звёздочку, что контрастно темнела на светлой коже. Парень по привычке трясёт головой, и Росту на секунду видны насыщенного розового оттенка скулы, что заставляет мышцы где-то в районе сердца (или как оно там называется?) сократиться, вынуждая его забиться поскорее. До самого перерыва молчат, не зная, что друг другу сказать, а потом начинает играть та самая песня, что отправлял Тарелкин, и Борька наконец оттаивает: — Слушай, спасибо тебе за это, но я не понимаю... — А с чего ты взял, что это я? — лукаво защищается юноша, заранее понимая, что этот бой он проиграл. — А то я твой почерк не узнаю, — передразнивает Маев, — Но правда, зачем? Ростислав ждал этого вопроса, и к нему был готов, сбивчиво объясняя свою позицию: «Да у тебя просто нормальной валентинки не было!». И это, конечно же, правда - сгорбленному кудрявому Борису, который никогда не был особо общительным и имел злобный крючковатый нос (так сказала одна из бывших одноклассниц), никогда в принципе открыток не дарили, не то что нормальных. А тут - целых пять, и прочитав только одну, узнавая знакомый почерк, он заалел, как летнее закатное небо, и спешно убрал картонки в рюкзак, чтобы поглядеть на них дома и не палить(ся) так сильно. Этот день поставил или начал «что-то» в их взаимоотношениях. Потому что Борька ну правда не знал, как ему реагировать на росово заявление о том, что его волосы выглядят так, будто он только вышел из фильма. Маев тем вечером долго сидел, закутавшись в домашнюю кофту, а потом вырвал из конспекта листок, попутно расписывая ручку.