Инсайт

      Ночная мгла, кажется, обостряет редкие звуки улицы, трели цикад и голоса прохожих. В комнате светло и душно, свежий и сладкий воздух, проникающий сквозь открытое окно, не в силах разбавить дымное марево.         Какаши шумно выдыхает, выпуская серое облако, смешанное с парами алкоголя. Складывает губы, несильно прикусывая фильтр сигареты, и снова затягивается.         — Дрянное саке, — возмущается, морщась от горького привкуса на языке.         — Как обычно. — Обито пожимает плечами: тратиться на выпивку не в его привычке. Изношенное тело переживёт и такое, а вот цветы на могиле Рин должны быть свежими и самыми красивыми.         Звонко опускаются сакадзуки на кухонный стол, мнётся очередная сигарета в пепельнице, Хатаке запрокидывает голову, зажимая тонкими пальцами переносицу. Давно пора сменить эти чёртовы люминесцентные лампы на старые лампочки с приятным жёлтым цветом. Но Обито каждый раз против, говорит, что нужно больше света. А зачем Хатаке свет в комнате, если в душе давно непроглядная тьма?         Резкие удары, грозящиеся снести хлипкую дверь с петель, вырывают его из размышлений, Какаши переводит взгляд то на Обито, лениво развалившегося на стуле, то на трясущуюся дверь.         — Не хочешь открыть? — Хатаке хмыкает, кивая в сторону раздражающих звуков.         — С чего бы? — Обито чиркает колесиком дешёвой зажигалки, слегка прищуриваясь. — Это твоя квартира, сам и открывай.         Какаши раздражённо вздыхает: он ненавидит гостей, особенно незваных. Но бывшие ученики отчего-то видят в нём старшего друга, раздающего бесплатные советы. Он отгораживается от них всеми силами, возводя невидимые стены. Только лишь Обито может свободно передвигаться по его личному пространству, потому что слишком многое у них на двоих.         Скрипит ржавыми петлями дверь, Какаши едва ли не закатывает глаза от раздражения — он уверен, Наруто в очередной раз что-то сделал не так, и сейчас будет требовать помощи. Как будто Какаши может её дать…         — Харуно? — Удивлённо ведёт бровью, расслабленно опираясь о дверной проём. Он не то чтобы пьян, но мысли приятно путаются, сбивая обычное угрюмое настроение куда-то к чёрту.         — Какаши-сенсей, скажи… скажите… — она захлёбывается словами, — я что, такая страшная?         — Что? — Ему определённо нужно время, чтобы переварить увиденное и услышанное.         Хатаке всматривается в тоненькую, угловатую фигуру уже не подростка Сакуры, в заплаканное лицо, перепачканное ненужной косметикой. И на мгновение ему кажется, что её глаза от слёз стали ещё больше и зеленее.         Харуно икает, прикрывая рот рукой, и делает несколько неуверенных шагов навстречу.       Он отстраняется, не сразу осознав, что дал ей пройти внутрь комнаты. Рассеянно осматривается, наблюдая, как бывшая ученица шаткой походкой мерит комнату, и совершенно не понимает, что ему сейчас нужно делать.         — А я даже бельё красивое купила, — Сакура тянет руки к застёжке лёгкого платья, явно собираясь показать, на что истратила половину месячного жалования, — а он сказал, что не хочет меня! Все хотят! А он не хочет! — Машет руками, размазывая тушь по щекам, стягивая с себя верх платья. — А я ещё никогда не спала с Учиха! — Она оседает на пол, понуро опуская голову. — Да и вообще, только с Ли и Наруто, и с вами, но это давно было…— почти шепчет себе под нос.         Какаши внимательно следит за тем, как Сакура нервно и неуклюже поправляет задравшийся до самой кромки кружевного белья край платья. Морщится от собственных мыслей и оборачивается. Обито давится дымом.         — Кажется, ты завёл слишком близкие отношения с собственными учениками, — откашливается, беззлобно смеясь.         — Не ближе, чем с тобой…         — О, Учиха… — Сакура явно фокусирует зрение, пытаясь лучше рассмотреть, кто из представителей клана сейчас гордо восседает на деревянном стуле, — Обито-семпай, — тянет нараспев слова, довольная тем, что это оказался не Итачи, — а вы пьяны так же, как и я? — медленно встаёт, забыв поправить задравшееся платье, и так же медленно подходит к столу, позволяя Какаши подробно рассмотреть все тонкости тёмного кружева, так отлично смотрящегося на молочной коже.          — Возможно, — Обито щурится, протягивая руку с тлеющей сигаретой, — будешь?         — Буду. — Сакура кивает, наклоняясь. Аккуратно зажимает губами фильтр, легко касаясь шершавой кожи пальцев. Неумело затягивается, не отводя взгляда от изуродованного лица, и закашливается дымом, опираясь о широкие плечи Обито. — А знаете, вы всегда мне казались красивыми, оба. Даже несмотря на всё это. — Сакура проводит в воздухе линии шрамов на их лицах. — Это так мужественно.         Сильнее вжимается в плечи, ярко чувствуя жар чужих ладоней на своих бёдрах. Позволяет исследовать своё тело, скрытое под облегающей тканью. Отзывается на каждое прикосновение.         — Ты слишком болтлива. — Обито проводит подушечками пальцев по её мягким губам. — Я могу помочь, раз уж для тебя так важен секс с Учиха. Как раз думал, чем бы занять эту ночь.         Сакура всхлипывает и широко улыбается. Ей явно по нраву эта идея.         — Какого чёрта, Обито? — Какаши раздражённо цокает, наклоняя голову.         — Тц, если не хочешь присоединиться, не мешай. — Учиха улыбается в ответ, чуть надавливая на плечи, указывая, что место Сакуры на коленях перед ним.         Она мягко оседает на пол, оглаживая крепкие бёдра, скрытые грубой тканью форменных брюк. Нетерпеливо облизывает губы, пальчиками расстёгивая ремень, наслаждаясь звоном пряжки и резким выдохом Обито. Едва заметно улыбается и шире приоткрывает чуть пухлые губы, кротко касаясь головки. Старательно вылизывает полувставший член, всхлипывая от ощущения пальцев, вплетающихся ей в волосы.         Сакура скользит языком по стволу до основания, старательно обводя узоры вен, размазывая вязкую слюну.         Какаши замирает, приоткрыв рот в немом изумлении. Вид гибкой, развязной девчонки будоражит его воображение настолько, что он начинает забывать о желании вышвырнуть её вместе с Обито из собственного дома.         Чувствует, как похоть растекается по его телу, собираясь в тугой узел где-то в районе паха. Ухмыляется сам себе: какое счастье, что секс для него не имеет никакой половой принадлежности. Он одинаково увлечён видом как Сакуры, старательно растягивающей алые губы на чужом члене, так и Обито, расслабленно сидящем на стуле, глухо постанывающего в такт движениям её головы.         Сакура жмурится, будто довольная кошка, слыша приглушённые гортанные рыки Учиха. Сильнее втягивает щёки, глубже вбирая член.         Какаши нервно выдыхает, будто обдумывая: её кожа, нетронутая солнцем, контрастирует со смуглостью Обито. Если он сейчас присоединится, то эта палитра разобьётся на полутона.              Медленно подходит сзади, легко проводит горячей ладонью по её спине, сейчас не скрытой платьем. Наслаждается тем, как она выгибается навстречу его движениям, уверенным, но невесомым. Оборачивается, ведомый жёсткой хваткой Обито.         Хатаке целует его влажно и пошло, ловит взгляд зелёных глаз, затуманенных удовольствием, и прикрывает веки. От всего этого у Какаши, кажется, отпускает последние тормоза. К чему все доводы рассудка и обещания больше не притрагиваться к ней, если они пьяны и хотят этого?         Обито вздёргивает Сакуру на ноги, её ведёт в сторону, как только она теряет опору.         Шорох задираемого платья разрезает тишину, повисшую в воздухе: Учиха не медлит и, в отличие от Какаши, не сомневается. Она не его ученица, а нормы морали и нравственности похоронены под тем камнем вместе с его прошлым и половиной тела.         Сакура скользит гладкой кожей бёдер по грубой ткани форменных брюк, усаживается на колени и шире разводит ноги, буквально вжимаясь в Обито. Стонет, облизывая губы, и протягивает руку в сторону Какаши.         Хатаке обходит стол, резко смахивая на пол незамысловатый ужин, и опирается на него двумя руками. Звенит посуда, разбиваясь на осколки. Какаши знает желания и привычки Обито. Не в первый раз же…         Сакура охает, когда длинные пальцы с силой сжимают её бёдра: Обито резко встаёт и кладёт её на стол.         Какаши проводит рукой по её скуле, опускаясь ниже. Вдоль линии яремной вены, чувствуя подушечками пальцев бешеный пульс, мимо острых ключиц, будто созданных для нежных укусов, к ложбинке между грудей. Обводит контур кружевного белья, так некстати скрывающего тёмные бусины сосков, и несильно сжимает, выбивая из неё довольный полустон.         Обито действует жёстче, грубо впиваясь в нежную кожу, вырисовывая немыслимые узоры. Знает, её сейчас разрывает от контраста ощущений. Склоняется к лицу, вдавливая её отзывчивое тело в стол, несильно прикусывает чуть пухлые губы. Мажет поцелуями по скулам и подбородку, захватывая мочку уха.         — Чего ты хочешь, Сакура? — шепчет севшим от возбуждения голосом.         — Вас… вас обоих, — проговаривает нараспев, будто прося, и тут же всхлипывает, чувствуя кожей поцелуй Какаши.         Хатаке целует нежно, не отводя взгляда от глаз Обито. У того чернота не в радужке, а в зрачке. Возбуждён и взвинчен, но даже в таком состоянии он чуткий любовник, всегда знающий, чего хочет его партнёр. Какаши не раз испытывал это на себе, оттого уверен — Харуно непременно сгорит со стыда с первыми лучами солнца, но никогда не пожалеет.  

***

      Обито смотрит на рассвет, пылающий в небе, и поправляет маску АНБУ; если он скажет, что ему было стыдно — он соврёт самому себе…         Какаши крепче сжимает в руках книгу, пытается не вспоминать влажные звуки поцелуев, громкие стоны и звуки бьющейся посуды. Сегодня он впервые пришёл вовремя, вызвав удивление на юных лицах генинов…         Сакура поправляет локон, выбившийся из причёски, и старается не краснеть, рассказывая медикам о важности командной работы.         Все трое резко выдыхают и широко ухмыляются собственным мыслям:       «Я совершенно не против повторить…»