Семь месяцев

Хаято всегда был исполнительным, пунктуальным и ответственным в тех делах, которые ему поручал Тсуна, даже несмотря порой на горящие дедлайны. Ужасающий ураган Вонголы сидит на софе, сгорбившись над лэптопом на кофейном столике, изредка отхлебывая крепко заваренный до горечи чай. Комната погружена в полумрак – горит лишь подсветка у бара, за которым расположился Такеши, да экран ноутбука бросает нездоровый голубоватый свет на нахмуренное лицо. Хаято любит работать в темноте – так проще сфокусироваться на самом главном. Так проще не замечать Ямамото, сидящего на высоком стуле и расплывшегося по стойке, отделанной под холодный черный мрамор. Он лениво подпирает ладонью щеку и цедит виски из личных запасов Гокудеры. В шкафу уже почти семь месяцев висят голубые рубашки вперемешку с приглушенно-красными, в стакане на полке в ванной – вторая зубная щетка, в коридоре – в два раза больше пар обуви, а в шкафу-купе за зеркальной дверцей – шигури кентоки. Хаято рассеяно хмурится, поджимает губы недовольно, поправляет сползшие на кончик носа очки и снова пытается вчитаться в текст отчета о последней проведенной операции в Пьемонте. Обычно в гостиной из стереосистемы льется дарк джаз, но сейчас слышны лишь редкие вздохи Такеши и стук толстого стеклянного стакана о барную стойку. Электронные часы на холодильнике противно и тонко пикнули, оповещая о наступлении новых суток. Ямамото медленно обернулся через плечо, бросив взгляд в окно. Несмотря на поздний час, в квартиру еще закрадывался свет фар, проезжающих мимо машин. Где-то под окнами зычно гавкнул пес, раздалось истошное мяуканье и грохот мусорных баков. Такеши перевел взгляд на сосредоточенного Хаято – они действительно столько лет жили, как кошка с собакой. Скуало как-то обронил, что их оружия из коробочек подходят владельцам и тому типу взаимоотношений между ними как нельзя кстати. Но уже семь месяцев Ури спит на подстилке под боком Джиро. Семь месяцев Такеши дожидается, пока Гокудера разберется с семейной документацией, чтобы лечь спать, зарывшись в пепельные волосы. Хаято снимает очки и потягивается, когда часы показывают час семнадцать, стягивает резинку с затылка и волосы беспорядочно рассыпаются, обрамляя лицо. Он подходит к Такеши, на ходу зачесывая рукой пряди назад, но некоторые все равно непослушно падают обратно. Ямамото выпрямляется, сводя на секунду уставшие лопатки, и даже сидя на стуле, он оказывается выше Хаято. Хранитель дождя сейчас совсем не похож на хранителя – в домашних черных спортивных штанах и серой брендовой футболке, от него пахнет свежевыстиранным хлопком, миндалем и выдержанным виски. Гокудера так и не переоделся после возвращения из штаба, и все тело ломит от этих черных джинсов, а каждая складка рубашки противно царапает кожу. Он берет у Такеши стакан и залпом опрокидывает в себя остатки алкоголя. Ямамото смотрит на него захмелевшими глазами, а Хаято подходит ближе, слыша едва различимый в этой тишине звон пряжки его ремня под пальцами Такеши и шорох вытаскиваемых из-под пояса брюк полов белой рубашки. Его руки зарываются в черные волосы, а губы тянутся к губам, с такой же охотой стремящимся к нему навстречу. Ямамото притягивает его за шею ближе, целует жадно, но медленно, глубоко проникая горячим языком во влажный рот. Хаято сдается почти сразу же – сказывается переутомление и пьянящее тепло Такеши. Когда поцелуй заканчивается, Гокудера утыкается лбом в плечо мечника, закрыв глаза и ощущая болезненно-блаженную усталость. Ямамото ведет его в спальню, помогает раздеться, и ложится в постель, накрывая обоих одеялом. Хаято сразу проваливается в глубокий сон, а Такеши, немного покрутившись, ложится в самую удобную позу, перекинув руку через грудь Гокудеры, и самозабвенно теряется в запахе мятной жевательной резинки после пары выкуренных накануне Муратти, терпкого парфюма и ненавязчивых нотках виски.