Часть 1
3 февраля 2019 г. в 01:00
(Когда она просыпается в первый раз – на самом деле просыпается – первое о чем она думает – ожидаемой боли нет, лишь шум, треск силы, свернувшейся клубочком под кожей.
Ох, думает она один раз, а затем снова Ох!Воспоминания возвращаются, и она напрягается, вцепившись в грубое больничное одеяло. Не ее госпиталь, хоть она и не может прекратить думать, что в дверях появится Сакура с бешенством на лице.
О чем ты думала, Ино-свинина? Почему ты решила сыграть роль беспечной идиотки в своей команде?
Потому что Шикамару и Чоджи никогда не были бы так безрассудны, думает она с улыбкой и протягивает руку, чтобы откинуть за спину волосы.
Они короткие, сперва осознает она, когда ее пальцы касаются прядей длиной лишь до ушей, не больше. Она забыла. Или не может вспомнить? Они должны быть одинаковой длины, но не были, и она не понимала этого. Это… немного огорчает, если честно , исчезновение роскошных волос и смена их цвета со светло-желтого на насыщенно-фиолетовый. Это имело смысл, она родилась с таким цветом волос, но, при этом, это было не так.
Ее голова болела. Она прижала пальцы к вискам и попыталась все обдумать.
Это была… случайность. Она упала. Номер прошел не так, как было задумано. Она разбилась.
(Произошла атака на деревню, и Сай взял Иноджина, а она пошла за Шикадаем и Чоучоу. Подкрепления все не было и они попали в засаду в переулке. Дети… женщина думает, что они сбежали, но не помнит точно. Помнит только боль и отчаяние, а затем это...)
На эти воспоминания наслаивались другие. Мотоциклы, декорации, толпа, жизнь на колесах. Небеса, всегда свободные, но при этом присутствовало ощущение тоски… по чему-то. Тоски по тому, чего у нее никогда не было, но она все равно ее испытывала.
По деревне, думает она. Я скучала по Конохе. Я скучала по команде, и по семье, и по клану.
Хоть их и нет здесь. Она умерла где-то очень далеко от этого мира и ушла в иной.
Шаги за пределами комнаты заставляют ее поднять голову, и она смотрит на дверь, молча вслушиваясь в них, подсчитывая. Пятнадцать шагов, слышно отлично, а другие, раньше – были слышны едва-едва, дальше в холле. Других она уловить не может, видимо ее палата в тихом уголке здания. Легко ускользнуть незамеченной, если понадобится. На дальней стене есть окно, занавешенное и пропускающее свет, и, возможно, она не так сильна, как Сакура, но чакры должно хватить, чтобы выбить стекло.
Но она не двигается. Ждет, когда дверь откроется. Входит рыжеволосая женщина и улыбается ей.
– Проснулись, мистер де Морт? – спрашивает доктор. – Я рада. Вы получили опасный удар по голове.
– Мисс, – поправляет она, поглядывая на свои руки, хоть и не очень-то внимательно. Де Морт. И... Скалл. Она Скалл. Имя подходит. Оно обволакивает ее, как привычная одежда, и она выдыхает, когда воспоминания успокаиваются. Величайшая в мире каскадерша, которую ненавидит сам Мрачный Жнец.
Не Яманака Ино. Уже нет. По крайней мере, внешне. Она выглядит как Скалл уже давно.
– Моя ошибка, – извиняющимся тоном говорит женщина. – Я сделаю пометку. Как вы себя чувствуете? Вы чудесным образом выздоровели, Мисс де Морт.
Чудесно, думает Скалл и слегка улыбается. Что-то горит в ее груди, огонь, пылающий фиолетовым, и это не чакра, но что-то похожее. Она использовала его раньше, чтобы исцеляться, выживать в таких ситуациях, когда и не должна была.
Яманака Ино свернулась калачиком глубоко внутри нее, воспоминание, память. Скалл скрещивает руки, думает о деревне, скрытой в листве, которая простирается на многие мили во всех направлениях, с сильными, добрыми людьми, и смеется.
– Я мастер в чудесах, – говорит она, подмигивает, и доктор улыбается в ответ.)
1.
Кавахира уверен, что это можно посчитать отчаянием, но у него нет иного выбора. Систему Три-ни-сетте нужно сохранить, а пустышки требуют пламя сильнейших атрибутов, чтобы поддерживать баланс. В этот раз сильнейшее Облако живет вне мафиозного мира.
Какой позор, ведь членами мафии намного легче манипулировать, и они не впадают в истерику, когда становятся Аркобалено. Кавахира, когда у него была возможность, выбирал жертв в первую очередь из мафии именно поэтому, но в этот раз следующий по силе претендент был намного слабее, чем это Облако.
Он натянул маску. Несколько тонких иллюзий Тумана помогают ему не быть обнаруженным даже посреди переполненного стадиона, и он проскальзывает мимо охранника, стоящего у входа в зал. Несколько компаний выходят, весело переговариваясь между собой, но, похоже, зрелище близится к концу, и Кавахира этому рад. Лучше, чтобы свидетелей, увидевших, как исчезает величайшая в мире каскадерша, не было.
Жар пламени Облака уже чувствуется и подавляет, он улыбается, довольный своим выбором. Такое чистое Пламя – действительно редкое, но очень желанное.
Не потрудившись постучать, он открывает дверь главной гримерки и входит. Она не пуста, не может быть, ведь тут столь большой объем пламени, и настолько близко, и...
Он поворачивается, трость вспыхивает, и брошенное лезвие в форме листа парирует древко трости, отражая атаку. Кавахира смотрит в проницательные пурпурные глаза, совсем не те, которые ожидал увидеть у невежественной каскадерши, и улыбается.
– Моя дорогая, – легкомысленно произносит он, – у тебя такие рефлексы.
– Ты вскрыл мою гримерку, – отвечает Скалл, и она тоже улыбается, но в ее улыбке есть вызов. Вызов, на случай, если Кавахира решит ее недооценить, и Кавахира уже видел такой взгляд у киллеров и мафиози прежде.
Как восхитительно, правда.
Он бросает взгляд с куная на лицо Скалл, наблюдает, как она поднимает подбородок, выдерживает его взгляд и хихикает.
– Я ожидал увидеть каскадершу, – признается он, – А не убийцу. Я хотел бы сказать, что ваша слава бежит впереди вас, но, в данном случае, это, на самом деле, ложь.
Глаза Скалла проницательны, даже когда она слегка посмеивается.
– Убийца? – вопрошает она, и этот тон – весь беззаботный, веселый бред – тщательно проработанная маска. Кавахира это хорошо понимает. – Я?
– Да, ты, – сухо произносит Кавахира и осторожно использует трость, чтобы опустить клинок вниз. –Тот факт, что ты можешь видеть сквозь Пламя Тумана, является неожиданным сюрпризом, признаюсь.
Так как он знает, что искать, он замечает, как замерцали ее глаза, как ее внимание привлек термин.
– Пламя, – повторяет она, и это, вероятно, должно было звучать скептически, но Кавахира слышит жажду знаний в ее голосе. Она не знает об этом, и все равно она настолько сильна. Кавахира действительно выбрал правильно.
– Пламя Посмертной Воли, – уточняет Кавахира и предлагает ей руку со своей лучшей очаровательной улыбкой. – Что вы скажете о сделке? Знания о Пламени в обмен на то, чтобы рассказать мне, как тебе удалось скрыть тот факт, что ты член преступного мира?
Скалл внимательно наблюдает за ним, потом улыбается. Она поднимает руку, и на полсекунды Кавахира думает, что она собирается скрепить сделку рукопожатием. Но затем она меняет направление, шагая прямо к нему, и когда он делает нервно шаг назад, Пламя на ее руках вспыхивает, охватывая пальцы.
– Или, – говорит она, и Пламя растет, смешиваясь с чем-то иным. – Я могу просто взять все, что хочу.
Фиолетовые глаза установили контакт с глазами Кавахиры, и все искажается, ключ поворачивается. Он высвобождает Пламя Ада из кольца, окутывает себя им, но уже слишком поздно. Он слышит, как Скалл ахает, чувствует что-то в своей голове, но это не вторжение Туманника. Изображения Пустышек, Аркобалено, ловушка...
Кавахира выбрасывает ее из головы, Пламя Ада пылает, Скалл кричит. Она отлетает назад и врезается в стену, Кавахира пошатывается, хватаясь за дверь.
– Теперь это, – произносит он, и сделать это не так легко, как ему хотелось бы, – Очень интересный трюк, Скалл.
– А твой – довольно мерзкий, – отвечает она, поднимаясь на ноги. Кунай все еще у нее в руке, она собрана и готова, но теперь она смотрит на него более настороженно, опасливо.
Разумна, теперь. Кавахира сможет с этим работать.
– Я пытаюсь спасти мир, – говорит он, поправляя шляпу. – Семь жертв, чтобы предотвратить бесчисленное множество других. Семь душ имеющих силу, которая не должна попасть не в те руки. Конечно, ты можешь это понять.
Долгое молчание, а затем, к великому удивлению Кавахиры, Скалл смеется.
– Человеческие жертвы? –спрашивает она, и изгиб ее накрашенных губ сладостно горек. – Ты создаешь джинчурики ради спасения мира. И ты хочешь, чтобы я стала одной из них.
Кавахира не знаком с этим словом, но, судя по контексту, она поняла. Наклонив голову, он говорит:
– Это для блага мира в целом. Твое Пламя делает тебя единственным возможным кандидатом для Пустышки Облака.
Скалл подбрасывает кунай вверх, ловко ловит его и убирает в мотоциклетный костюм.
– В следующий раз, – советует она, – начинай с этого.
2.
У подножия горы ее ждала еще одна женщина.
Несколько неожиданно. Лал предполагала, что будет единственной – не так уж много женщин влипли по уши в мафию. Она тоже ничего так, восхищенно думает Лал, бросая взгляд на растрепанные фиолетовые волосы и эксцентричный макияж, худое тело в чем-то, напоминающем кожаную мотоциклетную экипировку. Еще один взгляд, и женщина с усмешкой смотрит в ее глаза, и Лал сдерживается, чтобы не вспыхнуть от того, что ее застукали. Вместо этого она идет к фиолетоволосовой, потому что единственный человек, которого она знает тут лично – Реборн, и она предпочла бы избегать его столь долго, сколько возможно.
От странной женщины веет отстраненностью, хмурыми днями, миром дрейфующих, свободных. Не считая того, что фиолетовый сам по себе большая подсказка.
– Ты наше Облако? – спрашивает Мирч, садясь на бревно рядом с женщиной. Достаточно легко заметить, что в их группе есть представители каждого атрибута. Единственные, кого она не видела – Небо и Ураган, и Реборн сказал, что Ураган был задержан в аэропорту. Лал не ожидает, что Небо появится; оно редко встречается, и Семьи, как правило, расхватывают их так быстро, как они появляются, а затем держат их так близко, как могут.
Женщина бросает на нее яркую улыбку, хотя Лал видит в ее глазах крайнюю осторожность.
– А ты...Туман? – спрашивает она на пробу.
– Дождь. Я Лал Мирч, – поправляет Лал, забавляясь. Она кивает в сторону Вайпера, фигуры полностью скрытой плащом, что стоит с краю их небольшой группы, выглядя нетерпеливо.
– Разве ты раньше не слышала о Вайпере?
В глазах Облака что-то вспыхивает, анализ и оценка, но она лишь склоняет голову набок.
– Я не из мафии, – легко признается она. – Я работаю каскадершей большую часть своей жизни. Меня зовут Скалл де Морт.
Это... поразительно. Все остальные здесь мафиози до мозга костей, даже Верде. Лал прикусила губу, внезапно заподозрив, зачем именно они понадобились, но старается не показать этого.
– Так ты наш водитель для миссий? – спрашивает она, слишком наигранно для шутки.
Скалл смеется, закинув руки за голову.
– Больше похоже, что я здесь для ускоренного курса о Пламени, – поправляет она. – Я знаю о своем, но этого недостаточно, верно?
Нет, если ты хочешь выжить, думает Лал, и, возможно, это немного цинично, но она вращается в мафии столько, сколько работает в Коммандос, а это уже давно. Пламя Скалл невероятно сильно, и удивительно, что ее еще не схватила одна из самых безжалостных семей, особенно если она так мало знает о Пламени Посмертной Воли.
– Возможно, это не лучший способ учиться, – осторожно говорит девушка, потому что она мафиози, но никто не должен делать этот выбор с завязанными глазами, не имея никаких знаний. – Мафия опасна.
Скалл смотрит на нее и улыбается. Что-то есть в ее выражении лица, под эксцентричным макияжем и пирсингом, за кажущейся молодостью черт. Безжалостно, холодно... Лал видела, как выглядит лицо Реборна, когда он смотрит на цель, которой осталось всего пара секунд жизни. Как смотрит Верде на очередного беспомощного подопытного. Взгляд не солдата. Убийцы.
Убийца, думает она. Убийца, которому удалось избежать внимания мафии, даже с таким сильным пламенем. Это... тревожит.
Прежде чем она успела что-то сказать, из-за деревьев выскользнул китаец. Убедился, что его заметили, что, по мнению Лал, уже дает намек на то, что он опасен. Однако Скалл не реагирует, и Лал не может удержаться от еще одного взгляда на женщину. Она, кажется, не заметила или, возможно, просто не заботится об этом; она все еще улыбается и откидывается на бревно, будто на самый удобный стул в мире.
– Мы все на месте, – произносит Реборн, слегка наклонив шляпу, чтобы прикрыть глаза. – Давайте тогда поднимемся на гору. У нас осталось не так много времени.
Лал закатывает глаза, потому что Реборн каждый раз ведет себя как королева драмы. По большей части со зла, она ждет, когда все остальные встанут на ноги, проверяя шнурки на ботинках, убеждаясь, что они крепко завязаны. Однако, когда она поднимает взгляд, перед ней рука в перчатке без пальцев, протянутая с улыбкой, и Лал смотрит в фиолетовые глаза и принимает ее. Скалл поднимает девушку на ноги и подмигивает, и, несмотря на все вопросы, которые крутятся в голове, Лал не может не улыбнуться в ответ.
3.
Он истекает кровью. Ему больно, и он не может зафиксировать повязку, и он хочет просто пойти домой, но дома просто, твою мать, не существует. Это не совсем так. Неважно.
Сжав зубы, Хаято сильнее давит на марлю, окрашенную в алый, шипя сквозь зубы проклятия, тихо, на случай если поблизости есть члены семьи Каркасса. Хотелось бы думать, что он ушел от их преследования, стащив нужную информацию, но судьба на этот раз не так благосклонна к нему, и ему надо учиться не рассчитывать на авось.
Затаив дыхание, Хаято проверяет рану, морщится и хватается за марлю. Если Каркасса используют собак, он труп, потому что они найдут его так же легко, как дышат, но если он будет слишком много двигаться, то просто истечет кровью, так что он не может бежать. Если бы у него была семья или Семья, он мог бы звать на помощь, но он внебрачный ребенок, и потому – нет. Ни одна Семья не захочет заполучить его, и единственный возможный способ, которым он может заработать, чтобы хватало хотя бы на еду – взяться за работу, на которую никто не подпишется, которая, по мнению боссов, слишком опасна для того, чтобы поручать ее членам своей Семьи.
Черт, думает он мрачно, и стучится головой о дерево, пытаясь преодолеть головокружение от кровопотери.
– Эй, – доносится сверху голос.
Хаято взвизгивает, дергается, хватается за динамит и зажигалку. Его пальцы слишком неуклюжи, его хватку даже близко не назвать крепкой, и он выронил зажигалку и не может ухватить бомбу, а та падает, вращаясь...
Малыш, одетый в мотоциклетный костюм, спрыгивает с дерева, переворачивается в воздухе и с легкостью приземляется. Хаято замирает, застигнутый врасплох, он не может решить, бежать ли ему или остаться там, где он сейчас, потому что это ребенок, и он понятия не имеет, что происходит.
А затем фигура ребенка мерцает, разгорается пурпурное пламя, и через мгновение перед ним садится женщина, стаскивая громоздкий шлем, чтобы улыбнуться ему.
– Это выглядит мерзко, – говорит она, кивая на его ногу. – Хочешь помогу?
Недоверие было правильной реакцией в тот момент. Хаято находится в сердце вражеской территории, почти беззащитный и сильно раненый. Он вор, у него – информация об основных маршрутах снабжения семьи Каркасса в кармане куртки, и любой, кого бы он ни повстречал, представляет опасность.
– Я в порядке! – огрызается он, ощетинившись, потому что, если он потерпит неудачу, он не сможет платить за квартиру, ему не хватит на еду и пополнение запасов, и тогда он не сможет работать, и он слишком много раз думал об этом порочном круге с тех пор, как он покинул дом своего отца.
– Кто ты, черт возьми?
Женщина фыркает, опускает шлем и поднимается на ноги, скрестив руки на груди.
– Я – Скалл, – говорит она, – Величайшая каскадерша в мире. А также неплохой медик.
Медик. Хаято колеблется, кусает губу и сомневается. Это... удачно. И она хочет помочь. Если он истечет кровью, ему не придется беспокоиться о получении оплаты, призракам не нужны деньги в загробной жизни. Лучше убедиться, что он выживет, а потом беспокоиться о том, является ли Скалл врагом или нет.
Он ничего не говорит, но женщина, по-видимому, прочла решение на его лице, потому что она шагает вперед, взяв его под руку, и Хаято не возражает, когда она прислоняет его к дереву на земле.
– Спасибо, – неохотно выдавливает он, хотя и пытается поднять зажигалку, как только та оказывается в пределах досягаемости.
Скалл либо не замечает, либо ей все равно. Она стягивает повязку с его ноги, хмурится, глядя на пулевое ранение, и говорит:
– Тебе повезло, что тебя лишь мельком задело.
– Меня лишь мельком задело, потому что я хорош! – протестует Хаято, решив не упоминать, что осознал только в последний момент, что может использовать свой динамит для увеличения скорости. Если бы он этого не сделал, ему бы недолго осталось, учитывая то, как стреляли Каркасса.
Скалл смеется, светло и удивленно.
– Отличный настрой, – комментирует она, к большому удивлению Хаято, поднимая одну руку и складывая пальцы в странную фигуру. Ее Пламя мерцает от фиолетового, но вместо того, чтобы перейти в желтое Пламя Солнца, оно становится зеленым. Но это не Пламя Молнии. Что-то нежное и теплое скользит по коже Хаято, когда Скалл кладет руку ему на ногу, и Хаято видит, как под его действием срастается раненная плоть. Головокружение прекращается, все приходит в норму. Он издает удивлённый вздох.
– Вот и все, – говорит Скалл самодовольно, отстраняется, ее странное Пламя снова становится фиолетовым, а затем исчезает. – Почти так же хорошо, как работа Сакуры. С тобой все будет хорошо.
Боли нет вообще. Хаято сглатывает, дотрагивается до чистой кожи, но не чувствует никакой разницы.
– Что это было? – требует он, и это звучит слишком резко, но даже Шамал не может так вылечить.
– Я же сказала тебе, я медик, – беззаботно говорит Скалл и поднимается на ноги, поднимая шлем и протягивая ему руку. – Вперед, мой байк припаркован у дороги. Проникновение в Каркасса, с учетом разворошенного тобой осиного улья, займет слишком много сил, так что я могу с тем же успехом подбросить тебя до цивилизации.
Проникновение в Каркасса? Значит она определенно часть мафии.
– Из какой ты семьи? – осторожно спрашивает Хаято. У него в рукаве еще одна динамитная шашка, и он может зажечь ее в мгновение ока, если она попытается украсть информацию, которую он достал.
Но, вместо того, чтобы сделать шаг, нацелившись на флешку, Скалл просто чуть улыбается, слабо и грустно.
– Моей семьи больше нет, – просто говорит она и отворачивается, ступая в густой кустарник. Она даже не потрудилась оглянуться через плечо, просто спросила:
– Ты идешь?
Ну... Может быть, она убьет его и избавится от трупа, но, надеюсь, по крайней мере, сначала доставит в ближайший город. В противном случае, состоится чертовски долгая прогулка, а Хаято устал. Он сглатывает, оглядывается на территорию Семьи Каркасса, а затем следует за Скалл.
– Почему ты была похожа на ребенка? – спрашивает он вызывающе.
– Потому что все время использовать хенге – напряжно, – произносит Скалл, будто это имеет какой-то смысл. Когда Хаято возмущается, она смеется, бросает ему шлем и вытаскивает черно-фиолетовый уличный байк из-за дерева.
(Скалл не убивает его за флешку. Она тащит его домой и запихивает в свободную комнату, кормит его и демонстрирует лучший способ бросить нож с максимальными травмами для жертвы.
Хаято продолжает говорить себе, что собирается уйти. Он сделает это. Определенно. Точно. У него нет семьи, или Семьи, и одна сумасшедшая каскадерша со странным пламенем и неспособностью умереть или ответить на некоторые осмысленные вопросы – это не совсем то, что он искал, когда решил, что найдет свою собственную Семью.
Он действительно собирается уйти. В любой день. Честно.)
4.
Из всех людей, последнюю, кого Реборн ожидает встретить в Японии, ошивающейся рядом с Дымовой Бомбой Хаято, это – бесполезную шестерку Аркобалено.
(Лал странно на него смотрит, когда он называет ее так. Реборн так и не понял, почему. Но вряд ли спросит. Это испортит его имидж.)
– Сэмпай! – весело приветствует она, когда он приземляется на стену, на которой она сидела. Она держала шлем в руках, нелепая цепочка пирсинга пускала солнечные зайчики, будто маяк, но она хотя бы не расстроилась из-за того, что упала, прямехонько в школьный двор.
– Шестерка, – возвращает приветствие он, и она улыбается, как всегда, будто это ее забавляет. Простые забавы для недалеких умов, полагает Реборн. Она не показывала особых способностей, кроме ее дара выживать в любой ситуации. – Каркасса уже выпнули тебя на улицу?
– Я сказала им, что хочу съездить в Японию, освежить мои цветочные композиции, – светло говорит она, и Реборну верится, что это правда, в отношении как Каркасса, так и нее. У него не было возможности проверить, но он абсолютно точно уверен, что под фиолетовой краской скрыт блонд. Еще и легкомысленная. Но Каркасса все равно не откажутся иметь Аркобалено, хотя бы по контракту, независимо от того, как она себя ведет.
– Мальчик Гокудера живет с тобой, – невозмутимо произносит Реборн, и это то, о чем сам Хаято умолчал, когда киллер вербовал его, что уже интригует.
– Ты шпионишь за мной? – вопрошает Скалл, но прежде чем она успевает надуться от обиды, Реборн фыркает.
– Я в Вонголе, а Тсуна ее наследник, – произносит он, глядя ей прямо в глаза. – Не пытайся меня обхитрить, Шестерка. Я – тот, кто рассказал тебе все о мафии и Пламени Посмертной Воли, для начала.
Скалл затихает, ссутулившись, надувшись как мышь на крупу.
– Ничего я не пытаюсь, – скулит она. – Если я брошу Хаято ему придется работать на двух работах, чтобы снимать жилье. Я так великодушна, восхваляйте меня.
Реборн игнорирует это, ибо иначе он не справится с желанием пристрелить Облако. Он без понятия, почему Лал предпочитает ее компанию чьей-либо еще, даже Колонелло иногда. Как и Вайпер... смехотворно.
– Если встанешь на моем пути, я не пощажу тебя, – грозит он.
Скалл склоняет голову и откидывается на спину, пряча лицо.
– Эээ! Я не собираюсь этого делать!
(Большую часть времени рядом со Скалл Реборну интересно, действительно ли она его обманывает, а на самом деле не так глупа, как пытается показаться. Хотя, он никогда не узнает наверняка, и это сводит его с ума.)
– Смотри чтобы так и было, – предостерегает он и спрыгивает с края стены.
Дверь рядом с лестницей на самом верху распахивается и выползает Тсуна , слегка дымяшийся, по видимому встал между Гокудерой и Ямамото во время ссоры.
– Реборн! Реборн, они дерутся и я не могу заставить их… Хах? – он моргает по совиному, снова глядя за плечо киллера.
Чудесно, думает Реборн, слегка раздражаясь. Последняя вещь, которой бы он хотел заняться, это объяснять про Проклятие, но даже для Тсуны уже двое детей мафиози – это слишком. Это не может не вызвать целый шквал вопросов, даже больше, чем обычно, хоть Тсуна и доказал, что у него есть стержень. Ну, во всяком случае, в качестве жертвы сойдет и Скалл…
Длинные руки подхватили его и яркий, счастливый смех вырвался из чужого рта. Все еще молодая женщина, но блондинка с волосами до колен в фиолетовой мотоциклетной форме.
– Привет! – обращается она к Тсуне. – Это твой младший братик? Ты не должен оставлять его одного в таких опасных местах, как это.
Это определенно голос Скалл. Это точно Скалл, но она взрослая и это не иллюзия Тумана. Реборн… что ж. Сбит с толку, так можно было бы сказать, если не учесть, что он за всю жизнь никогда не был сбит с толку.
Тсуна вспыхивает, то ли в ужасе, представив себя старшим братом Реборна, то ли от подросткового смущения перед грудью, к которой прижат киллер, сложно сказать. (В любом случае Тсуна будет наказан за это. Реборн уже видит, будто наяву, предстоящие мальчику утренние пробежки с чихуахуа.)
– М-м-мне так жаль, спасибо, – мямлит он, практически вырывая Реборна из ее рук. Реборн позволяет ему, по большей части ради того, чтобы устроится повыше и не смотреть на сияющую Скалл снизу вверх.
– Увидимся позже, милашка, – воркует она, похлопывая Реборна по шляпе, прежде чем спуститься по лестнице и исчезнуть с глаз долой, взмахнув напоследок длинными светлыми волосами.
Реборн собирается вытянуть из нее всю правду, так или иначе.
5.
Их самолет совершил вынужденную посадку из-за технических неисправностей и Занзас чертовски устал от всего в этом гребаном месте, что не может быть толком организовано. Как только становится очевидно, что они застряли в Намимори по крайней мере еще на день, Леви находит их дом — все они знали, что люди злятся из-за разрушения отелей, и это, по крайней мере, спасает Занзаса от головной боли из-за необходимости иметь дело с посторонними.
Не то чтобы Варии было намного легче.
Тем не менее, все слишком не в форме из-за прошедшего Конфликта Колец, чтобы доставлять столько же неприятностей, как обычно, и Занзас спокойно добирается до сада с бутылкой виски и пачкой сигарет. За его спиной в доме темно и тихо, почти все спят, кроме Скуало и Мустанга, которые беседуют в кабинете. Не очень тихо, но они на другом конце особняка, так что Занзасу плевать.
Грудь болит. Руки болят, и если он перестает контролировать себя хотя бы на несколько секунд, они начнут дрожать, словно от холода. Он закрывает глаза, и все, что видит, это лед, поднимающийся вверх по телу, замораживающий его, высасывающий жизнь, тепло и всю его ярость.
Ярость – единственное, что осталось у Занзаса.
Он выдыхает облако дыма, делает еще одну долгую затяжку, чтобы почувствовать, как оно обжигает легкие. Весь проклятый мир перевернулся с ног на голову, и Занзасу так невыразимо горько из-за этого. Отторжение Кольца Неба, чертов лед, отброса кусок, что как-то сумел обыграть Занзаса, даже когда все сложилось в пользу Скайрини. И тогда, тогда Савада Цунаеши имел наглость пожалеть его.
В счастливый путь. Занзас будет так чертовски рад оставить Японию с ее пылью и с Савадой.
Тихие голоса прерывают его, поглощенного попытками не зацикливаться на воспоминаниях, и он опасно прищуривает глаза, поднимая голову. Два человека разговаривают так тихо, что Занзасу требуется минута, чтобы понять, откуда раздаются голоса, но…
Пара фигур сидит на краю стены сада, рядом друг с другом. Одна из них – Маммона, закутанного в плащ, но Фантазмы нигде не видно, а другой – незнакомец, худой и длинноногий, с лохматыми волосами, бликующими в свете городских фонарей. Это кто-то, неизвестный Занзасу, и он начинает напрягаться, ведь любые незнакомцы поблизости представляют угрозу, поэтому он дотрагивается до пистолетов, отталкивается от скамейки и скользит к стене тихими шагами.
– … Сильнейшие иллюзии не держатся долго, - говорит Маммон, его высокий голос звучит скептично.
– Это не навсегда, – соглашается незнакомец, наклоняясь вперед, чтобы упереться руками в перчатках в верхнюю часть стены, – Но потратив немного сил и сделав ее прочной, мы действительно можем вернуть кое-что из старой жизни.
Пока Занзас наблюдает, знакомая фигура взмывает в воздух и падает обратно. Соска на цепочке, выглядящая не такой большой на взрослом теле, как на Маммоне. Его ладони сильнее вцепляются в пистолет, он напряжен, ведь то, что заставило другого Аркобалено посетить их, скорее всего, связано с такой кучей дерьма, с которой он действительно не хочет иметь дело, пока пытается оправится от ран.
Наступила пауза, а затем Маммон мрачно смеется. Пламя цвета индиго просачивается наружу, и через мгновение его* форма меняется, он вытягивается. Взрослый садится напротив незнакомца, натягивая капюшон на глаза, хоть это и обнажает частично его ноги, издает вздох, подняв руку, рассматривая ее.
– Шахматоголовому это не понравится, – произносит он слегка задумчиво, – Но я забыл, каково это. Возможно, Скалл, я снижу твой долг мне за тот случай с Верде.
Скалл смеется, и... Занзасу знакомо это имя, хотя и очень смутно. Часть семьи Каркасса, подозрительной даже для мафии.
– Не думаю, что я когда-нибудь говорил за это спасибо, Вайпер.
Маммон фыркает.
– Наблюдать, как ты дурачишь Реборна, – самое веселое, что мне довелось за эти дни. Я не собирался позволить этому хакеру разрушить мой источник развлечений.
Скалл хихикает, подтягивая под себя ноги и скрещивая их.
– Я понятия не имею, о чем ты говоришь, – произносит она, но ее голос полон сарказма.
Фыркнув, Маммон поворачивается, свесив ноги через стену и смотря в сторону города.
– Я хочу наведаться в бар, – решает он, – Прежде чем иллюзия исчезнет.
– Ты же не собираешься бросить великую Скалл-сама? – надменно-самоироничным тоном вопрошает женщина. Маммон издает стон.
– Прекрати. Я не Реборн, – с упреком произносит он, а затем прыгает со стены и исчезает. – Ты идешь? Оплатишь мой счет.
Скалл машет рукой.
– Иди без меня, я догоню! – призывает она и ждет несколько долгих мгновений, в то время как Занзас напрягается. Маммон, должно быть, совсем исчез с горизонта, когда она повернулась, посмотрела прямо на Занзаса и сказала:
– Подслушивать – невежливо, знаешь ли.
Занзас прищуривается, выходит из тени и наставляет один из пистолетов ей в голову.
– Ты вторглась сюда, – рычит он и без колебаний делает выстрел.
Не прошло и секунды, как что-то сильно бьет его в спину и заставляет растянуться на земле. Занзас больно падает и мгновенно перекатывается, поднимая оружие, но женщина уже исчезла, он заметил лишь мелькнувшее пятно фиолетового и движение, мишень исчезла. Он выдавливает проклятие, двигается так быстро, как только позволяет его больное, избитое тело, и уворачивается, до тех пор, пока длинный нож не останавливается у его яремной вены.
– Так ты Эдельвейс Вайпера, – говорит Скалл тихо, безучастно. Не рисуясь, и не равнодушно, просто... пусто. За словами нет эмоций, и Занзас чувствует, как что-то вроде настороженности проходится по спине. Он совершенно неподвижен, крепко сжимая пистолеты, делает выдох.
– Аркобалено, – рычит он. – Убирайся нахрен из моего дома.
Она издает смешок, но вместо веселья Занзас замечает, что она ведет себя, как кошка с мышью, и эта мысль заставляет его рычать. Он бьет локтем назад, но она блокирует удар и переворачивается прямо в воздухе головой, делает подсечку и переворачивает свой длинный нож в руке. Лезвие загорается фиолетовым Пламенем, когда она опускает его, и Занзас едва успевает собраться с силами...
Нож врезается в землю рядом с его головой, и холодные фиолетовые глаза встречаются с его. Скалл еще улыбается, но это не более, чем изгиб губ, и вместе с Пламенем, клубящимся вокруг, она выглядит одиночкой, опасным в своих порывах защитить Облаком.
Где-то глубоко внутри него, чахлое и перекошенное, Небесное Пламя Занзаса обвивается вокруг нее, в поисках Гармонии.
– Не говори со мной так, – говорит она легко, почти дразня, хотя веселье ее тона не затрагивает глаз Аркобалено. – Разве тебя никто не учил, как обращаться с леди?
– Я буду говорить с тобой, как захочу, мусор, – выплевывает Занзас, и Боже, ему придется в какой-то момент поднять свое проклятое ноющее тело с земли, даже не хочется об этом думать.
Скалл закатывает глаза, затем отворачивается от него и убирает куда-то нож.
– Мои поздравления, – говорит она, и Занзас даже не может сказать, сарказм это или нет. – Вайпер не любит многих людей, даже тех, что платят.
Затем, сделав неуловимое движение, она прыгает со стены и исчезает.
Занзас остался один в саду, разозленный и полный боли, и более чем готов всадить пулю Посмертной Воли меж ее паршивых глаз в следующий раз, когда увидит. Шатаясь, он вместо того, чтобы позволить ярости поглотить его, решает дойти до постели и с рычанием возвращается в главный дом.
Скуало стоит в холле, балансируя на костылях, и прощается с Каваллоне. Они оба вздрагивают, когда Занзас проносится мимо, и он рявкает на них:
– Что, черт возьми, Эдельвейс?
– Цветок, – автоматом отвечает Каваллоне. Занзас видел Реборна, возможно причина такого поведения в этом. – На языке цветов означает власть и силу.
Занзас захлопывает за собой дверь с такой силой, что та дребезжит. Не так плохо, как могло бы быть, но он определенно всадит пулю в Скалл при удобной возможности.
+1
Спустя неделю после возвращения из будущего Гокудера слег с простудой, которая была столь схожа с бубонной чумой, что Хибари не позволил тому посещать школу и послал болеть дома.
Ну, на самом деле, сказал не умирать на территории школы, что в устах Хибари было синонимом заботы. Так как Ямамото должен был помогать отцу в магазине, Тсуна берет школьные задания, сделанные вручную подарки с пожеланиями выздоровления от Кеко и Хару и направляется в квартиру больного.
Это первое его посещение квартиры друга, медленно доходит до Тсуны, пока тот смотрит на дверь квартиры перед носом. Он нерешительно нажимает на звонок, прислушиваясь к любым шевелениям за дверью, просто на случай если Гокудера слишком слаб, чтобы подняться и пустить его внутрь.
Но вместо этого, голос кричит «Минуточку!» и раздаются шаги. Открывается дверь и перед Тсуной стоит самая пугающая женщина, которую ему довелось видеть. И она смотрит на него. Она высокая, одетая в рваную футболку и поношенные джинсы, ее фиолетовые волосы растрепаны, а макияж – кричащий. Тонкая цепочка тянется от пирсинга в губе к клипсе в ухе, а в ее мочки ушей вдеты маленькие кольца.
– Привет, – говорит она и широко улыбается, отступая назад и открывая дверь до конца. – Ты должно быть Дечимо Вонгола.
Тсуна пищит, делает шаг назад и жалеет, что оставил перчатки и решает, в какую сторону уклоняться от атаки. Он готовится...
Но это квартира Гокудеры, она в квартире Гокудеры и Гокудера болен настолько, что уязвим и потому Тсуна прекращает свое отступление, смотрит вверх, и...
Она улыбается мягко, но при этом грустно.
– Хаято рассказывал о тебе. – ласково произносит она и освобождает проход. – Пожалуйста, входи, Дечимо.
– Я-я Тсуна, – поправляет Савада, задаваясь вопросом, действительно ли справится. Но он все еще здесь, он не чувствует тревоги, как это обычно бывает, когда присутствует угроза. Только спокойствие, и раз уж его Гиперинтуиция не бьет тревогу, то все нормально.
– Тсуна, – без колебаний повторяет женщина. – Я – Скалл де Морт.
Наверно Гокудера говорил про другую свою сестру, и Скалл не выглядит ни капли похоже на него. Может это его подруга? По крайней мере, этого достаточно, чтобы Тсуна смог улыбнуться в ответ, хоть и несколько настороженно, и она хихикает, протягивает руку, ущипнув его за щеку.
– Хаято был прав! – весело провозглашает она. – Ты правда милашка!
Тсуна давится воздухом. Гокудера говорил такое? Про него? Своему... своему другу, с которым живет? Вся кровь приливает к лицу парня, и он зарывается лицом в бумаги, что принес, пытаясь скрыть смущение от глаз Скалл.
Из дальней комнаты раздается громкий вопль, стук и кашель.
– Ты-ты мотоциклетная идиотка! – кричит Гокудера, вздыхает и тут же начинает кашлять. Скалл хихикает, кладя руку меж лопаток Савады и подталкивая в направлении Хаято.
– Давай-давай, – убеждает она. А затем добавляет, достаточно тихо, чтобы Гокудера не услышал. – Если ты разобьешь ему сердце, то я превращу тебя в таракана, и неважно, насколько ты мил.
И прекрасно понятно, что означает каждое ее слово.
Тсуна издает писк, не в силах сказать что-либо из-за охватившего его ужаса, и отскакивает от Скалл. Он уже понял, что она ужасает. Ему не нужно было лишних подтверждений.
– Скалл!
Гокудера, шатаясь, выходит в коридор, бледный как мел, вспотевший, с такими глубокими мешками под глазами, что в них и Реборн спрячется. Он вваливается в комнату, чуть не запутавшись в собственных ногах, а Скалл смеется и уворачивается от его неуклюжего захвата.
– Ты никогда не поймаешь могучую Скалл-сама! – выкрикивает она, и Гокудера рычит как котенок с насморком, ударяется об угол кофейного столика, а после – о комнатное растение на полу. Тсуна ловит его в последний момент и удерживает, приложив все силы, а Гокудера краснеет как рак.
– Джу-джудайме! Вы… вы не обязаны были делать это, Джудайме!
Скалл вытаскивает из кармана телефон, ловко щелкает камерой, и приговаривает:
– Вы двое очаровательны.
Гокудера свистит как чайник, затем снова кашляет и Скалл дарит Тсуне улыбку в которой видно чистое, стопроцентное зло.
Это – один из противников, с которым я совсем не готов столкнуться, – думает Тсуна.
* В оригинальном тексте пол Маммона не указан, автор пишет "они", но на русском это звучит довольно странно, так что предположим, что Маммон у нас мужчина.