Всегда прекрасна

      Кушель всегда была прекрасна, нежно касаясь круглого живота, поглаживая кожу, покрытую растяжками.       Со стороны она выглядела комично и угловато, будто сошла с картины художника-карикатуриста. Впалые щеки, торчащие ключицы, пышная грудь, тонкие руки с острыми локтями и изящными пальцами, слегка выпирающие рёбра, длинные ноги и, неожиданно, огромный живот, который не могло скрыть ни одно платье, точно лишний на теле самой известной проститутки нижнего города.       Сидя под пробивающимися с поверхности, через провалы в земле, лучами сентябрьского солнца женщина подставляла всю свою кожу последним тёплым поцелуям, понимая, что дальше её ждёт лишь холод зимы и болезни.       Кушель всегда была прекрасна, лёжа на окровавленных простынях и прижимая к сердцу маленький тёплый комочек. Она светилась от счастья, зная, что ребёнок жив и здоров.       Кушель всегда была прекрасна, просыпаясь от тихого голоса маленького Леви, треплющего мать по худому плечу, постоянно повторяющего одну и ту же фразу. — Доброе утро, мамочка. Мамочка, доброе утро. — Доброе утро, солнышко, выспался? — Да, поднимайся, мамочка       Кушель всегда была прекрасна, сидя на полу, дабы не сильно возвышаться над сыном. Женщина тянулась вверх и наклонялась в разные стороны, показывая упражнения Леви. — Зарядка и спорт спасут от любых болезней, Леви. — Да, мамочка.       Кушель всегда была прекрасна, разместившись на каменном полу купальни и оттирая светлую кожу сына, сидящего между её ног, от грязи. — Наверху, там, где светит солнце, где тепло и светло, тоже живут люди. А ещё там живут животные, бегающие по лесам. — Что такое ле-са, мама? — стирая текущую по лбу мыльную пену, спросил мальчик. — Леса, зайка, это огромные пространства земли, покрытые огромными растениями — деревьями — стоя под ними, кажется, что они царапают небо. И они могут быть выше самых высоких домов нашего города. А ещё, леса — дом для многих животных. — Такого не может быть, мама, ты мне врёшь! — Мама тебе НИКОГДА не врёт, Леви. Когда-нибудь, ты выберешься на поверхность, и сам увидишь это всё, — грустно улыбнулась она.       Кушель всегда была прекрасна, изо всех сил удерживая подвижного, извивающегося на её руках, мальчика, дабы он получил необходимое количество солнечных лучей. Подставляя мальца тёплым поцелуям, полезным юному организму.       Кушель всегда была прекрасна, сидя на полу их дома, с разбитой губой и носом, терпя нежные прикосновения сына, пытающегося вытереть кровь и слёзы матери. — Мне это не нравится, мамочка! Ты уходишь на весь день и всегда приходишь вся в крови! Меня это пугает… — Мне это тоже не нравится, малыш, — нежно обнимая сына и касаясь губами его лба, прошептала женщина, — но только так я могу заработать тебе на еду… может, ты хочешь поиграть? — Хочу, — не отрываясь от объятий матери за шею, прошептал мальчик.       Кушель всегда была прекрасна, играя с сыном в кривые самодельные куклы, разыгрывая сценки и сказки при помощи них, рассказывая всё больше интересных историй Леви.       Кушель всегда была прекрасна, отдавая всю еду ребёнку, доедая за ним крошки и сгорая на глазах. Ужасно худая женщина прижималась по ночам к сыну, нежно целуя его перед сном, тихо пропевая колыбельные, стараясь забыть о том, что завтра ей снова становиться Олимпией «приносящей незабываемое удовольствие».       Кушель всегда была прекрасна, лёжа без сил на кровати и наблюдая, как Леви допивает суп, выменянный матерью за последний чай и свои услуги. Улыбаясь мальчику и радуясь, что хоть сын ещё один день не почувствует, что голод уж точно не добрый приятель. — Было вкусно, малыш? — Да, мамочка, спасибо. Может ты тоже что-нибудь поешь? — Поем, попозже. Иди ко мне.       Прижимая к себе сына, Кушель поцеловала его в щеку. — Ты же знаешь, насколько я тебя люблю? — Очень сильно? — Да, очень… — Даже сильнее, чем чай? — Намного сильнее, малыш. Если что-то пойдёт не так, помни, я всегда буду рядом, — незаметно стирая слёзы, прошептала женщина       Кушель всегда была прекрасна, уснув своим последним сном, лёжа под тонкой тканью простыни, больше не согревая своей теплотой и улыбкой, поцелуями и объятиями голодного и напуганного Леви.       Кушель всегда была прекрасна, в этом Капрал был уверен, он запомнил мать, как самое светлое, что было в его жизни. И её, не самое чистое, прошлое его не волновало.