Химия

(01)02.01.2012 - 08.01.2012 Ну, можно немного вернуться к воскресенью и выхватить из памяти пару моментов. Воскресенье, первое января Во-первых, первого числа все продолжали пить. Да, мы праздновали. Ель, да позволит Всевышний мне так назвать многострадальное дерево, накренилась под крайне опасным углом и в таком же положении находилась в понедельник. Честно, я выжидаю, когда же она уже упадёт. Пускай на Мармона. Ну или на Леви. Или на семпая. Да, пускай упадёт на эту дрянь, начитавшуюся сказок в детстве. Истеричная блондинка с пшеном вместо волос и консервной банкой на голове. О, да нет, я его простил. Простил за всё. Простил все те разы, когда у меня в заднице был его член, простил за все побои, простил за унижения, простил... Думали услышать это? Хрен вам. Так вот. Ель эта почти и не живая. Ну, она и так искусственная, но до момента полного краха ей осталось чуть-чуть. Совсем чуть-чуть. Совсем чуть-чуть до того, как в неё врежется шатающийся Леви. Зрелище не стоило ни гроша. Дерево продолжает гордо сгибаться над полом. Во-вторых, семпай убил человека. Именно убил. Прямо у всех на глазах, в гостиной. -Как насчёт фокуса? –говорит он мне и ставит карандаш вертикально на стол. - Я заставлю его исчезнуть. Ты! Подойди сюда. Химик стоит на ногах нетвёрдо, но весьма уверенно. К нему подходит испуганный мужчина лет сорока - прислуга. -Мне нужен помощник, и ты... - бьёт подошедшего головой об стол так, что карандаш входит в череп. – Та-да! Он исчез! Крови было немного, но зрелище довольно мерзкое. Правда, никто особо не удивился. -Нет, Бел, только не снова, нет, - Скуало устало трёт лицо. – Как ты меня достал с этими убийствами. А, ещё у королевны ручонки тряслись. В-третьих, что-то с семпаем всё-таки не так. Мало того, что он потом вёл себя как последняя мразота, так и Луссурию послал. Очень далеко и очень надолго. -Белюшка, ну что с тобой? Я же волнуюсь! -Я тебе уже всё сказал, - спешно направляется к лестнице. -Врай, да что такое происходит? -Ничего. Со мной всё нормально, - поднимается. И всё-таки он какой-то раздражённый. -Хватит врать! Я тебя слишком хорошо знаю, - почти кричит кэп. Я ещё долго пас окружающих и провожал Капюшон взглядами полными ненависти и раздражения. Мимо мелькают жутко знакомые худые ноги. Цель найдена. А, и да, почему именно ноги? Я опять сидел под столом. Тихо крадусь за преподавателем, стараясь даже не дышать. Сворачивает в восточное крыло, вскоре останавливается. Приоткрывает дверь. Делаю несколько шагов назад и встаю за угол. Как раз тут какое-то декоративное дерево. -Покаяться пришёл? – говорит Скуало. -Она меня бросила, - облокачивается о дверной косяк. Вижу спину. -Кто? -Ну та. Я с ней полторы недели назад познакомился. Рассказывал же. -А-а, рыжая-то? -Сам ты рыжий. Эта чёрная была. -Так, подожди. Я надеюсь, вы нормально разошлись, и ты не… -Нет, - мотнул головой. -Хвала небесам. Мозги у тебя ещё есть. -Я уже не маленький. -Да, ты сегодня это замечательно продемонстрировал. -Так вот. Приходит ко мне в среду и заявляет: «Достала меня твоя химия. Времени мне не уделяешь, всё за компьютером сидишь». Ну а я виноват, что мне работать надо? Так ей и объяснил. «Ты мне врёшь». Нормально как бы, да? То, что мне надо дом содержать, еду покупать и прочее - это уже за бесценок. Не понимаю я таких. Видит же, что я человек дела. -Я вообще удивляюсь, что не ты первый отношения разорвал. -Да я уж хотел. Времени всё не было. -У тебя с этой химией действительно на жизнь времени не хватает. Не думал другим чем-нибудь заняться? -Я уже тебя послушал однажды и получил вон то зелёное существо в качестве геморроя, - показывает себе за спину. – Спасибо, но больше таких даров мне не надо. Нет, парень он, конечно, не самый глупый, но и мог бы прикладывать больше усилий, мы бы были уже далеко впереди. -По твоим запросам сложно найти людей. Радуйся, что Фран вообще учит всё то, что ты задаёшь. Не каждый же осилит. -Но я же осилил когда-то. -Бел, у тебя было стремление, ты этого хотел. Ты лелеял свою безумную мечту и добился бы вершины, несмотря ни на что. Как видишь, свои цели ты достиг. Что дальше планируешь? -Я не знаю, - переносит опору на правую ногу. – Можно и жениться, как ма наставляет, но я пока не хочу. Это же какой взрыв у меня в голове будет! Если сейчас-то времена не самые спокойные, то, что я обрету тогда? Сварливая жена, приевшаяся еда, мелкие орущие бляди… -Дети. -А? -Ты имел в виду: «мелкие орущие дети». -Мы поняли друг друга. -Эх, когда же ты уже остепенишься? -К чему это ты? – потягивается. -Сколько подружек сменил за этот месяц? -Ши-ши, штук пять. Я не помню. -Не надоело? Ты поаккуратнее, а то заработаешь себе ещё что-нибудь. -Что я могу себе заработать? Организм работает, как часы. Всё у меня замечательно. -Не губи себя в самом расцвете сил. Подожди до тридцати хотя бы. -А ты ждал? – убирает руки в карманы и снова облокачивается о косяк. -Ты же знаешь, я не люблю говорить на эту тему. -Печально ведь, что она умерла, правда? Вот и я не хочу. Я многое наблюдал со стороны и не хочу стать главным героем некоторых событий. Я лучше умру в поганые тридцать, но вкушу жизнь. Я не люблю загадывать слишком далеко, и ты это прекрасно знаешь. Кто умер? Какие пять подружек? Ничего не понимаю. -Никто не может знать точно, Бел. Если бы я знал, что у неё лейкемия, я бы обязательно помог с лечением. Но ведь никто не знал, понимаешь? Мы не можем знать всё. А тем более, наперёд. -Ты меня заебал со своими нравоучениями. -У меня побольше жизненного опыта. -Разница в тупые шесть лет. -Взгляни на себя и на меня. Я себя и веду, и чувствую, как сорокалетний. Не при моём образе жизни по клубам мотаться или цеплять девок, как ты. -Я хочу уехать, - резко переводит тему химик. -Куда? -Я не знаю. Но точно уверен, что хочу уехать. Может быть, в Скандинавию или Канаду. -И когда? -Как можно скорее. Может, брошу работу и улечу. -Эй, чего это так? -Я устал, понимаешь? – присаживается на корточки. – Каждый божий день мне на голову сваливается какая-нибудь хрень. Я ожидал, что будет нелегко, но всё же. Даже я человек и имею свойство уставать. -А бабы? -Достали. Одна та Изабелла, ну, светленькая, до сих пор сообщениями канает и не понимает, что мы уже расстались. Пишет мне: «Любимый, с тобой всё в порядке? Я так соскучилась». И прочее дерьмо. -Слушай, ты поменьше ругайся. Поздно уже, и Зан не слишком обрадуется твоему ору. Но семпай будто его и вовсе не слушает: -Я даже рад, что лечу во Францию. Не так уж и важно, что с соплёй. Главное, что у меня есть неделя долгожданного отдыха. -У тебя халявный график, бестолочь. -Ты по выходным полетай на конференции в Финляндию, например. Полночи в аэропорту в зале ожидания зависаешь, полночи тебя в самолёте трясёт. Очень приятные выходные, да. Особенно с пересадками. -Всё, успокойся. Я ещё не привык к этим твоим полётам. Как Элизабет? Элизабет? -Нормально, я к ней заезжал недавно. Шлёт вам приветы. -Я к ней наведаюсь, пока тебя не будет, хорошо? -Да делай что хочешь. Мне плевать. -Бел, перестань. Она же твоя бабушка. А-а, то-то имя знакомое. -Эх, - поднимается на ноги. – Я порой тебя убить хочу, но всё равно спасибо. Капитан усмехается: -За что? -За то, что ты меня пока своим мечом не нашинковал, ши-ши, - подтягивает штаны. – Пока, Скуало. -И тебе доброй ночи. Семпай идёт в свою спальню. Сажусь ниже и стараюсь не шуршать. Проходит мимо, дальше по коридору. И всё-таки ничерта я не понял из их разговора. -И что ты тут делаешь? -А? – поднимаю голову. Надо мной склонился Скуало: -Подслушиваешь? -Никак нет, кэп. -Эх, ладно. Мне-то без разницы, но Бел этому рад не будет. Просто не бери в голову и помалкивай. -Вы так хорошо знаете семпая? -Я его знаю с восьми лет. -А почему именно с восьми? Все постоянно так говорят, но я до сих пор не понимаю. -Он просил не рассказывать. Не любит эту тему. -А кто умер от лейкемии? -Что? – растерянно моргнул. -Ну, раз Вы меня уличили в подслушивании, то знаете, что я разговор слышал. Вы упоминали, что некая особа умерла от лейкемии. Как я понял, это был близкий Вам человек. -Это была практически моя жена. Мы должны были сыграть свадьбу, но за две недели до торжества она скончалась. -Простите, я не знал. -Да что уж тут, - тяжело вздыхает. – Пошли, что ли, расскажу что-нибудь не столь важное. Мы сидели у Скуало в комнате, и он рассказывал разные истории. Я чувствовал себя ребёнком, которому дед рассказывает о своей молодости. Но я действительно узнал много нового. О том же семпае, например. -В свой первый день пребывания в особняке он вырезал половину прислуги. Как ты мог верно подметить, свои маньячные замашки Бельфегор сохранил. Он, конечно, славный малый, но я бы никому не посоветовал встретить его в тёмном переулке. Особенно, если ты с ним во всех смыслах на ножах. Очень было тяжело, когда ему исполнилось четырнадцать. Начался весь этот переходный период. Характер стал ещё хуже, начал в себе замыкаться. Последнего я боялся больше всего, потому что особо сближаться наш принц ни с кем никогда не хотел. Примерно как сегодня всегда было. Придёт, выскажется, вроде и у меня, и у него на душе отляжет. С Мармоном тогда много ходил. Тому было не особо приятно общество малолетнего садюги, но терпеть приходилось. Никто не хотел заснуть в последний раз. Гормоны и Бельфегор – вещи несовместимые. Когда прыщи полезли, это было нечто. Комплекс на комплексе, каждое утро начиналось с подсчётов. Сегодня два прыща, завтра – десять. Выдавливать – не королевское это дело, прижечь прыщи спиртом – лень и воняет противно, - хохот. – А как-то, помню, прихожу вечером, вроде тихо в особняке, а где-то, слышу, баба стонет. Думаю, Занзас развлекается. Ну, без задней мысли такой иду на второй этаж и понимаю, что не у босса оно всё происходит. Весь насторожился, прохожу дальше. И что, думаешь, я вижу? Баба лет двадцати пяти и Бел, лет на десять младше, и она выгибается так под ним, словно сдохнет сейчас. А мелкий на меня смотрит и говорит: «Что смотришь? Можешь присоединиться. Принц сегодня щедрый». Я, конечно, был крайне удивлён, но спорить не стал и съебался куда подальше. Сейчас, как понимаешь, у него просто золото, а не характер. Хотя бы потому, что мне глаза не мозолит особо. Вот к Занзасу он всегда хорошо относился. Всегда чувствовал, что без раздумий получит по голове. Собственно, пару раз такое случилось. Немного случайно, но всё же. Его уважает, меня – когда как. Я для него что-то между Луссурией и боссом. Этакая мамашка, которая особо не балует сыночка, да и папане в обиду не даёт. Очень часто меня за волосы дёргал, когда лет восемнадцать исполнилось. Стебал «прошмандовкой» и приставал, говоря, что на девочку похож. Взрослел парень. Стал спокойнее, воспитаннее. По бабам пошёл активнее. Всё же излишним сексуальным влечением Бел страдает. Как-то, помню, его в лицей пихнул лет в двенадцать, пожалел потом. Одному парню палец отрезал. А он сказал, что его доставали, издевались над ним, а принц, якобы, терпеть не должен. Долго ещё закатывал истерики на тему возмездия, но это не так уж и интересно. Где-то как раз в этот период начал листать учебники по химии. Но, скорее, лет в тринадцать или четырнадцать, я уже не помню. Как выучил формулу первую, так и понеслось. На завтрак - химия, на время отдыха - химия, за обедом - химия, на тихом часу (да, я его заставлял) - химия, за ужином - химия, в кровати - химия, ночью - химия. Просто с головой ушёл в процесс обучения. Бел же у нас на домашнем обучении был. Но, кстати говоря, ни одного препода он не прирезал. А временной преподавательнице химии даже цветы дарил. Кажется, она ему нравилась, - сладко зевает. – Когда в семнадцать решил поступать в университет, я отговаривать не стал. А что? Пускай пробует себя. Хоть и очень молод, но всё же. Что удивило всех, его приняли сразу. Без каких-либо претензий, что он даже несовершеннолетний. Я первое время жил с ним. Оплачивал проживание, кормил. Быстро вести хозяйство сам научился. Стал организованным. Сразу же после восемнадцатилетия меня выпихнул из дома и сказал, чтобы я катился на Сицилию. Ну а что мне оставалось? Вернулся. Порой писал свои последние новости или звонил. Очень радовался, когда сдавал экзамены. Буквально сразу же мне звонил, только успевал из университета выйти. И сдачу объяснял как само собой разумеющееся. Чтобы его полностью приучить к ответственности, подарил Минка как-то. Я уже и не помню, когда именно. Сонно киваю. -Ладно, тебе пора уже. -Хорошо-о, - зеваю я. -Давай-давай, вали спать. Поздно. -Спокойной но-очи, Скуало. -Спокойной, пацан. Мою голову ещё долго одолевали мысли, а ближе к трём часам я заметил одно непрочитанное сообщение. «С Новым годом» От Мукуро. Понедельник, второе января. День начался... неплохо начался. Голова почти не трещала, чувствовал себя куда лучше, чем вчера. Я смутно помнил вечерний рассказ Скуало. А ещё ночью кто-то кричал. Кстати, второе число. Сегодня уезжаем. В столовой были все. Даже семпай. Я лениво прошествовал на пустое место сбоку него, быстро бросив что-то отдалённо похожее на «доброе утро». -Выспался? – вежливо интересуется капитан. Вяло киваю, подцепляя пальцем вилку. Яичница с беконом и зеленью, чашка горячего чая с сахаром. Боже правый, да я уже давно так не обжирался по утрам. Не знаю, как так вышло. Кажется, похудел даже. -Ты к вечеру готов будь, - выдаёт химик. – Ночной рейс. На самолётах летать не боишься же? -Нет. -Отлично. Мне проблем меньше. -А когда назад прилетаем? Хоть бы не до воскресенья. Пожалуйста, нет. -В воскресенье. Уже где-то вечером в Италии должны быть. Чёрт. Луссурия ещё что-то щебетал о насущном, но я не слушал. И что я буду делать всю неделю? Ладно, да, в Лувр схожу. Это обязательно. Ну а дальше? Вся та программа, которая приходит на ум, спокойно вмещается в один день и неспешную прогулку. Тащиться в разные кафе, кино и прочее – платить явно буду не я, родной язык уже и не помню почти, зачем мне это всё? Мысль о том, что я буду в буквальном смысле зависим от семпая, не радовала. Абсолютно она меня не радовала. Перед обедом от нечего делать слонялся по комнате отдыха. Скуало лениво листал журнал, лёжа на диване, а какая-то молодая девушка из прислуги старательно стирала пыль с напольных часов. Делала она это аккуратно, с должной толикой профессионализма. В комнате объявляется Леви, и его явно не радует моё безделье: -Эй, хватит шататься без дела. Иди займись чем-нибудь полезным. Удар между лопаток выбил из лёгких весь воздух, и я бы грохнулся на пол, если бы не налетел на вовремя вошедшего семпая. Кажется, усач не думал, что я такой хиляк и согнусь пополам от лёгкого хлопка по спине. Безвольно повис в королевских руках. -Леви, ты долбоёб или как? Какого хрена детей бьёшь? – вкладывает в голос тонны недовольства. -Что он сделал? – капитан оторвался от чтения. -Скуало, ты хотя бы иногда за жизнью следи. Я тут решил пойти отдохнуть, только захожу в комнату, а на меня Жаба тут же обрушивается. Но я-то знаю, что он хлюпик, сопля и тупица, а не разиня. А Леви бы могло взбрести в голову садануть ни в чём не повинную шмакодявку. -Эй! Я же не намеревался убить его! – усач подходит ближе. -Нет, вот ты, - делает ударение на последнем слове, - держись от королевских игрушек подальше. Ему ещё экзамен сдавать, и пусть только попробует меня осрамить. -Семпай, я как бы уже на ноги встать могу. -Молчи, когда взрослые разговаривают! -Хорошо-хорошо, - примирительно поднял руки, всё ещё прижимаясь к семпаю. Точнее, он сам меня к себе немного прижимал. -Что ещё за «королевские игрушки»? Опять людей эксплуатируешь? – спиной чувствую, как капитан бросает на нас недовольные взгляды. -Вовсе и нет, - произносит химик, как маленькая обиженная девочка, подхватывая меня, словно плюшевого медведя. От резкого движения шумно выдыхаю. -Ладно, прекратите мне глаза мозолить и дайте отдохнуть, - вновь принимается за чтение Скуало. -Вот и славненько, - так меня и потащили дальше. Правда, как только мы покинули помещение, меня сбросили на пол. -Больно вообще-то, - тру локоть, сидя на полу. -Мне-то какое дело до этого? – и пошёл дальше. Нормально? Сначала «не бей детей», «королевские игрушки», а потом - «какое мне дело». Это вызвало во мне массу негодования. К ужину я собрал в рюкзак все вещи, раскиданные по комнате, и, в общем, был готов к полёту. -Рейс «Палермо-Париж» посмотри на табло, - лениво усаживается на скамью в зале ожидания. -Всё норма-ально, - изучаю табло с рейсами. -Класс, - откинулся на спинку, положив на неё вдобавок и руки. – Целая неделя во Франции. И причём отдыха неделя, а не гнусной работы. -У Вас даже настрое-ение улучшилось, я так погляжу. -Ну ещё бы! Знаешь, как я вкалываю? -Не-а, - отрешённо рассматриваю прохожих. -С прохода уйди, - притянул меня за кофту ближе. Буквально сразу же наплывает народ. – Сейчас самое мясо будет. -Вы прямо всё знаете? -Конечно. -Ну, да. Как же я мог усомни-иться? Вы же принц, - фыркаю. -Ты должен быть мне благодарен за то, что я вообще согласился с тобой поехать. Я могу сейчас же передумать и отвезти тебя домой. -Так дерзайте. Или что? Кишка тонка? – я на него ещё ни разу не взглянул с самого ужина. Раздражение накатывает новыми волнами. -Заткнись, - раздражённо прыснул и замолчал. До посадки мы молчали, но как только заняли места, началась суматоха. Всех рассадить, инструкцию о технике безопасности народу поведать. Я сразу заткнул уши наушниками и слушал музыку на новом плеере: ничего нового они всё равно не расскажут. А время всё клонилось к ночи. Подошедшая стюардесса что-то спрашивает у профессора, но я упрямо смотрю на свои колени. Кто-то трясёт меня за плечо. Вытаскиваю один наушник и поворачиваю голову: лицо химика в считанных сантиметрах. -Спрашивают: тебе надо чего? -Нет. -Нет, спасибо, - ответил химик. -Может быть, подушка? Плед? Одеяло? – говорит девушка, приятным голосом. -Нет, пожалуй, тоже откажемся. -Хорошо. Простите за беспокойство. Приятного полёта, - и пошла себе дальше. Я глубоко дышал, вперив взгляд в сиденье передо мной. -Всё нормально? – спросил будничным тоном. -Всё просто замечательно, - сев нормально, положил руку на подлокотник и стал вглядываться в тёмное небо за бортом. -Бывал когда-нибудь во Франции? -Да, но очень давно. -Не помнишь? -Нет, - поджав губы, отрицательно покачал головой. -А я прошлой весной был. Красота. Помню, Мармон тогда нажрался марципана, - тихо усмехнулся. -Ну, со всеми бывает, - и заткнул свободное ухо наушником. Тут же почти физически чувствую гневный взгляд. Да, смирись, я не намерен выслушивать твой трёп всю неделю. Если мы едем отдыхать, то каждый по отдельности. Я пару раз задремал, прислонившись виском к иллюминатору. Семпай же, кажется, не сомкнул глаз весь полёт. Правда, не так уж он был и долог. В отеле мы были часа в три ночи. Его Высочество выглядел белее снега и уставшим, а я - просто вымотанным ночным перелётом. -Я убью Лу за поганую Францию, - тут же натянуто улыбается. – Bonjour! ¹ И начал что-то лепетать на французском. Я даже вслушаться не пытался. Зато, когда он начал заполнять какие-то бумаги, я быстро выхватил взглядом довольно интересную вещицу. Открытый королевский паспорт. Семпай положил на него локоть, придерживая, пока заполнял какую-то графу. Так. Подхожу ближе. «Имя: Бельфегор» Фамилию закрыл локоть. Место рождения тоже не видно. Дата рождения. О, дата рождения. «Дата рождения: 22.12.1985» Я так и застыл как вкопанный. Паспорт резко исчезает, и я поднимаю голову. На меня злобно смотрит профессор. Ему двадцать шесть. Казалось бы, ни много ни мало, разница в семь лет, но я почувствовал себя ребёнком. Совсем никчёмным и никудышным лицеистом. Да я же действительно глупый мальчишка, как он и говорил. -Что ты так смотришь на меня? -Вам двадцать шесть? -Молодец, считать ещё не разучился, - принял ключи, и мы пошли к лифту. – А что? Для тебя это такое открытие? Я бы так не сказал. Ты вечно предсказывал от двадцати четырёх до двадцати восьми. Золотая средина. -Всё равно. Вы взрослый. -Эврика! И всё-таки теперь меня эта жизнь угнетает. Он же такой, ну, взрослый. Во всех смыслах взрослый. И физически он полностью укомплектован, и мыслит здраво, и ведёт себя весьма подобающе. Ну, не всегда, но тип он организованный. -А почему Вы скрываете свой возраст? -Потому что это совершенно неважная цифра в жизни каждого, - открывает номер. – Прошу. Пропускает меня первым. -Если это не так важно, то зачем скрывать? Даже не слушает: -Других хороших и свободных номеров не было, поэтому в одной спальне одна двуспальная кровать, а в другой – две односпальных. Как ты уже понял, этот отель дорогой и выбить здесь номер – великая привилегия. -И где кто будет спа-ать? – наконец решил оглядеться. Ну мать моя честная. Словно оказался в каком-нибудь фильме про Джеймса Бонда. Преобладают бежевые тона, уйма роскошной ненужной дряни, в спальне с большой кроватью зеркальный потолок. -Семпа-ай, да эта же комната прямо для Вас сделана. Будете лежать и любоваться собой, - вскинул руки вверх. -Придурок, - огрел по голове. -А это было вовсе необязательно. Я сразу занял комнату с двумя кроватями. Номер наш на десятом этаже, и отсюда открывается довольно живописный вид на Париж. Красиво здесь ночью. Интересно, а что он завтра собирается делать? Пошёл к нему в комнату, дабы расспросить. -Семпай, а что... - но замолк на полуслове. Даже не переодевшись, спит на кровати. Он, похоже, только лечь успел. Погасив свет, тоже пошёл спать. Что же меня ждёт днём? Вторник, третье января. А днём меня ждало не много всего, потому что проснулся я в три часа дня. Странно. -О, проснулся-таки, - говорит семпай, как только я вхожу в гостиную. -И давно Вы на нога-ах? -Только что оделся, - потягивается. -О-о. И какие у Вас планы на день? -Ну, пройдёмся по городу, можно заглянуть куда-нибудь. Пока всё. -И с кем же Вы пойдёте? -С кем? С тобой, - он даже удивился -Не-е, - тяну. – Раз уж нас с Вами сюда занесло, то отдыхать мы будем по отде-ельности. -И у тебя есть деньги на своё проживание, ши-ши? - ликует. Чёрт, а вот об этом я забыл. -А я как бы и молчал, - выдаю немного раздосадовано. -Собирайся. Гулять идём. -Ла-адно. Снег, что удивительно, выпал и в Париже. Но от него почти и следа не осталось. Так, мутные лужи, подтаявшие горстки. -Бел-семпай. Чуть поворачивает голову в мою сторону. -А на кого Вы Минка оставили? -Скуало заезжать будет. Или Луссурия. Пускай сами решают. -Поня-ятно. Ну, раз уж он за всё всю неделю платит, то можно побыть ребёнком больше, чем я являюсь. На горизонте виднелся ларёк. -Семпа-ай. -М? – смотрит на меня. -А купите мороженое. -Мороженое? -Да-а. Как только подходим: -«Ice Fruits», s'il vous plait, - протягиваю выхваченные из рук семпая деньги. ² -Oh, attendez une minute! – тут же воскликнул усатый мороженщик. ³ Хм, надо же, ещё помню что-то. -Tenez, jeune homme, - протягивая мне «фруктовый лёд». ⁴ -Merci, - и, забрав сдачу, пошёл к химику. – Вот Ваша сдача, семпай. ⁵ Он же даже не подумал взять деньги. -Откуда ты знаешь французский? -А? – опустил руку. -Откуда ты знаешь французский? – повторяет. -Ну, я полистал как-то пару словарей, - надо придумать что-нибудь более правдоподобное. -Посмотри на меня, - Морель, не смотри. – Посмотри на меня, я сказал. Поднимаю на химика взгляд, бродящий по прохожим. Казалось, что он меня сожрёт сейчас. -Только не говори, что ты француз. Упс. -И не скажу, - беру в рот мороженое. -Так ты француз? -Вы же просили меня не говорить этого, - облизал губы и снова вонзил зубы во фруктовый лёд. Семпай замялся: -Что ты делаешь? -Я? Мороженое ем. -Не делай этого при мне, - и пошёл дальше. Я же стою на месте. -А что такого в том, что я ем мороженое? – не понимаю. Осмотрел. Так, я уже понял. -Семпай, как можно быть настолько извращённым, что даже кусок льда на палочке за член принимать? -Ты хотя бы отдаёшь себе отчёт, что ты на улице? -Я итальяшка, они меня не понимают, - всё так же стою на месте и посасываю фруктовый лёд. -Ты француз, не ври мне. Я тебя раскусил, мелкий паршивец. У тебя слишком чистое и быстрое произношение для полиставшего словарь. -А давайте не будем орать об этом на всю улицу, - подхожу. -Жалкий французишко, я не хочу иметь с тобой ничего общего, - делает пару шагов назад. И плевать, если сейчас на нас пялится вся улица. -Вы имеете что-то против французов, Бел-семпай? Почему-то из-за него я углубился в почти утонувшие во времени воспоминания, и стало обидно. -Это дискриминация? Подхожу вплотную. Руки висят вдоль тела, а мороженое давно познакомилось с понятием «дорожное покрытие». -Вы поняли это с самого начала и поэтому ненавидите меня? -Что ты несёшь, придурок? – так и чувствую, что ему некомфортно. -А ведь и Вы не итальянец. По жёстко сжатой челюсти можно было понять, что он жутко напрягся. -Неужели не ясно? Вы же ещё более тёмная лошадка, нежели я. О моём прошлом можно найти в архивах лицея, Вы же преподаватель, а я - жалкий лицеист. -У тебя глаза мутные, - голос какой-то недоверчивый. -Ага, - ноги немного подкосились, но в вертикальном положении удержался. Мир перед глазами малость рябил. -Пойдём-ка в кафе? Мне не нравится твой вид. -Всё со мной нормально. Чертовщина. И откуда такая слабость? -Пошли, ребёнок, не ломайся. И потащил меня куда-то дальше. Представляю, как это всё выглядело со стороны. Он меня притащил в первую попавшуюся забегаловку и заставил поесть. -Ну и когда ты в последний раз питался нормально? -Я не по-омню. -Оно и заметно. Медленно пережёвываю лист салата. -Семпай. -Ну что? – отзывается немного недовольно. -А почему Вы повезли меня сюда? Нет, я понимаю, у Вас были билеты на руках, но ведь Вы могли отказаться. -Лу настоял, - отпивает немного чая, смотря в окно. Всё же он настолько умело всё уничтожил, что, казалось бы, ничего и не было между нами. -Что Вы имеете против французов? -Что? – ставит чашку на стол и наконец поворачивает голову в мою сторону. -Почему Вам так не нравятся французы? -Я не говорил, что они мне не нравятся, - засучивает рукава. -Вы сказали, что не хотите иметь ничего общего с жалким французишкой. Это более чем весомый аргумент. -Не проще ли забить на это? -Почему Вы не отвечаете на поставленный вопрос? -Потому что не хочу. -Почему же Вам не хочется? -Не пойти бы тебе к чёрту? – поспешно отвернулся, откинувшись на спинку стула. -И это всё, что может сказать гений сраной жабе? -Слушай, не доводи меня, а. -Да я и не пытаюсь, - фыркнув, возвращаюсь к трапезе. Придурок. Весь путь до отеля мы молчали. И пока сидели в номере тоже молчали. Потом, правда, семпай куда-то ушёл на час или два, но я не придал этому особого значения. Просто пошёл в свою комнату и стал рисовать. Листов шесть я скомкал и отправил прямиком в распахнутое окно или мусорное ведро: ничего не получается. Когда химик вернулся, я, верно, уже заснул. Среда, четвёртое января. С утра я улицезрел потрясающий восход. Небо заплывало красными полосами, а облака мерно застилали горизонт. Сладко потянувшись, пошёл искать, во что бы переодеться. -Доброе утро. Преподаватель сидел на диване и смотрел телевизор. Моё сдавленное «угу»; он переключает канал. Ну и хрен с тобой. -Я гулять. -Удачи, - сухо бросает вслед. Сажусь на лавочку в каком-то парке. Эйфелеву башню и отсюда видно. Тупая Франция. Лучше бы Луссурия и не дарил никаких путёвок. Завтра Лувр. Он же совершенно в искусстве не разбирается, я уверен. Я вернулся где-то к двум. Химика встретил, как только вышел из лифта. -Назад, - вновь затаскивает меня в лифт. -Семпай? -Мы идём смотреть на Эйфелеву башню. -Не-ет, я не хочу туда, - пытаюсь дотянуться до кнопки, чтобы двери лифта раскрылись, но мы уже поехали вниз. -Меня это не волнует. -А меня волнует. Фыркает: -Волнует его, ага, конечно. Обидевшись, встал в самый угол кабины. Изредка бросал на препода злобные взгляды. На шее у семпая висел фотоаппарат, а на плече – чехол для него. По пути он фотографировал всё, что взбредёт в голову: здания, деревья, небо, людей. И даже меня. Разворачивается, идёт спиной вперёд: -Улыбнись, - подносит фотоаппарат к своему лицу, поддерживая рукой под объективом, и делает снимок. Одним ботфортом наступает в лужу, но не обращает и малейшего внимания на это. -Ну улыбнись, Лягушка, - произносит немного капризно и снова фотографирует. -Бел-семпай, отстаньте, - отмахнулся, как от надоедливой мошки. -Не отстану, - останавливается. Стою перед ним: -Ну что ещё? -Не будешь улыбаться? – тянет объектив к моему лицу, очередная фотография. -Нет. -Как знаешь, - и, пожав плечами, пошёл дальше. Мы приближались к цели, а химик продолжал своё безумное занятие. На асфальте под чуть тёплыми лучами зимнего солнца млела пушистая уличная кошка. Вся чёрная, с пронзительным взглядом ярко-голубых глаз. Семпай присаживается на корточки и фотографирует животное. -Зачем Вы это делаете? – подошёл. -Делаю что? – смотрит получившиеся кадры, прокручивая пальцем «колёсико» на панели. -Фотографируете всё подряд. Чёрная красавица встаёт, отряхивается и трётся об колено препода. -На память, - чешет кошку за ухом, проводит рукой по холке. -Фу, семпа-ай, она же наверняка с лишаём. И грязная. Берёт кошку в руки и пихает её мне в грудь. Подхватил. -Не любишь кошек? -Нет, люблю. Я бы даже завёл. Но нет. Не жалую животных, - провёл пальцем по голове бродяги. -Пошли. Вернул её на землю и поспешил за химиком. Аккуратно смотрю вниз, стараясь особо к краю не подходить. Чёрт, а здесь выше, чем я предполагал. -Чего ты там жмёшься? Иди сюда. Нам очень повезло, что сегодня нет почти никого. Обычно такой наплыв туристов. -Семпай, Вам нравится – Вы и смотрите. Мне и здесь нормально. Цокнув, покачав головой и, видимо, закатив глаза, опять меня сфотографировал. -Можно? – тяну руку к фотоаппарату. -Зачем тебе? – отдал. -Просто так, - пожав плечами, пытаюсь понять, как посмотреть снимки. Сообразив, что мне нужно, профессор нажимает на кнопку. Я с крайне недовольным видом, вид на Париж с Эйфелевой башни, ещё, и ещё, дерево, кошка... -Потом посмотришь, - отобрал. -Ну Бел-семпа-ай. -Потом. Я ещё долго боялся подойти к краю, но он за рукав притащил меня ближе. Огромными глазами смотрю вниз. -Не ссы, не свалишься же, - говорит на ухо, пока я старательно отталкиваюсь от ограждения. -Я не хочу стоять так близко. -А я хочу. -Ну, семпа-ай, - развернувшись, повис на нём, согнув колени. Ну и зачем я это сделал? -Жаба, чего это ты творишь? -На Вас вишу, что здесь непонятного? -И зачем же? -Чтобы вниз не смотреть. -Отпусти. -Нет. -Фран, - слегка приподнимает меня, стараясь поставить на ноги. – Отпусти, пожалуйста. Ты тяжеловат для моей шеи. Я же отлетел от него, как ошпаренный. -Умоляю, давайте спустимся вниз, - устало прикрываю глаза. Он вёл себя ужасно непринуждённо, а вот я начал шугаться. Зачем он назвал меня по имени? Да и вежливо. Слишком вежливо. После смотровой площадки мы пошли гулять. Химик резко тянет куда-то в сторону. -Куда Вы меня та-ащите? – пытаюсь поспеть. Почти вбегает, ну, с его шагом – входит, в какой-то магазин, затем затаскивает в фотокабину, задёргивая шторку. Нет. Вот так же и знал, поганый он извращенец. -У тебя должна была остаться сдача за то мороженое. Ты мне не возвращал. -А? -Господи, да что же ты за тормоз? – сразу обеими руками роется в карманах моей куртки. – О, нашёл. Находит на ладони определённую монету и пихает её в монетоприёмник в фото-кабине. Быстро присаживается сбоку: -Улыбнись, Лягух, - тянет мои щёки в разные стороны. Начинает потихоньку щёлкать. -Семпай, отстаньте, - отпихиваю. -Жаба, улыбнись. -Я не буду. -Улыбнись. -Я не буду улыбаться. -Жаба! Быстро развернулся к камере и растянул губы в улыбке. Через минуту выдаёт снимки. Шесть небольших фотографий. Раз: семпай тянет меня за щёки. Два: я пихаю преподавателя. Три: ещё смотрю в камеру, приоткрыв рот, а семпай гневается на меня. Четыре: ругаемся. Пять: ругаемся. Шесть: я смотрю в камеру, довольно мило улыбаясь, а химик сидит в профиль, приоткрыв рот. -Довольны? – отдёрнув шторку, выхожу из кабинки. -Ши-ши-ши, да более чем. На обратном пути заскочили в суши-бар. Семпай всё же убрал технику в чехол, а фотографии засунул во внутренний карман пальто. Похоже, он уж очень любит суши: съел много и с превеликим удовольствием. Я же ограничился салатом и роллами. Зато пока шли до номера, я постоянно хамил и язвил. Не знаю, что на меня нашло. Просто захотелось. Звуки тянул до омерзения долго, а в голос вкладывал побольше равнодушия. -Да заткнись ты уже! -Вам этого так хо-очется? -А кому этого не хочется? – делает ударение на «не». -Вы что, еврей, вопросом на вопрос отвечать? -Как же ты мне уже осточертел. -Здесь есть Эйфелева ба-ашня. Можете совершить суицид. Хотя, если остальные евреи узнают, что один из них сбросился, то могут повторить Ваш по-одвиг. Это чем-то смахивает на геноцид, потому что Вы вроде как и не еврей, а они потянутся за Ва-ами. -Захлопнись. -Я же Вам не книга, чтобы захло-опнуться. -Если бы ты был книгой, я бы ни за что не стал тебя читать и сразу бы сжёг. -И всё Вы врё-ёте. -Отъебись от меня. -Семпай, да что же Вы такой не-ервный? На Вас аж смотреть страшно. Может, валерья-яночки? – уже в отеле, уже заходим в лифт. – А то Вы больно бледно выглядите. Шизофрения доканывает, да? Ох, как Вам, наверное, тяжело-о. -Я тебя по-хорошему прошу: замолчи, - тяжело выдыхает. Готов поспорить, что он и глаза закрыл. -А Вы давно такой раздражи-ительный? -Что ж у тебя за характер стервозный, а? -Ох, да что же Вы всё во мне причину своих недомоганий ищете? Открывает дверь номера. -Семпай, а... Хватает за шкирку, тянет дальше. Ворот больно давит на шею. Втаскивает в спальню и кидает меня на кровать. Садится сверху, крепко сжимая горло обеими руками и посильнее вдавливая меня в матрас. Пытаюсь вдохнуть. -Этого ты хотел, да? – почти орёт. – Сейчас будет тебе жареная лягушка в лучших традициях Франции. На миг перед глазами темнеет, но вдруг тяжесть исчезает. Хватаю ртом воздух. -Как же ты меня уже достал. Я с тобой, как с человеком, а ты меня тиранишь круглые сутки, приставучий жабёныш. Не думал, что это пригодится аж здесь, но не зря же вчера купил, да? О чём он? Приподнимаюсь на локтях. В куртке становится жарко. -Раздевайся, тварь. Наказывать тебя буду. -Семпай? – не понял. Химик уже стоит без верхней одежды, стягивает с себя кофту и кидает на пол. Берёт какой-то пакет и закидывает в изголовье кровати. -Что «семпай»? Я уже, знаешь, сколько лет семпай? – вновь водружает на меня свою, отнюдь не лёгкую, тушу и хватает за запястья. Пытаюсь вырваться. -Спокойствие, только спокойствие, - пытается снять с меня куртку. Я же пытаюсь спихнуть его. – Да хватить ёрзать! Зараза, весь вечер ёрничаешь. -Не надо. Я же шутил, - самую малость поддался панике. -Перестань! – пощёчина. – Ты сам виноват. Голова откидывается назад, а щека горит. Чёрт, нет, я же совершенно не этого хотел. Да я вообще ничего не хотел. Молния куртки звонко расстёгивается, а потом и сама куртка летит в сторону. -Не хочется же, да? – сжимает пальцами мою челюсть, поворачивая лицо к себе. – Я и сам не хотел, но больно уж напрашивался. Взявшимся из ниоткуда ножом кромсает на мне свитер. Делаю последние отчаянные попытки: упёршись в грудь, вяло пытаюсь оттолкнуть. -Нет, - давит на горло. – И даже думать не смей о поблажках. Снимает с меня и ботинки с носками, затем джинсы. Остаюсь в одном нижнем белье. -Вставай на четвереньки. Я не шелохнулся. –Живо! Еле вылез из-под него, упёрся руками и коленями в матрас. Шуршит пакет, что-то звякнуло. Прижавшись к моей спине и уткнувшись подбородком в плечо, сцепил запястья наручниками. Самые обыкновенные металлические наручники, но уже только от их вида я хочу бежать за версту. На глаза мне надевает маску, застёгивая ремешок на затылке. Собирает мои волосы в хвост, насколько возможно, накручивая на ладонь, и резко тянет голову на себя. Шумно втягиваю воздух сквозь стиснутые зубы. И вот хорошо ли, что я ничего не увижу? Наверное, да. Поворачивает моё лицо, проводит губами по щеке. Подносит к моим губам что-то кожаное и продолговатое, закусываю зубами. К щекам прикасается холодный металл. Фиксирует на затылке. За этим, значит, вчера отлучался, да? Чёртов извращенец. Руками оглаживает бёдра, языком ведёт вдоль позвоночника. Ладонь ползёт по пояснице, перемещается на живот, на грудь, якобы случайно задевает пальцами соски, провёл кончиками пальцев по рукам, обхватывая за запястья чуть выше наручников. Дышит в ухо. -Тебе же нравится, я угадал? – шлепок по заднице. И вовсе мне не нравится, придурок. Аккуратно заваливает меня на бок, положив руки на талию, затем переворачивает на спину. Тонкие пальцы обхватывают икры, и он заводит мои ноги за свои бёдра. Лёгкие прикосновения в области паха, почти невесомые на животе, чуть выше, на груди. Немного сбилось дыхание. Наклоняется ниже, соприкасаясь животами, проводит языком по губе, забираясь за неё, но мешается кляп. Холодная ладонь скользнула по шее. Стягивает нижнее бельё. Нет, не опять. Как же я этого не хочу. -Сядь, - аккуратно заставляет меня сесть себе на колени. Руки непроизвольно тянутся вперёд и косо обхватывают его за шею, звякая наручниками. -Ши-ши, страшно? – провёл пальцем по соску, другой рукой обхватил за талию. Киваю. -А ты не бойся. Хамить же не боишься. Ну ты и идиот. Хамить и быть жертвой шизофреника – это разные вещи. Скидывает обратно на кровать. Хватает за наручники и тянет мои руки вверх, заводит их над моей головой, прижимая к одеялу. Проводит языком по соску, посасывает. Здравый смысл начал заплывать желанием, похотью и продолжением, хоть и я старался думать о старой жирной голой бабе в пеньюаре. Плохо получается. -Я тебя порабощу. Понял? Поработишь. Ещё как поработишь. Чпокающий звук. Резко вводит два смазанных пальца. Только и успеваю замычать от боли. -Тихо, тихо, - второй рукой подхватывает за поясницу и тянет вверх. – Я же аккуратно. Чувствую, как разводит пальцы. Продолжаю мычать, пытаясь отодвинуться. -Сидеть, - изрекает повелевающим тоном и вновь насаживает меня на пальцы. Из-за смазки, конечно же, легче. Абсолютно все попытки держать себя в руках рассыпаются в прах. Пускай лучше трахнет и успокоится. Тяну руки, пытаясь найти его тело. Ладонью наткнулся на щёку. Скольжу рукой вниз: шея, ключица. Схватив за плечо, притянул ближе. -Ши-ши, не терпится? Просто сделай это быстрее. Вынув пальцы, вновь ставит меня на четвереньки. Расстёгивает ширинку, ещё что-то возится. Притянув за бёдра, медленно проталкивается внутрь. Судорожно выдыхает и, готов поспорить, запрокидывает голову. Не буду врать, что я бездействовал и просто служил сучкой. Нет. Я мычал, как только позволял кляп, я выгибался, сжимал одеяло в руках, насаживался на чужой член, слюни капали на постельное бельё. Ну, да, мне понравилось. Серьёзно, я не знаю, что со мной. Мозг был словно затуманен. Словно это было то, чего не хватало. То, что я судорожно искал, то, в чём я хотел увязнуть с головой. Нельзя сказать, что не было больно. Но боль эта была приятной. В меру уничтожающая, в меру порабощающая, в меру прекрасная. Он прижал меня к себе, прокручивая соски, вгрызаясь в шею и не прекращая двигаться. Руки, слегка онемевшие, сами собой потянулись назад, хватаясь за белокурые волосы и притягивая ближе. Наручники противно звенели, но я старался не обращать на них особого внимания. На член ложится холодная рука, начиная поглаживать. В низу живота предательски разливались волны тепла, по телу пробегала дрожь, а кожа покрывалась мурашками. Почему-то вспомнилось солнце. Яркое, знойное. Как летом. Трава. Она часто бывает очень густой и насыщенного тёмного весенне-зелёного цвета. Я никогда не доверял такой траве. Она вечно выглядит так, будто с минуты на минуту засосёт тебя в неведомую бездну. Семпай дёргает рукой слишком резко, и сперма начинает медленно стекать по его пальцам, а я мычу, стараясь забыть обо всём. Вскоре кончает и сам, простонав в голос. Я буквально падаю на одеяло и ложусь на спину, стараясь унять дрожь и восстановить дыхание. Порезы ноют, тело сводит лёгкой судорогой, а я лежу и чувствую лишь слабость, мерно растекающуюся по всему телу. Прогибается матрас, семпай нависает сверху, берётся за цепь наручников и прокручивает. Руки свободны и безвольно падают вниз. Приподнимает мою голову, расстёгивает кляп, снимает. Слюни неприятно засыхают на губах и подбородке. Сделал глубокий вдох ртом. Химик расстёгивает маску и снимает её с глаз. Голова откидывается назад, и я поворачиваю её чуть вправо, приоткрывая глаза. Всё немного плывёт и поддёрнуто зеленоватой плёнкой. Чувствую себя опустошённым. Ненужным, опустошённым и обречённо тупым, как когда-то он меня назвал. -Жив хоть? - потормошил. Слабо кивнул, вновь закрывая глаза. Встаёт и копошится где-то недалеко. Ладно, сейчас без разницы, что он там делает. Вообще, помыться бы, но сил нет. Лучше с утреца. Скрип двери. Ушёл, что ли. Огляделся. Да, ушёл. Тяжело приподнявшись, залез под одеяло. В зеркальном потолке вижу себя, и омерзение накрывает с головой, словно покрывало. Сон не шёл, но немного я подремал. Когда открыл глаза, химик уже спал. Как я понял, раз Его Величество позволило мне остаться на ночь в одной с ним кровати, то я поработал неплохо. Задницу саднило, но, в общем-то, терпимо. Я аккуратно провёл пальцами по порезам. Сейчас часа три ночи, наверное. Семпай лежал на животе и шумно дышал от неудобства позы. Заснуть бы. Бесстрастно смотрю на что попало. Преподаватель поменял положение: перевернулся на спину, широко раскинул руки и время от времени посапывал. Чёлка совсем съехала в бок, представляя миру божьему глаза с подрагивающими тёмными ресницами. Медленно слез с кровати и подошёл к окну. Верхнюю одежду он уже отнёс. Девять утра. Алеет рассвет. Ну, доброе утро, Париж. Город любви, вина, сыра, моды и жареных лягушек. Четверг, пятое января. -Какого чёрта ты не спишь? – кладёт на глаза руку и хрипло спрашивает семпай уже после того, как я принял душ и начал одеваться. Поправил чёлку. -Мне не спится, - застёгиваю ширинку на джинсах. – Можно я надену Вашу кофту? Мне холодно, а мою Вы вчера искромсали. -Да мне без разницы, хоть забирай, - приподнялся на локтях. Сонно вертит головой, осматривая помещение. – Надо будет как-нибудь повторить. Мне понравилось. -Вы типичный извращенец, - натягиваю великоватый мне размера на четыре джемпер в серо-белую полоску. -Даже врать не смей, что тебе не было хорошо, - откинулся назад на подушки. -А если мне не было хорошо? – пытаюсь поправить его джемпер так, чтобы сильно не висел на мне, как на вешалке. -Тогда точно повторим, чтобы ты убедился в обратном, ши-ши, - поднимает голову, смотрит на меня. – Что ты делаешь? -Поправить пытаюсь, не видно, что ли? – тихо фыркнул. -Сюда иди, тупица, - садится, свешивая ноги с кровати, и натягивает на бёдра побольше одеяла. Подхожу. За кофту притянул ближе, заставив встать между ног. Рукава закатывает до локтя, в плечах натянул выше. -Нормально, - шмыгает носом. -Семпай, у нас Лувр сегодня. -А? – поднял голову выше. – Чёрт, точно. -Так-то, - снова опускаю рукава. – Собирайтесь. -Ишь расквакался. Когда захочу, тогда и соберусь. -Ну, семпа-ай, мы такими темпами вернуться в Палермо успеем. -Ну и что? – потягивается. -Ну и то. -Ладно. Я знаю, что ты начнёшь ныть, поэтому жди, - поднялся, чуть не сшиб меня и пошёл в ванную. Я ждал его в гостиной, лёжа на диване и просматривая вчерашние снимки на фотоаппарате. На столике лежали фотографии из фотокабины. А ведь это наши первые совместные фотографии. Усмехнулся. И те испортить умудрились. Он пришёл спустя час собравшийся и в настроении. -Ну, пошли в Лувр, - махнул билетами. Как оказалось, расположились мы от Лувра не так уж и далеко. Пешком дошли. Мы успели вовремя: экскурсовод уже набирал группу. Мужчина говорил мерно, плавно и по-французски, из-за чего я часть не понял. Семпай то и дело заходил в другие залы, за что получал оплеух за любопытство. -Ты знал, что Дали нарисовал логотип для «Чупа-чупс»? – склоняется ниже, говоря мне на ухо. Я лишь кивнул. Не знает это только ребёнок. Ну и семпай. Порой он слушал с не наигранным любопытством и что-то спрашивал у экскурсовода. Пока торчали у Мона Лизы, семпай аж рот приоткрыл, засмотревшись. -Бел-семпай, отстаём же, ну, - тяну его за рукав. -Ты знал, что Леонардо да Винчи потратил почти двенадцать лет, рисуя её губы? – указывает на картину. -Да, её ещё Джокондой нередко называют. Представляете? -Откуда ты столько знаешь? – всё-таки идёт за мной. -Я люблю искусство, семпай. -Ненавижу, - мотнул головой. – Ненавидел, ненавижу и буду ненавидеть искусство. -Почему? Экскурсовод что-то говорит про «можете пока походить, осмотреться», и я останавливаюсь. -Не знаю, - пожал плечами. – Мне не нравится. -Так сильно? – смотрю на его чёлку. -Временами, - химик кивает. -Да ну Вас, - отпускаю рукав и иду в зал работ Тициана. Следом слышу неспешные шаги. – Кстати, что в билетах, которые подарил Луссурия, такого особенного? -Каких билетах? -Ну, в Лувр. -А ты ещё не понял? Повернулся к нему и отрицательно помотал головой. -Нас водят по всему Лувру, и сейчас в нём только те двадцать пять человек, которые в нашей группе. Он ещё должен быть закрыт на праздники, кажется. Стоят... - поджал губы. – Не буду врать, потому что даже предположительно не знаю. Но точно дорого. Я лишь восторженно моргнул. Экскурсовод стал привлекать наше внимание. Пошли к нему. Ещё около четырёх часов ходили по залам. Я устал, а химику вскоре надоело. Больше его ничего не заинтересовало. -Il etait agreable de vous rencontrer. Au revoir, - прощается экскурсовод. ⁶ С чистой совестью уходим. По пути семпай что-то ныл и временами шутил. Как только на глаза попался большой торговый центр, сразу же потащил меня туда. Из закусочных первым нашёлся «КФС», и Его Величество не побрезговал поесть среди самых простых смертных. -Вы хотя бы раньше бывали в таких заведениях? – надкусываю твистер. -Раз семь, не больше, - мотает головой. – Не люблю подобные места. Еда слишком вредная. -Вы за здоровое пита-ание? -Да не особо. Как бы, типо, по статусу не положено. Дай попробовать, что ли, а то я такой хрени не взял. Из рук даю ему попробовать твистер: -На, кусай, - пью колу. Химик не шелохнулся. -Ты хоть понимаешь, на что это похоже со стороны? Он не обратил внимания на то, что я случайно перешёл на «ты», он обратил внимание именно на то, о чём я даже подумать не мог. -А что... - понял. – Дева Мария! Семпай! Химик шишикает. -Вы ужасно пошлый и извращённый человек. -Ши-ши, ну а ты что думал? -Я был о Вас лучшего мнения, - отвернулся. -Да ладно тебе, - легко пихнул в плечо. – Дорастёшь до моих лет и станешь таким же. -Да не дай Бог, - немного картошечки. – Вы считаете себя старым? -Мне двадцать шесть, парень, - вытирает рот, – и я слишком умён. В мои годы половина либо на работе год-два находится, либо только заканчивает университеты. Я же распрощался с химическим в двадцать два и четыре года слонялся без дела, разъезжая по конференциям и самостоятельно совершенствуя знания. Это ненормально. У меня сейчас должен быть период постстуденческой жизни, а я отдаю все силы химии, а теперь часть и на тебя трачу. Моя миссия – обучить тебя. Ведёшь себя, конечно, так себе, но хотя бы обучаем. Мне тяжело физически и морально, - смотрит куда-то в сторону. – Всё-таки сложновато. Сейчас жизнь тяжёлая. Не продохнуть даже. Я бы с удовольствием вернулся жить в Варию, но долго перестраиваться буду. Он, наверное, хотел сказать что-то ещё, но не стал. Я и понятия не имел, как отреагировать на такое откровение, потому был очень рад, вспомнив, что не дожевал твистер, находящийся во рту. -У меня есть одна развлекаловка на вечер. Я поднимаю на него взгляд. -Хочу с тобой опробовать. -Посмотрим, семпай. Посмотрим. Вечером меня поджидала «развлекаловка», как выразился химик. А эта развлекаловка состояла в следующем: -Ши-ши-ши, - выходит из спальни с какой-то коробочкой в руке. Довольно длинной коробочкой. – Ну? Приступим? -Бел-семпай, что за очередная похабная мысль Вас посетила? -Снимай штаны. -Зачем? – не то чтобы я совсем уж против, просто меня напрягают его намерения. -Увидишь. -Сначала покажите, что это. И он достаёт из коробочки не что иное, как... -Вибратор. К нему ещё переключатель прилагается. Но его я себе оставлю. -И зачем нам вибратор? – вопросительно изогнул бровь. – У Вас всё-таки эректильная дисфункция из-за беспорядочных половых связей? -Да ты шутник, я посмотрю. - Поднял вибратор выше: – Забыл кое-что. Теперь возвращается ещё и со смазкой. -Нет, я не запихну это в себя. -Не беспокойся, я тебе помогу. Подвёл меня к столу, наклонил вперёд. Я положил руки на поверхность стола и прислонился к ней щекой. Семпай расстёгивает молнию на моих джинсах, медленно приспускает штаны с нижним бельём, прижимаясь сзади. Выдавливает немного смазки и начинает растягивать. Скучно. -Расслабься, - свободной рукой залез ко мне под кофту. -У Вас руки холодные. Рефлекторно втягиваю живот. -Я, вообще, это всё не для тебя покупал. Попадаются мне порой этакие любительницы приключений. Но, видимо, это можно использовать, - вынимает пальцы, - и как набор для наказания непослушных лягушек. Обмазал и вибратор, раздвигает мои ягодицы. -Готов? -Да мне как-то и всё равно. -Нет, он, конечно, тоньше, чем я хотел купить, - начинает плавно вводить, - но всё же. Неприятно, но терпимо. Ввёл и поменялся со мной местами. Облокачивается спиной о стол, заставляя меня встать на колени. -Ши-ши-ши, теперь поработай. Вибратор в заднице, мягко говоря, мешается. -Семпай? Расстёгивает ширинку. -Озабоченный Вы придурок. -Сейчас твой рот нужен не для болтовни. Уже сам стягиваю с него штаны и нижнее бельё. Обхватываю ещё мягкий член рукой, задавая темп. Бел-семпая происходящее пока мало радует. -Эй, где старание? -Я не горю желанием брать в рот чей-то член. -Не «чей-то», а «королевский», тупица, - и нажимает какую-то кнопку на переключателе. Я резко остановился, приоткрыл рот и изогнул бровь, широко открыв глаза. Эта... эта хрень двигается. Сжав руку чуть крепче, продолжил занятие. -Ши-ши-ши, вот так уже лучше. Прикусив губу, массирую головку уже вставшего «королевского» члена. Семпай расслабляется чуть больше. Приобнял его рукой за бедро, чтобы было удобнее, и задрал полосатый джемпер выше. Одна рука поползла вверх, другая вновь сжала член у основания. Провёл языком по подтянутому животу, чуть прикусывая кожу. Обвожу языком родимое пятно-полумесяц, припал к нему губами. На затылок ложится рука, сжимая пряди в кулак. Я, вообще, опыта почти не имею, но ладно. Целую ниже, ещё ниже, беру в рот, начиная посасывать головку. -Ши-ши, «на, кусай», - припоминает химик. Ну я и укусил. Профессор шипит и негодует. -Совсем, что ли? – опять что-то нажимает. На этот раз хрень завибрировала активнее. Я забывал сглатывать слюну, отчего просто размазывал её по члену, надавливая языком на выступающие венки. Блондин шумно выдыхает, кусая губы, и нажимает на затылок, заставляя брать глубже. Член почти упирается в глотку, вызывая тошноту, подавить рефлекс еле получается. Предэякулят течёт рекой, противно, конечно, но вибратор в заднице перебивает все ощущения. Я с каким-то отчаянным усердием беру до основания, расслабляя горло и пытаясь игнорировать собственный стояк. Спешу объяснить, что возбудился я отнюдь не от члена во рту, а от того, что вибратор таинственным образом ускорился, выбивая из меня последнее спокойствие. Хотя я уже запутался, что из этого хуже. Я просто уткнулся лицом в королевский живот, пытаясь отдышаться и привести голову в порядок, всё ещё держа рукой член. -Что, тяжело? – проводит рукой по моим волосам. Лишь быстро киваю, судорожно хватаясь свободной рукой за его штанину. -Немощный, - приподнимает меня, - давай помогу. Он чуть откинулся назад, а я положил голову на его плечо, прижимаясь чуть ли не всем телом и обхватывая руками. Глаза то и дело закрывались, а губы припухли из-за постоянных прикусываний. Семпай приобнял меня одной рукой, а другой начал двигать фаллосом в заднице. Он не такой гибкий, как настоящий член, но своя толика удовольствия в нём была. Хотя бы из-за вибрации. Левой рукой химик убрал волосы с моей шеи, наклоняя голову чуть вправо, и начал покусывать, лизать кожу шеи, играться языком с мочкой уха, почти нежно разминая зубами и прихватывая за хрящ. Я притянул его как можно ближе, неосознанно дёргая за волосы. Стонал тоже непроизвольно, но был вовремя заткнут. Королевский язык вовсю скользил вдоль моих зубов, дёсен, но преподаватель старался почти не соприкасаться губами, держась на небольшом расстоянии. Сквозь слипшуюся прядками чёлку, я смог разглядеть прикрытые веки семпая. Открой же глаза, а. Открой. Но я резко прогнулся, цепляясь за его плечи, громко вскрикивая от нахлынувшего оргазма. Его Величество изловчился, обхватив и свой, и мой член и дёрнув рукой вверх. Оттягивает ворот моей кофты, прикасаясь губами к плечу, пощипывая. Вытащил вибратор, положив куда-то назад на стол. -Иди-ка ты в душ и спать, - убирает чёлку с моего лица. -С-спокойной ночи, - придерживая джинсы, пошёл в свою спальню. Я сидел в ванне около часа, просто обливая себя водой из душа. Тело было исполосовано длинными, но неглубокими порезами. Такими темпами я вообще на физкультуру ходить перестану. Так быстро всё это не пройдёт. Когда я лёг в кровать, было, наверное, часов одиннадцать. Вскоре свет погас и в гостиной. Надо заснуть. Пятница, шестое января. Меня трясут за плечо. Сонно приоткрыл глаза. -Эй, давай, просыпайся. Надо мной склонился химик. -Семпай? Что Вам надо? И вообще, сколько времени? -Почти полдень. Поднимай свою тощую задницу, я вспомнил, куда тебя можно свозить. -Куда-а? – потягиваюсь. -Потом узнаешь. И он покинул помещение. Сажусь в кровати. Чего ещё взбрело в голову этому идиоту? Встал и начал собираться. Нас где-то два с половиной часа трясло в поезде. Он какой-то супербыстрый, и из Парижа мы ехали в город Кале. Мы с семпаем сели в конец вагона поближе к окну и слушали музыку на его плеере. У него iPod nano шестого поколения, который отличался от моего стоимостью и встроенным маленьким сенсорным экраном. Я ещё сидел, прижавшись к своему мучителю, отчего бабулька, сидевшая напротив, косо на нас поглядывала. А когда услышала, что мы говорим на итальянском - так вообще с презрением. -Бел-семпа-ай, что это за песня? -Честно, не помню. Посмотри, - достаёт из кармана джинс плеер. Наушники он продел под курткой, поэтому мне пришлось наклониться ниже, чтобы разглядеть. Поезд резко тормозит и я, не удержав равновесия, лицом падаю промеж королевских ног. Химик громко смеётся. -Ши-ши-ши, дотерпи хотя бы до дома, - продолжает заливаться шипящим смехом. Когда я поднялся, поправляя сползшую на глаза шапку, то понял, что на нас обернулось полвагона. -Excusez-nous. Mon cher ami est tombe, - говорит, широко улыбаясь и помогая мне встать. Приехали. ⁷ В первом попавшемся магазине купили двадцать плиток шоколада. -Зачем нам столько? -Ну, смотри. Здесь в одной, - достаёт из пакета, смотрит, – девяносто пять грамм. Если я растоплю эти шоколадки, то получу почти три литра. Весьма неплохо получается. -Вам не кажется, что Вы порой чересчур умный? – бубню себе под нос. -Порой кажется. -Так, семпай, куда мы идём? И зачем нам столько шоколада? -Увидишь. Ещё около часа тряслись в автобусе до какой-то не особо городской местности. Оттуда ещё минут пятнадцать леском, и вот уже виднеется средних размеров деревянный дом недалеко от воды. -Вау, - только и выдал я. -Несколькими годами ранее заимел коттедж небольшой. Ну, - пожимает плечами, - мне здесь понравилось. Снега здесь намного больше, чем в столице. Можно сказать, сугробы. Мы шли по заснеженной дорожке к дому. -Семпай. -Что? – достаёт из кармана ключи. -А откуда Вы? От неожиданности ключ прошёлся по двери, не попав в замочную скважину. -Где Вы родились? -Знаешь, - говорит как-то неуверенно, – тебе это знать совершенно не обязательно. Впускает в дом, я вхожу. -Ну, тогда хотя бы расскажите, как там? Ну, снежно, дождливо, солнечно, тепло. Как? В доме прохладно и просторно. В гостиной большой камин и мебель пастельных тонов. -На ковёр в обуви не иди, - стягивает ботинки, кидая на пол. -Вы не ответили на мой вопрос, - возвращаюсь в прихожую. -Я тебе позже расскажу. -Ну семпа-ай. -Позже – это значит вечером. -А, ну ладно тогда, - пожимаю плечами и расстёгиваю куртку. Он же подхватил пакет и пошёл куда-то налево. Разувшись, я сразу стал осматриваться. Мягкий-мягкий персидский ковёр с толстым ворсом, провёл по нему рукой. Большая деревянная лестница, ведущая на второй этаж. Поднимаюсь наверх. Свесился через перила: -Семпай. -Что? – раздаётся с кухни. -А можно на второй эта-аж? -Можно, - громко говорит в ответ. Отличненько. Четыре спальни, в каждой по ванной комнате. В конце коридора небольшой зал и выход на балкон. Слишком скромно для профессора, но тем не менее. Становится теплее. Почти побежал вниз. Зачем? Просто так. Я же ещё такой ребёнок. -Что ты всё носишься? – спрашивает семпай, следя за огнём в камине. -Хочется, вот и ношусь, - пожимаю плечами. – Бел-семпай. -Ну что ещё? – немного раздражается. -Так откуда Вы? Молчит, смотря на огонь. -Когда я родился, шёл снег. Долгая пауза. -И всё? -Я не хочу тебе об этом рассказывать, - наконец поворачивает на меня голову. -Почему? -Хочется, вот и не рассказываю, - передразнивает. -Ну семпай. -Ши-ши, отстань от меня, - и с широкой улыбкой уходит на кухню. Глупый принц. Я ринулся в прихожую. Быстро натягиваю ботинки, куртку. Я знаю, чем себя занять. Холодный солоноватый ветер приятно бил по лицу. Как же здесь красиво. Я уже долго стою на утёсе, расположенном не так далеко от дома. Штиль. Водная гладь абсолютно спокойна, а вдалеке всё в тумане. Казалось, что вскоре он окутает и это местечко. -Там, - звучит голос из-за спины, – Норвегия. Я оборачиваюсь. Семпай смотрит направо, указывая пальцем. -Вы там были? Кивает. -А много раз? -Как раз туда я старался не заезжать. -Почему? Ухмыляется: -Когда-нибудь узнаешь. Зачерпываю в ладонь немного снега, катаю шарик. -Семпай, знаете, порой Вы слишком взрослый, - кинул снежок ему прямо в лицо. Не увернулся. Стоит, вытирает рукавом лицо. Чёлка слипается, и химик строит недовольные лица. -Лягушка, какого чёрта? -Догоняйте, падший принц, - оттягиваю нижнее веко и показываю ему язык, пытаясь по небольшим сугробам пробежать к перелеску. -Куда побежал? Принц не спускает такое с рук! Мне в затылок попадает снежок, и снег начинает хрустеть с двойным усердием: побежал. -Вам меня не пойма-ать. Резко сворачиваю вправо, пробегая метров десять. С непривычки оба путаемся в ногах и снеге. Воспользовавшись тем, что семпай замешкался, отхожу ещё чуть дальше и кидаю в него снежок. Промазал. -Научись хотя бы в цель попадать, шкет. -Без Вас умею, - чуть нахмурившись, кинул в семпая ещё один. И половина удачно попала за шиворот. -Ты сатана, - взвыл он, оттягивая ворот и кривя лицо. -Зато я в цель попадать умею, - чуть улыбнулся. -Я тебе сейчас так в цель попаду, - побежал на меня. Спотыкаясь о собственные ноги, я припустил дальше. На бегу делаю ещё один снежок. Я только хотел остановиться, эффектно развернуться и кинуть в преследователя снежок, но силы для поворота было приложено слишком много и, потеряв равновесие, грохнулся в снег. -Ши-ши-ши, твои тонкие ходули для бега не приспособлены, я прав? – подходит ближе. Попытка кинуть в цель снежок. Увернулся. -Мои так называемые ходули приспособлены для всего. Лучше встать помогите, - пытаясь отдышаться, потянул руку вверх. -Немощный, - берёт за руку, - какой же ты нем... Резко тяну на себя, отчего падает и он. На меня падает. -Ау, можно было коленями не на меня приземляться? Ляжка болит, а сверху распластался химик. -Сам виноват. Я бы не упал, если бы не ты. -Пустые отговорки, у Вас ходули, просто, тонкие, - передразнил. Семпай чуть приподнялся: -Уж потолще, чем твои. -Вам так нравятся мои ходули? – пытаюсь разглядеть глаза сквозь чёлку. -Ходули как ходули, только толщиной со спичку, - от него веет шоколадом. -Тогда у Вас – с бревно. -Ши-ши, - прикладывает к моей шее нож. – Не боишься дошутиться? -Не-а, - уверенно мотнул головой. -Нахал, - наклоняется ниже, убирая нож. Нет, я не хочу, чтобы ты меня целовал. -Бел-семпай. Выдыхает в мои губы: -Что? -У меня, кажется, ноги промокли. Резко отпрянул: -А? -Ноги, говорю, по ходу, промокли у меня, - кстати, да. Уж больно холодно. – Раз уж Вы такой взрослый и несёте ответственность за мои жизнь и здоровье, то будьте добры помочь мне со сменой носков. -Чёртова жаба, - с улыбкой на лице встаёт сам и помогает встать мне. -Да-да, чёртов принц. И всё-таки носки у меня были насквозь мокрые. У семпая, кстати, нет. -Не для такой погоды ботинки у тебя. Ещё он как-то умудрился врубить и отопление. Мои ботинки и носки стояли у камина. Я же сидел на ковре, вытянув ноги вперёд, греясь. Откинулся назад, раскинув руки. -А для какой? -Для любой, но не для снега. По лужам тоже в них лучше не шастай. Не испытывай судьбу. -Ох, сколько заботы в лице одного падшего горе-семпая. -Чего? – опускается сбоку. -Что слышали, - продолжаю рассматривать чёрную люстру в форме солнца с длинными лучами прямо надо мной. – Бел-семпай. -М? – ложится на живот, кладя голову на сложенные руки. -А почему Вы такой извращенец? Довольно шишикает. -Я серьёзно. -Ты серьёзен, а я не знаю, - тянет губы. – Людское нутро – оно такое разное, многогранное. Вот ты, ты сам скрытый извращенец. Просто признавать этого не хочешь. -Я не извращенец, в отличие от некоторых, - фыркаю. -Но тебе же доставляет наслаждение то, что я с тобой делаю, - проводит кончиками пальцев по моему запястью. -Я Вам всё высказал ещё в том году. -Те твои требования? -Да. Убирает руку обратно под голову: -Я считаюсь с твоим мнением и всегда вижу в тебе личность. -Нет, я бы так не сказал. Вот, например, в среду. Я же не хотел заниматься сексом, а Вы меня принудили. Хотя, это кроме как «трах» назвать не получается. -С чего ты взял? Трах – это, скорее, на одну ночь, на один раз. А у нас с тобой за плечами уже много проведённого вместе времени и не только по вечерам. -Да, потому что Вы меня и при свете дня лапаете. Смеётся. -Семпай, перестаньте, я с Вами нормально разговариваю. -Перестань ко мне придираться. А ты не думал, что проблема в тебе? -А почему проблема должна быть во мне? – чуть повернул голову в его сторону. -Ты не думал, что ты от чего-то отказываешься не потому, что ты не хочешь, а потому что считаешь это неправильным? Я замолк. -У меня есть растопленный шоколад. Целых почти три литра. Давай тебя им обмажем? -А давайте, - почему-то сказал я это без раздумий. Он растопил те самые двадцать плиток, и сейчас они лежали рядом в растопленном виде в глубокой пиале. Химик зачерпывает немного ладонью и размазывает по моему телу, попутно капая на светлый ковёр. Первоначально, оказывается, планировалось фондю. -Ши-ши-ши, сладкий, - слизывает шоколад с живота, надавливая языком на пупок. -Семпа-ай, шоколад горький, - безразлично смотрю в потолок. -Заткнись. Погружает ладонь в шоколад. Потом проводит рукой вверх по груди, мажет по шее, пробегается пальцами по щеке, как бы невзначай задевая губы. Достаю из жижи ложку, которой он время от времени помешивал, и прислоняю к его щеке. Шоколад стекает к подбородку и капает на меня. -Против правительства с оружием в руках? – убирает ложку от своего лица. -Именно, - провёл пальцем по испачканной щеке, затем по губам, размазывая шоколад. -Все равны перед законом, - притягивает меня ближе. Я обхватил его за шею, облизывая щёку. Быстро сунул всю кисть в жижу и стал растирать её по спине семпая. Обмазываю плечи, случайно пачкая кончики светлых волос. -Когда я сказал «давай тебя обмажем», я имел в виду, что обмазывать мы будем тебя. -А Вам не без разницы? – прикасаюсь к его плечу губами, собирая шоколад и довольно облизываясь после. -Много себе позволять стал, - чувствую на пояснице прикосновения нашоколаденных рук. – Ты мой раб. -Ага, конечно, - мазнул немного на кончик его носа. -Ты в этом сомневаешься? – прикладывает испачканные ладони к моим щекам. -Нет, ни секунды, - размазываю шоколад по его груди. Повалил меня назад на ковёр. Выливает часть шоколада из пиалы на мой живот. -Семпай, а Вам шоколад не жалко? -Не-а. -А ковёр? Половина благополучно стекает с меня на пол, половину химик продолжает размазывать. Я схватил его за плечи, заставляя чуть ли не лечь сверху, прижимаясь и слизывая шоколад с плеч. Быстро переворачивается, сажусь сверху. -Какое расточительство, - говорю, обливая нас оставшимся шоколадом. Мы ещё довольно долго возились с растопленным шоколадом, но в итоге просто развалились на ковре и болтали. -После Вас вечно хочется принять душ, - встаю. -Ши-ши-ши, мы можем сделать это вместе. -Спасибо, не надо. С меня предостаточно Вашего общества. -Тогда вторая спальня слева. -Ла-адно. Я принял душ довольно быстро, а вот семпая пришлось ждать где-то ещё час. На улице темнело, а мои носки высохли. -Бел-семпай, а что Вы собираетесь с ковром делать? -У меня тут неподалёку один друг живёт, у него ключи есть от дома. Попрошу, чтобы с ковром сделал что-нибудь. -Как всё продумано. -Ну ещё бы, - ухмыльнулся. Пока мы шли, пока ехали до Кале, он всё трепался по телефону с этим своим другом. Как я понял, зовут его Макс. Потом мы еле успели на поезд и два с половиной часа ехали назад в Париж. Я постоянно зевал, глаза слезились, хотелось спать. Народа в вагоне было мало, и мы снова сели в самый конец. Зато сразу, как мы оказались в отеле, я лёг спать. Суббота, седьмое января. Суббота же началась резво. -Вставай! – и сверху кто-то прыгает, сильно вдавливая меня в кровать. -Матерь божья. Париж смыло с карты Земли или налетели дементоры? В чём причина так меня пугать? – сонно отмахиваюсь от довольного семпая. -Да просто так, - шишикнул и улёгся сверху. -Сколько времени? – зеваю и потягиваюсь. -Час дня. Эту неделю ты отсыпаешься, я так посмотрю. -Да, что-то как-то поздновато я встаю. -Ну вот я и подумал, что ты не сильно огорчишься, если я тебя разбужу. Вообще, я был уверен, что ты уже встал. -Уж больно приподнятое у Вас настроение. Хитро улыбается. -Ну и что на этот раз? -Мне пришли в голову аж две вещи. Первая понравится тебе, а вторая понравится мне. -Так, то, что у нас вечером что-то намечается, я уже понял. И что же это за первое? -Для этого мне надо сходить в магазин. -В секс-шоп? -Не-ет, - довольно тянет, скатываясь с меня. Белокурые волосы разметались чуть ниже подушки. – В другой магазин, ши-ши. -И в какой же тогда? - поправил выбившуюся из его чёлки прядь. -А я тебе не скажу, - и быстренько покинул помещение, щеголяя тонкими ногами, а большая футболка забавно колыхалась. Да, его «ходулям» до бревна далековато. Что ж, надо бы встать. Я быстро надел первые попавшиеся под руку вещи, покосившись на королевский джемпер, который я недавно надевал. Когда я вышел из спальни, семпай уже собирался куда-то уходить. Чего это он так быстро? -Бел-семпай, Вы куда? -Потом узнаешь. Ладно, давай. Можешь по отелю побродить, по сути. Скоро должна прийти горничная, а она мне очень не понравилась, - скривил лицо. -Почему-у? -Она, кажется, догадывается, чем мы тут занимаемся. Я остановился: -Как так? -Я не знаю. Но она всегда провожает меня странными взглядами. Короче, злая мерзкая старушка. Веди себя хорошо. -Ла-адно. И он ушёл. Я быстро развалился на диване и включил телевизор, что немного для меня не свойственно. Но раз уж делать совсем нечего, а посмотреть на эту горничную интересно, посижу-ка я тут. Бездумно переключал каналы ещё около получаса: половина была на французском, половина - на английском. Скукотища. Спустя ещё минут двадцать сотовый известил меня о приёме сообщения. Пошёл в спальню. Не записанный номер с двумя тройками на конце. «Чёрный или белый?» Нахмурился. Что за шутки? «?» «Да цвет чёрный или белый, тупица?» Что ж он там мутит. «Допустим, чёрный» Больше он мне не отвечал. Я только выхожу из гостиной, а стол уже полирует кто-то невысокий и старый. На меня зорко посмотрели выцветшие старческие глаза. Кивнув в знак приветствия, я вернулся на диван. По местному каналу начали показывать диснеевский мультфильм, и я сделал вид, что меня это дико заинтересовало, краем глаза послеживая за горничной. Она, видимо, делала то же самое. Постоянно мозолила глаза, заставила меня встать с дивана, поправила подушки, я опять лёг и положил одну под голову. Через полчаса, поменяв постельное бельё, убравшись и прочее, она что-то пробубнила на своём родном языке и наконец ушла. А я совсем отчаялся, потому что меня покинула последняя развлекаловка. Посему я немного задремал. Дверь громко распахнулась. Резко сел, попутно открывая глаза. -Ши-ши, ты так всю жизнь проспишь. -А, Вы уже верну-улись, - потёр глаза. -Да, и не с пустыми руками. Подходит ко мне и протягивает чёрную коробку с надписью «Blackberry». Это что, именно то, о чём я подумал? -Как я понял, часы эти, - засучил рукав, показывая швейцарские наручные часы, - подарил мне ты. Поэтому было бы правильнее и тебе что-нибудь подарить. Я планировал немного другое, но когда не дозвонился тебе на телефон раз десять, то решил, что хватит это терпеть. Открываю коробку и вижу точно такой же телефон, как у семпая. Поднял на него глаза. -И я требую благодарностей, - подставляет щёку. -Спасибо большое, - быстро поцеловал. -Ши-ши-ши, я не всегда бываю так щедр, поэтому пользуйся моментом. -Поэтому объясните мне, как устроена эта адская машина. Он битый час пытался мне объяснить, как отправлять смс и пользоваться камерой. Потом я не мог понять, как сидеть с телефона в интернете и пользоваться джойстиком, потому что он был сенсорный. Кнопки непривычно маленькие, но удобные. Мне даже нравится. К вечеру мы пошли гулять и просто бродили по улицам Парижа. Зато, когда мы вернулись, семпай решил осуществить затеянное. На прикроватной тумбочке горело несколько свечей, но они были здесь явно не для романтической обстановки. В этом я точно убедился, когда лежал голый по пояс на кровати и взирал на такого же преподавателя с кнутом в руке. Тянет губы в извечном оскале. Ох, представляю, что меня сейчас ждёт. Химик забирается на кровать, садится сверху. -Семпа-ай, я бью разумно, а Вы мне можете попасть в глаз. Давайте разок поменяемся ролями, а? Мне кажется, Вам понравится. Хмыкает, задумываясь, и трёт подбородок: -Ши-ши-ши, давай. Не ожидал я, что он так быстро согласится. Я восседал на нём и всё-таки вымещал накопившиеся злость и обиду. Алые полосы испещряли королевский подтянутый живот, грудь и плечи. Он выгибался, втягивал живот. Но, как я и сказал, ему нравилось. Зажимает в ладонях мягкое одеяло после очередного хлёсткого удара. Порой семпай даже стонал. Особенно после того, как я провёл языком по его груди и стал капать на него горячим воском со свечи, ранее стоявшей на тумбе среди остальных своих восковых товарищей. Я прикусываю чужие сухие губы, ногтями царапая следы от кнута. А он лишь обхватывает меня руками и блаженно выдыхает, когда я провожу кнутом за пояс его штанов. Воскресенье, восьмое января. Проснулся я чуть ли не под семпаем, который после наших «утех» заснул в моей кровати. Но тут он тоже дёрнулся, просыпаясь. -Что это гремит? – спрашивает, чуть привстав. Меня посетила догадка: -Это горничная. -Чёрт. Громко шурша и хватая свои вещи, можно сказать, на карачках добирается до соседней кровати и забирается под одеяло. -Делай вид, что спишь. -Семпай, а кнут куда? – беру кнут с тумбы. -Под подушку спрячь. Я только успел спрятать кнут под подушку, как дверь распахнулась и зашла горничная. Поздоровалась и что-то начала нести на свой французский лад. Его Высочество делает самый что ни на есть сонный вид и поворачивается к даме. Отвечает ей что-то, поворачивается ко мне: -Вставай, Жабёныш. Уборка номеров пришла. Старуха возвращается в гостиную. -Давай, давай, живее. А то с потрохами пропалимся. Начинаем судорожно одеваться. Свечи-то семпай с вечера выкинул, а вот кнут-то он оставил. Видите ли, пригодится ещё. -Дай сюда, - выхватывает из моих рук кнут, пихая его под кофту. Выходим в гостиную. Горничная снова поправляет подушки на диване. Химик чуть ей кивает, отчего корона, о которой я и забыть успел, чуть съезжает на бок. Затаскивает меня в свою спальню. -Итак. Вечером мы уезжаем, помнишь об этом? -Как? Уже? -Сегодня воскресенье. Ты забыл? Быстро киваю. -Раз последний день, то в номере я сидеть не хочу, - оказывается, вещи он уже собрал, в чемодан засунул кнут. – Пойдём гулять, что ли. Он таскал меня по всем магазинам, которые бросались на глаза. Заставил купить несколько полосатых свитеров и джемперов. А ещё на улице был ужасный ветер. Он забирался в поджилки и заставлял трястись от холода. -Отвернись, продует. И семпай резко разворачивает меня против ветра. Сам тоже так стоит. Вокруг ходят всякие французишки. Я поворачиваюсь к химику лицом, притягиваю к себе за шею и целую в самый уголок губ. -Семпай, Франция – страна любви, вина и жареных лягушек. Давайте забудем про все обиды? Он немного замялся, кивнул и зашишикал: -Но не смей целовать Принца, пока он не разрешит. -О-ох, опять Вы за старое. -Застегнись. Распахнул душу, - застёгивает мою куртку. Вечером мы уже были на пути в Италию. Хоть на некоторые мои вопросы семпай так и не ответил, но я всегда успею их задать потом. -Эй, - пихает меня локтём. – Смотри, какая у стюардессы зацепка на чулке. Перевожу взгляд на стоящую неподалёку молодую девушку в юбке: она стоит, нагнувшись и немного отклячив задницу. -Бел-семпай, только туда и смо-отрите. По прибытии семпай сказал написать родителям, что я уже в стране. -Кста-ати, а что Вы им наплели? Ну, какова официальная версия? Что я делал во Франции? -Они думают, что ты был в первом химическом лагере. -Но ведь такого не существует, - нахмурился. -Вот и представь: каково мне было их убеждать в обратном. -Это же какая фантазия должна быть. Мне тут же позвонила Меди и начала расспрашивать о поездке. Ну, наврал ей что-то. Сказал, что сегодня переночую у семпая, а завтра днём вернусь домой. Вроде бы даже не огорчилась. -Не жалеешь хоть, что съездил? – распаковывает свой чемодан. -Знаете, временами я хотел, чтобы Вы были прикованы к скале и Вашу печень клевал орёл, но как-то получилось подавить это желание. -Ши-ши-ши, и это я-то маньяк? -Вы действуете собственными руками, а за меня бы поработал орёл. -Бедная птичка, - достаёт с верхних полок гардероба чистое постельное бельё. – Поможешь мне сейчас. -Ла-адно. Мы поменяли наволочки на всех подушках, постелили чистую простыню. Я стоял на кровати и держал пододеяльник за края, в то время как семпай пихал в него одеяло. Расправили, постелили. Прибежал Минк, который до этого выходить и не думал. Сразу полез химику на плечо. Я забрался на середину кровати и начал прыгать на мягком матрасе. -Эй, Жаба, а ну слезь. Я не для этого сейчас всё постельное бельё менял. -А Вы заставьте, - показал ему язык. -Ты нарываешься. Носились по спальне, как последние идиоты. Семь лет разницы – одному девятнадцать, другому - двадцать шесть - а оба ведут себя, как полоумные. В итоге, я запыхался и звёздочкой плюхнулся на кровать. Семпай сел сбоку, низко склонившись надо мной. Он не делал ничего лишнего. Словно знал всё наперёд. Какое-то жалкое касание губами, ещё не успевшее перерасти в полноценный поцелуй, а я буквально завис. В висках бешено стучала кровь. Я удивлённо приоткрыл рот, втягивая такой нужный кислород, и понял, что это крах. В венах перемешивались эйфория и адреналин, воскрешая в памяти уже забытые ощущения. Невозможно. Руки мелко тряслись, а мысли путались. Я пытался покрепче обхватить его за плечи, притянуть ещё ближе, тычась в губы, словно мы и не целовались вовсе. Холодные руки скользили по телу очень согревающе, заставляя немного поёжиться от слегка грубых ласк. Вот так и прошла моя неделя с гениальным проходимцем.