Прыгай вниз

      Помещение бывшего молочного завода было заполнено десятками людей, которые пришли сюда за бесплатной пищей для нуждающихся. Здесь были люди разного возраста — от мала до велика: маленькие детки прижимались к своим родителям, которые старались не упустить свою очередь и занять свободное место за столами, что были сделаны на быструю руку; подростки жадно ели свежий хлеб, который успели распихать по карманам; старики жалобно и жадно просили «отложить в кулёчек немного еды для родственников дома». Волонтёры с жалостью глядели на приходящих, готовили им еду, разговаривали и убирались за всеми в конце рабочего дня. Никто не жалел пищи для нуждающихся, но и их запасы не были безграничны, что обижало некоторых бездомных. Слышались возгласы того, что для них жалеют лишнего ломтика хлеба и редкой похлёбки, а кто-то защищал работу бескорыстных помощников.       В этот день было куда больше людей, чем в предыдущие дни — на улице стоял дикий мороз и бедняки, заметив объявления волонтёров о бесплатном питании, направились на Кулицкий проспект.       Рыжий паренёк в чёрной куртке, натянул почти что на глаза капюшон толстовки и быстро спрятал руки в карманах, пытаясь хоть немного согреться. Зарулив в переулок, парень заприметил небольшую толпу, что теснилась у входа в когда-то молочный завод. Они медленно заходили в помещение, стряхивая с верхней одежды упавший с крыши снег. Рыжий впрыгнул в открытую дверь, не вынимая руки с карманов. Молодые люди за дальним столом сразу узнали вошедшего Данилу Кашина, который в недалёком прошлом очутился на их районе и успел отлупить нескольких парней.       — Смотри, кто объявился. Сучёныш!       — Он ёбнутый. Лучше не трогай его. Я слышал, что именно он перерезал горло Саше Терентьеву. Он будто монстр...       — Нахуй с ним связываться! Забей.       Им на самом деле всем стоило просто забыть и продолжить набивать желудок похлёбкой, что приготовили девушки в синих жилетах, ведь время близилось к концу и скоро всем придётся покинуть тёплое помещение и разбрестись по своим локациям. Связываться с Данилой Кашиным стало бы последним делом, что Вы хотели бы сделать в своей жизни: лишь покажется ему, что Вы можете навредить, он сразу принимается к ликвидации врага. Многие знали, что каким бы опасным не был Красносельский район, больше всего стоит боятся именно Кашина.       В тот вечер рыжий не мог найти себе места, мотаясь с одной улицы на другую. Вот уже несколько дней он ночует где бы то ни было, лишь бы некий Самуил Вятов не нашёл его и не прострелил юную головку. Даня и сам был не пальцем делан, но ввязавшись в жестокие игры, он не смел больше наслаждаться спокойной жизнью — теперь он брёл по улицам всё время оборачиваясь по сторонам.       Оставшись одиноким мальчиком без родителей в 14 лет, Даня стал принадлежать самому себе, ища поддержку у любого. Но никто не давал этой такой нужной поддержки, и мальчишка ожесточал, превратившись в жестокого парня, который был верен лишь самому себе, и никому больше. Теперь в его жизни был только он один, ни мама, ни папа, не мог никто подставить парню плечо, чтобы просто хоть разочек поплакать, потому что так хочется.       Спустя почти девять лет, наверное, каждый житель Выборгского района до 35 лет слышал о Даниле Кашине, которого считали за изверга, способного убить человека. Убивал ли Даня? Пришлось. Это не было умышленное убийство, а самозащита, что требовала молниеносного решения — либо тебя, либо ты. В тот день Кашин ясно понял — он способен на убийство и крайне жестокие поступки, лишь бы спасти свою шкуру.       В тот вечер было морозно как никогда прежде в этом месяце. Рыжий паренёк подошёл к волонтёрке в синем жилете, указывая подбородком на суп в большой кастрюле.       — Хлеб? — спросила девушка, наливая в железную тарелку второй половник поредевшей похлёбки.       — Угу.       Даня освободил подбородок из колючего воротника свитера, вытаскивая попутно руки из карманов, чтобы забрать тарелку и ложку. Зажав в зубах два кусочка хлеба, Кашин побрёл к свободному месту почти что у стола выдачи, чтобы свободно поглядывать на сегодняшних волонтёрок.       Лизу Неред, что кормила его сегодня, он знал в лицо, так как видел её прежде здесь. Девушка не появлялась в «Центре питания для нуждающихся» больше месяца, пропав сразу же после Нового года. Дане было насрать на то, что случилось с малознакомой девушкой, но ведь он её как-никак знал, потому и заметил пропажу. Сердце рыжего заметно очерствело после нескольких лет одинокого скитания, поэтому вряд ли его тронул бы тот факт, что какая-то Елизавета Неред пыталась наложить на себя руки в новогоднюю ночь, посредством перерезанных вен. Но всё же только Лизу он считал приятной и искренней среди всех тех волонтёров, что присутствовали при выдаче еды. Лишь Лиза могла увлечь любого душевным разговором и разрядить обстановку, лишь она могла поддержать и по душе своей милой всплакнуть над чужим горем, которым поддались все те, кто приходил под крышу бывшего молочного завода.       О проблемах Неред никто не спрашивал. Для всех вокруг она была беззаботной крошкой-милашкой, у которой не бывает никаких проблем. Она как фея шагала мимо столов, убирая посуду и протирая столы, а иногда и раздавая конфеты грустным детям. Эта конфета казалась малышам будто подарок на Рождество, а Лиза Неред — Снегурочкой, что была способна исполнить любое желание. Но разве хоть кто-нибудь здесь спросил о том, что чувствует русая и чем живёт, что её тревожит и всё ли в порядке? Всем было абсолютно всё равно.       Лиза Неред, в свои 22 года, столкнулась с предательством родителей в виде равнодушия и алкоголизмом, с которым, от части, справилась как сама, так и с помощью неравнодушной подруги, которую и саму нужно было хоть как-нибудь способом вытащить из ямы зависимости, но уже наркотической. Лиза была потерянной душой, которая так сильно хотела спасти и спастись, что растворилась в помощи другим. В какой-то момент, поддержка другим стала превыше, и потому Лизе пришлось совсем забыть о своём существовании и своих потребностях, и спустя определённый промежуток времени, в двадцать лет, Елизавета Неред помаленьку глушила внутреннюю боль чаркой с дешёвым алкоголем, предаваясь любовным утехам с парнем, которого знала едва-едва. Всё, что она знала о нём, так это то, что он был другом Мирны, и он был наркоманом. Всё.       Именно Мирна стала тем спасательным кругом, который бросился на помощь бедовой подруге. Насобирав денег, Каплан затащила русую в лечебницу, на прохождение курса, который был способен поставить Неред на ноги. И это помогло. Сейчас же Лиза вспоминает те беспробудные дни с ужасом, потому как помнила, как именно выглядела в тот период. Но тот беспробудный период помогал ей спастись от боли в груди, который теперь она заполняла куревом, и время от времени Лиза задавалась вопросом «а может к чёрту это всё?», но кто будет помогать всем этим людям, если не она? Если уж она опустит руки и перестанет снабжать их едой, тогда будет намного больше жертв, чем её никому ненужное тельце.       Русая поглядывала на людей, что находились в стенах молочного завода. Они были не такими благодарными, как прежде. Теперь все принимали их с волонтерами работу как должное. Это не обижало Лизу, ведь она прекрасно понимала, что этим людям хоть на какой-то миг нужно было переложить всю ответственность за происходящее со своих плеч на плечи кого-то вышестоящего. Лизу они считали как раз таки за главного во всей этой будничной суматохе приготовь-подай, и именно она была неким главарём всего того, что творилось под крышей бывшего молочного завода.       — Меня пугает этот в чёрном капюшоне, — шепчет на ухо Лизе волонтерка с рыжими волосами, поправляя большие кольца в ушах.       — И меня. Такие истории говорят про него, — Неред качает головой, исподлобья поглядывая на голодного паренька, который всё таки решился стащить с нечёсаной головы капюшон. Лиза знала его, так как часто видела его здесь прежде, но продолжительных диалогов когда не происходило между ними, так как Лиза всего лишь боялась потревожить угрюмого парня.       Она слышала все те истории о Кашине, которые гуляли по району, но русой просто не хотелось верить, что такой, казалось бы, неприметный парень может творить ахинею и избивать людей. Не верю.       Ближе к девяти вечера люди начали расходиться и в помещении остались несколько волонтёров для уборки и столько же бездомных, которые сидели до последнего в тёплом уголке большого города. Лиза в наушниках шустро металась от стола до стола, убирая в тележку грязную посуду. Она давным-давно грезила о душе и тёплой постели, которые ждали её в квартире на восьмом этаже, что она делила ещё с четырьмя такими же потерянными людьми. Они все появились в жизни друг друга в нужное время, стараясь быть опорой и поддержкой для друг друга.       — Может ещё чаю налить? — Лиза смущённо спрашивает, протирая край стола, за которым сидел Данил.       — До которого часа вы сегодня?       — Надеюсь к половине десятого управимся.       Даня качнул головой в сторону свободного стула напротив него, отпивая немного теплого напитка.       — Садись. Посиди со мной. Ты уже успела за сегодня набегаться.       Парень устало потёр лоб, делая очередной глоток. Лиза покорно села на деревянный стул, вытянув ноги под столом и довольно выдохнув.       — Зачем ты этим занимаешься?       — Мне кажется, что я должна им всем. Они ведь такие несчастные...       — А сама ты счастлива? — улыбается Даня.       — Ты решил побыть психологом для меня?       — Нет. Схуяли мне это надо? Просто интересно, что движет такой милой девочкой помогать всем этим ублюдкам немытым.       — Да как ты можешь?! Нельзя так говорить, ведь каждый сталкивается с проблемами. И... Ты ведь тоже сюда приходишь, а значит ты один из них.       — Ты меня не сравнивай с этими недолюдьми.       — Ну как ты можешь так говорить? — Русая устало потирает глаза, недовольно качая головой. Ей не хотелось спорить с Кашиным.       — Прости... Это мои тараканы, — Даня тяжело вздыхает, поглядывая на такую же уставшую как и он сам девушку. — Столько всего навалилось. Ничего, что я вот так изливаю свои мысли тебе? Тебя тут любят.       — Угу, — всё, что смогла выдавить Лиза, подперев подбородок руками.       — На самом деле любят. Особенно детишки.       — Они такие чудные, но с родителями не повезло в жизни.       — Это верно. — согласился парень, натягивая обратно капюшон на взъерошенные волосы. — Ладно уж, не буду грузить тебя разговорами о своём тупом существовании. Мне нужно ещё найти ночлежку на несколько дней, а то к хуям пропаду вот так по глупому, — хохотнул Даня.       Лиза уж хотела было беспечно подняться места и продолжить свою работу, но жертвенность и некая щепотка сочувствия к рыжему парню, не дала ей просто уйти, поэтому она предложила Даниле переночевать у неё в доме.       — Ты вот так пустишь меня, не зная какой я? — удивился Кашин, поглядывая на волонтёрку совсем другими глазами. Кому-то не всё равно на него?       — Мне это не в тягость. И разве ты посмеешь как-то обидеть того, кто подставил тебе плечо?       — Точно нет. Я, конечно, бываю ебанутым, но только тогда, когда люди заслуживают на гадкое отношение к ним.       — Тогда помоги мне убрать здесь и можем отправляться домой.       Даня впервые за долгое время искренне улыбается девушке, находя в её взгляде понимание и сердечное желание ему помочь.