Дневник фарфоровой куклы

      Завтра мы с отцом переезжаем в Москву, где меня должны прооперировать. Хоть есть вероятность того, что все пойдет не очень положительно, мала. Но все же я решила начать вести дневник, ведь как говорит мой врач: «Медицина медициной, но везде есть погрешности». Странные слова, но они как-то меня зацепили. Так вот, недавно у меня обнаружили лейкоз. Мне как раз за два дня до этого исполнилось шестнадцать, тогда и начался этот кошмар. Моя кожа покрылась какими-то гематомами и чувствовалась сильная слабость по всему телу. Отец не придал этому особого значения и уехал командировку. В больницу я попала лишь тогда, когда у меня поднялась очень высокая температура. Повезло, что к нам по просьбе бабушки зашла домой соседка сверху за… вообщем, это неважно. Она мне и вызвала скорую, которая и привезла меня в городскую больницу.       — Повезло тебе, Василек, — в палату вошел мой лечащий врач Степан Васильевич.       Ему на вид было не больше тридцати восьми, однако на его голове красовалась небольшая лысина, да и светлые усы его немного старили. Одним словом, образцовый детский педиатр, который посвятил себя лечению детей, но так и не завел собственную семью. Я слышала как-то, что он говорил старшей медсестре: чужих детей любить лучше и легче.       — Ага, очень, — кивнула я. — Везение — это про меня.       — Тебе уже нашли донора и она согласна дать тебе костный мозг, — не обратил внимание на мой пессимистический тон Степан Васильевич. — Я звонил твоему отцу и завтра вы выезжаете.       Я слабо улыбнулась ему в ответ. Наверняка он поразился тому, что ко мне с визитами всю неделю, что я тут провела, наведывались две бабульки, одна из которых была моей соседкой. В то время как родной отец был непонятно где и чем занимался. Но с ним у нас были сложные отношения, которые не подлежат реанимации. Он меня никогда не поощрял, лишь критиковал и унижал.       — Спасибо вам, Степан Васильевич, — чуть не всхлипнула я.       — Спасибо в воде не булькает, — усмехнулся он и ушел.       Я же продолжала лежать в койке, как и делала это на протяжении всего времени. Писать мне становится все труднее, и сил уже нет.       — Василиска, привет, — в палату зашла та самая соседка.       Лилия Юрьевна, так ее звали, была еще и бабушкой моего друга — Лешки.       — Здравствуйте, — слегка привстала я.       — Лежи, милая, — махнула она рукой, ставя на тумбу минералку. — Лешка сегодня приехал. Если хочешь, он зайдет.       — Конечно хочу, — улыбнулась я, чувствуя, как у меня потрескались губы.       В палату вошел Лешка. Он сделал неловкий шаг в мою сторону. От этого действия мое настроение чуть испортилось. Почему-то все всю мою жизнь относились ко мне, как фарфоровой кукле. Для отца я была лишь украшением интерьера, которое не стыдно показать гостям. Для бабушки чем-то хрупким, что в любую секунду может немного испачкаться или не дай Бог разбиться. Лишь Лешка относился ко мне как живой — мы с ним перелазили все городские стройки и хрущевки, только пятки сверкали. Но сейчас у меня создавалось впечатление того, что он меня уже похоронил. Его глаза как-то потухли, а плечи поникли.       — Привет, — улыбнулась я. — Думаю, что твоя бабушка сказала о том, что завтра я уезжаю. Но после операции я тебе обязательно позвоню. Папа говорил, что мы останемся там и будем приезжать сюда летом. Ты только того не забывай, чей ты друг.       Я старалась говорить это веселой интонацией и судя по тому, как менялось настроение моего друга, мне это удалось. Мы с ним пообщались еще часа два, пока его не выгнал дежурный врач.       Лешка ушел, а я немного вздремнула. Однако разбудил меня звонок на телефоне. Отец.       — Василиса, я завтра утром заеду за тобой и мы поедем в Москву, — сказал он это безэмоционально. — Будь готова к восьми.       — Я все поняла, — кивнула я, хоть он этого и не видел. — Спокойной ночи.       — Спокойной, — ответил он и отключился.       А я легла спать, закутавшись в теплое одеяло. Хоть по сути я ничего и не делала, меня одолела усталость и я провалилась в сон.

***

      Отец, как всегда, пунктуален. Я стояла у окна, когда он вошел в палату. Без лишних слов взял мою сумку, в которой не было особо много вещей. Я всегда была сильно гордая, чтобы просить помощи или денег, особенно, если дело касалось отца.       Он также молча вышел, как и вошел, в полной уверенности в том, что я плетусь за ним. Вообщем, так все и было: я ползла за ним со скоростью улитки. Шла и видела, как многие дети идут уже с процедур. Я остановилась на минутку, чтобы отдышаться, но поймала злой взгляд отца, который уже почти спускался по лестнице. Ну я же не виновата в своей болезни или виновата?! Бабушка говорит, что Бог наказывает плохих людей и это их карма. Я и вправду не была идеальной, но мне хотелось жить, а в таких условиях это было сложно. Я обладала склонностью ко лжи. Боже, уже начинаю о себе писать в прошедшем времени…       До столицы мы доехали достаточно быстро. <...>       Сегодня я уже немного восстановилась и вернулась домой. Наверное, мне повезло, что донорский костный мозг прижился и не началось воспаление. Как я рада! Только вот о моей кукольной внешности… После химиотерапии от моих волос ничего не осталось, а под глазами залегли синяки, скулы еще больше заострились. Не так должна выглядеть девочка семнадцати лет, у которой есть желание жить. Когда бабушка узнала о моей болезни, то она почти сразу предложила сбрить мои волосы. Помню, как катились слезы градом, когда мои медно-рыжие пряди опадали на пол. Бабушка тоже плакала, потому что эти волосы были дороги как память о маме. Отец же пожал плечами. Мол, не собирается лезть в эти бабские заморочки. Только вот его отстраненность не ограничилась на «женских заморочках», все это время он присылал ко мне мистера Эрна, который привозил мне что-то по надобности.        Закрыла дневник и положила его на тумбу. Встала с кровати и сделала пару шагов в сторону ванной комнаты. Они давались мне уже легче и это не могло не радовать. Отец нанял мне сиделку, которая была со мной и старалась всячески отвлечь. Только вот я натура своевольная и довольно скрытная, чтобы заводить новые дружбы.       — Василиса, — округлила глаза Надежда Георгиевна. — Попросила бы меня тебе помочь, не надо так напрягаться.       — Надежда Георгиевна, у меня был рак, а не атрофированные ноги, — ответила я, не поворачиваясь к ней.       Мне действительно было тяжело ходить и вообще делать какие-то физические усилия, но просто лежать я уже не могла. Я рассчитывала уже через пару месяцев пойти в школу и продолжить обучение. Итак, из моей жизни уже выпал целый год. Мои одноклассники уже поступили в университеты. Мне повезло, что я пошла в школу достаточно рано и не буду в новом классе чувствовать себя переростком.       Мой папа говорил о том, что в новой школе работает его старая подруга, поэтому проблем не должно быть. Хотя проблемы по-любому будут: я и в старой школе не была в особом почете, несмотря на то, что у меня была достаточно красивая внешность и адекватный характер. Сейчас же у меня не было милой мордашки, которая располагала к себе, а про мои волосы вообще слов нет. Потому что их самих нет.       — Милая, — позвала меня моя сиделка. — Там тебе парики привезли!       Ах, какое счастье! Всегда мечтала носить чужие волосы на своей многострадальной голове. Вот только случая никак подходящего не было.       Я нехотя вышла из ванной и дошла до постели, где лежали самые разные парики, начиная от блонда и кончая иссиня черными. Мне было совершенно плевать, какой у меня будет цвет волос, если прежние я вряд ли получу в ближайшие полгода или сколько они там отрастают? Поэтому, несмотря на уговоры Надежды, я выбрала каштановые волосы, а не светлые.       — Милая, но тебе придется рисовать брови, — искала аргументы женщина.       — Ну и отлично, — кивнула я, не собираясь уступать. — Я, конечно, не художник, но и брови не такой сложный эскиз.       — Я бы на твоем месте послушал Надежду Георгиевну, — я повернулась на голос и увидела в дверях отца.       О да, папуль, я не понаслышке знала о твоей страсти к блондинкам. То, что он жил на две семьи, я узнала достаточно давно и совершенно случайно. Просто заглянула ему в телефон и увидела фотку двух белобрысых, похожих на отца, двойняшек. Тогда я просто промолчала. А чуть позже узнала о том, что они живут за границей.       — К сожалению, нет возможности нам поменяться местами, — я развела руками, хватая приглянувшийся парик.       — Василиса, не язви! — повысил голос отец.       Я устало кивнула и села в кресло, прикрыв глаза и дав понять, что у меня нет желания с кем-то говорить. Отец недовольно хмыкнул и вышел вместе с Надеждой. Что-что, а отталкивать людей от себя мы умели и достаточно часто практиковали.       — Василиса, сегодня к нам придет гостья, я хотел бы вас познакомить, — остановился он у двери. — Будь готова к шести и все-таки надень то синее платье, которое я тебе подарил на шестнадцатилетие.       Не получив никаких утвердительных действий с моей стороны, он вышел из комнаты и громко хлопнул дверью. А я злорадно улыбнулась и накинула на свою голову парик, подходя к зеркалу. Оттуда на меня смотрел скелет, обтянутый сероватой кожей с гематомами и с большими, на пол-лица, синими глазами.       К шести я была готова и уже сидела в гостиной на диване, когда отец пошел встречать гостей. В просторной гостиной послышался какой-то уж очень приторно сладкий аромат, а вскоре я увидела красивую и высокую женщину. Красивые платиновые волосы были уложены в высокую прическу, а на лице классический макияж, который лишь подчеркивал достоинства прекрасного лица. Лишь холодные, словно две льдинки, глаза и плотно сжатые губы отталкивали от нее. Рядом с ней стоит высокий парень с пепельными волосами и черными глазами. Меня пробила дрожь, когда он все же посмотрел на меня.       — Василиса, познакомься с Еленой и Марком, ее племянником, — улыбнулся отец. — Марк будет учиться с тобой в одной школе.       Марк оглядел меня вскользь, но зацепил мое самолюбие. Все-таки я еще не успела свыкнуться с тем, что уже не являюсь красивой девушкой, а скорее чем-то средним и бесполым.       — Здравствуйте, — я улыбнулась.       — Здравствуй, — поджала и без того тонкие губы Елена. — Твой отец не говорил, что ты красавица.        После этих слов скривилась как раз я, потому что прекрасно знала: это лесть. Она была совершенно неуместной и это я поняла по взгляду ее спутника. Насколько я поняла, отец решил не просвещать свою подругу о моем недуге, за что я была ему благодарна.       — Спасибо, — ответила я, касаясь рукой головы, чтобы как-то исправить оплошность с моей физиономией. — Я ужасно себя чувствую, если вы позволите, то я пойду к себе в комнату.        Естественно, отец не поверил, но не стал меня экспортировать и коротко кивнул. Я, приглаживая ладонью край ситцевого платья, медленно пошла к лестнице, которая вела в мою комнату.       — Марк, проводи Василису и пообщайтесь немного, пока мы с Нортом обсудим кое-что, — догнал меня голос Елены.       Марк ответил что-то невнятное ей в ответ и уже через какое-то время провожал меня в комнату. Я слегка покраснела, впуская его в комнату.       — Сколько тебе лет? — спросил он, немного охрипшим голосом.       — Через пару месяцев семнадцать, — ответила я, смотря в окно. — А тебе?       — Весной будет восемнадцать, — слегка улыбнулся он. — Твой отец очень заинтересовал Елену, не удивлюсь, если она захочет упрятать тебя в детдом.        — Надорвется, — самоуверенно произнесла я, сама поражаясь тому, что сказала. — Пусть забирает папашу, если так нужен, у меня кроме него есть родственники.       — А у меня вот нет, — как-то безнадежно сказал парень. — Приходится идти на поводу у мамаши и пресмыкаться перед Еленой, она ведь не последний человек в семейном деле.       Я лишь слегка усмехнулась, смотря на элитный автомобиль, на котором к нам приехали гости. Марк мне нравился — он красив и достаточно умен, раз приспособился жить с такой змеей, как его тетушка.