дорог

Да, слова могли выбиться вовсе, совсем другие, Из не пробитой пулей, из целой ещё грудины, И я мог бы сказать тебе, что все эти годы, Вспоминал твою речь так часто, как бледный рот. Только, знаешь, я видел собственными глазами… Я не вовремя шёл, шарился по углам, Я искал тебя ночью, без карты, свечей и клика, Но нашёл только спину твари с лицом халифа, Твои руки на ней — в крепком замке, как будто. Я смотрел, ошарашенный, (сердце из рук — вовнутрь) Как скользишь по ушибам атлантовых его плеч Языком своим — ядом смазанным наконечником. Я был пьян, он был пьян, ты был пьян, все пьяны (надежда), Все — прижаты к стене (к растрельной, к растрельной — между). Убежать от видений — ты плакал, рукав запачкан, Не дышать и вдыхать пепел из старой пачки. Да, я мог бы сказать, что как-то не задалось мне, И с женой, и с детьми и домом, где были б гости, От того, что я верил в твою бесовскую сущность, В то, что ты не умрёшь, никогда-никогда (Иисусом). Но что толку с того. Стрелять-то, поди, не легче, В то, что верно носило твоё имя меткой в сердце. А слова и мечты — со мной полягли проклятьем. Я сказал тебе: (милый) «Ты дорог, Ведь мы же Братья».