Чтобы обрести, нужно потерять

      Так называемый отпуск Юрия начался в среду. Проспав полностью этот день, более или менее активную деятельность он начал только в четверг после обеда. Оставшаяся пара дней пролетела незаметно, как для Юры, так и для Отабека, всё своё свободное время потратившего на продумывание своего признания.       Можно было уже из самолета выйти с букетом цветов и коробкой любимых конфет из горького шоколада, который Юра просто обожал. Можно было сходить на вечерний сеанс в кино и уже после, прогуливаясь по ночному центру Москвы, завести разговор по душам, а на Пушкинской набережной чуть притормозить русскую фею, имеющую привычку постоянно быстро ходить, взять за руки и, не сводя взгляда с таких живых сине-зелёных глаз, раскрыть своё сердце и все тайны. А можно было просто дождаться вечера и в домашней обстановке в гостях у Юры предложить встречаться, объяснившись в чувствах. Эти и ещё множество других вариантов крутились в голове молодого казаха, перебивая друг друга и выбиваясь вперед.       Волнуясь до жути, Алтын глазами начал искать Плисецкого ещё даже не войдя в зал ожидания. Ему не составило труда разглядеть светлую макушку среди небольшого количества людей. Улыбнувшись, Отабек раскинул руки, приглашая друга в объятья. Юра привычно закатил глаза, но улыбнулся и обнял казаха в ответ.       — Рассказывай, что нового? — весьма довольный Юрий начал диалог первым.       Отабек даже несколько растерялся, не зная, о чём рассказать. Эти два дня его мысли занимало только само признание, и ни на чём другом он не мог сосредоточиться. Если кому-нибудь удавалось вовлечь парня в разговор, то тот со временем всё равно вылетал и терял связующую цепочку диалога, был максимально неэмоционален и холоден к окружающим. Впрочем, тут ничего нового в его поведении люди не заметили.       Плисецкий понял, что друг ещё не в своей тарелке, наверное, из-за перелёта, поэтому помог ему наводящими вопросами. Такси, на котором он приехал, Юра не отпускал, так что парни быстро сели в машину, перекидываясь воспоминаниями, по большей части Алтына, поскольку блондин не особо хотел вдаваться в подробности последних лет своей жизни.       — Ты заказывал отель? — посмеиваясь из-за только что рассказанной казахом истории, произнес Юра, заправляя прядь челки за ухо. — Не хочешь у меня провести выходные?       — А? — Отабек сначала не поверил свои ушам, уж слишком хорошо всё складывалось. Уже можно ожидать какой-то подвох или стоит ещё немного подождать? — Я только «за», — сдерживая свою радость, спокойно произнёс шатен, улыбаясь краешком губ.       Плисецкий назвал свой адрес водителю, и машина тронулась с места. Какое-то время парни ещё разговаривали, а потом, как по сигналу, резко ушли в себя: казахский герой старался унять своё волнение от предстоящего разговора, а русская фея снова недоумевал, почему он дважды был лишен возможности обрести своё счастье: первый раз — когда забрали Виктора, второй — когда не дали второй шанс.       Водитель такси периодически косился на фигуристов, смотря в зеркало заднего вида, и спустя сорок минут остановился около дома Плисецкого. Тишина давила на казаха, в то время как Юрий настолько привык к ней, что не чувствовал никакого дискомфорта. Не нравился ему, разве что, только тот факт, что в тишине он всегда думал о Викторе, представляя, как могла бы сложиться его жизнь, если бы они стали парой.       Николай пригласил гостя за стол, угощая чаем и пирожками. Как и любой другой родственник, он вспоминал самые забавные, — на его взгляд, — случаи из детства Юрочки, от чего тот по большей степени молчал и, краснея, как спелый помидор, старался скрыть своё лицо за волосами. Алтын посмеивался над историями дедушки и, посматривая на блондина, будто бы представлял, как всё это было в его детстве. А вот стоило Николаю упомянуть Виктора, пускай только как фигуриста, которым восхищался Юра в свои годы, русская фея поник и, кажется, обозлился. Костяшки пальцев руки, которой он держал кружку чая, аж побелели.       — Что ж, вам и без меня есть о чём поговорить, — дедушка, не заметив смену настроения внука, встал из-за стола и, помыв за собой кружку, направился к двери из кухни. — Доброй ночи.       — Доброй, — хором отозвались парни, проводив мужчину взглядом.       Повисла тишина. Только тиканье настенных часов раздавалось по кухне, нарушая её. Тишина — лучшая свидетельница сокровенных чувств, и Плисецкий, как никто другой, знал это. Эти годы только она выслушивала его, она не осуждала за порочные мысли и необоснованную ненависть, она только понимающе молчала, и Юрию этого вполне хватало.       — Юр, что с твоим запястьем? — Отабек разрушил неловкую атмосферу, первым задав вопрос, волнующий его с того момента, как блондин снял свою толстовку и остался в футболке. — Зачем бинт?       — Неважно, — прорычал Плисецкий и, резко встав из-за стола, быстро ушёл в свою комнату.       Алтын подвис почти на минуту, смотря на поставленную феей кружку. Юрий раньше никогда так не реагировал на его вопросы. Само собой, казах был много раз послан, но не с такой интонацией, не с такой подачей, не с такими эмоциями. Дверь в спальню Юры была открыта, и Отабек вошёл внутрь.       Комнату освещала лишь лампа на тумбе около кровати, но её света хватало, чтобы прекрасно разглядеть всю комнату, не считая мелких деталей. Плисецкий сидел на краю кровати, уперевшись локтями в колени и опустив голову вниз.       — Ты можешь мне рассказать, что случилось? — Отабек присел на корточки перед парнем, пытаясь взглянуть в его глаза. — Они потускнели... будто совсем безжизненные...       — Что? — удивлённо произнес Юра, подняв голову и посмотрев на казаха.       — Твои глаза, — задумчиво произнёс Алтын, рассматривая радужку. — Они изменились, — парень резко схватил Плисецкого за руку и потянул за кончик бинта, разматывая повязку.       — Прекрати, — без всякой злобы, да и негромко сказал Юра, не сопротивляясь.       — Где твоё имя? — шатен удивлённо приподнял брови, не веря своим глазам.       — Я... Я сделал отвязку, — честно признался Юрий, отводя взгляд, как ребёнок, рассказывающий, как он нашкодил.       Отабеку больше не пришлось ничего спрашивать, блондин слишком давно хотел выговориться, но ни никак не мог это сделать. Он не хотел портить момент, было не то настроение, неподходящая ситуация... Парень находил много отговорок, но сейчас он не мог больше сдерживаться.       Юра рассказал всё, начиная со своего пятнадцатого дня рождения. Рассказал про то, как не верил своему счастью, увидев на запястье «Ви», про первый поцелуй и полное имя, появившееся на коже, про моменты, когда видел в действиях Виктора намёк или подтекст, про свои эмоции и чувства, когда узнал, что Никифоров не чувствует связи с ним. Он описал, как проходил недавний ритуал, как он чувствовал, будто его сердце и душу раздробили на мельчайшие кусочки, а потом на скорую руку просто собрали в нечто, больше похожее на какую-то кучу осколков. Юра рассказал, как сильно ненавидит поросёнка, Виктора и саму Судьбу, что уготовила ему такую жизнь.       — Скажи, почему именно я? — уже, будучи не в состоянии сдерживать слезы, Плисецкий всхлипывал, всё ещё стараясь четко проговаривать слова. — Почему Судьба решила именно на мне отыграться? Я тоже хочу любить и быть любимым! Тоже хочу наслаждаться лаской и заботой любимого человека...       Алтын сел рядом с блондином и, приобняв за плечи, притянул к себе. Сделав глубокий вдох, казах собрал всю свою решительность в кулак и, взяв Юру за подбородок, повернул к себе. Слёзы на глазах блестели от света лампы, а сами глаза всё ещё оставались тусклыми.       — Я тоже всего этого хочу, — Отабек еле заметно улыбнулся и сделал паузу. — Судьба не отыгрывалась на тебе. Не думал, что она дала тебе испытание, чтобы дать истинное счастье?       — Истинное... Счастье? — тихо повторил Плисецкий, а затем сорвался на крик. — Забрав у меня того, с чьим именем я ходил пять лет?!       — Я хожу так уже почти десять, — казах печально усмехнулся, опуская взгляд на свою руку. Подумав, он закатал правый рукав и показал своё запястье. Блондин непонимающе опустил взгляд и стал разглядывать чужую надпись.       «Юр» — готическим шрифтом было написано на коже. Плисецкий не мог поверить в то, что видел собственными глазами. Он прикоснулся несколькими пальцами к буквам, очертил их контур. В голову резко ударили воспоминания.       Сколько раз ни с того, ни с сего Отабек вёл себя, как идиот? Он хотел поговорить.       Сколько раз Отабек тер именное запястье, когда Юра злился, проклиная всей душой Виктора, ведь тот всё равно его не чувствует? Он пытался согреть кожу от холода ненависти.       Сколько раз Отабек звонил и писал Юрию именно тогда, когда он в этом больше всего нуждался? Он чувствовал его.       Все, о чём мечтал Юра, было так рядом, а он даже не замечал, что его мольбы о счастье сбываются буквально на глазах.       — Ты думаешь, что это я? — будто желая убедиться в собственном озарении, спросил Плисецкий, поднимая ошеломленный взгляд на шатена, смотря ему в глаза и не сводя с него взгляда.       — Я это знаю, — Отабек нежно улыбнулся и плавно приблизился к Юре. Он нежно прильнул к его губам, сминая их. Поцелуй был полон ласки и любви, не было ни намека на пошлость и разврат, всё было так невинно.       Юра прикрыл глаза, сминая чужие губы в ответ. Поначалу он сомневался, что стоит отвечать взаимностью, но что-то глубоко внутри него говорило сделать это. От запястья по телу начинало расходиться тепло, которое даже нельзя было сравнить с тем, какое расходилось от радости Виктора.       — Я люблю тебя, Юра, и я хочу прожить всю жизнь с тобой, — разорвав поцелуй, прошептал Отабек в губы русской феи. Он взглянул на своё запястье, впервые за многие годы от него не расходился холод, пробирающий до мурашек.       Плисецкий взглянул на своё запястье, где теперь на бледной, почти белой коже, таким же готическим шрифтом красовалось новое имя — «Отабек». Не веря своим глазам, Юра протёр запястье второй ладонью, проверяя, настоящая ли это надпись. Настоящая. Парню даже начало казаться, что она более четкая и реальная, чем предыдущая.       Блондин понимал, что не любит Отабека так, как тот любит его, но он знал, что сильные чувства не заставят себя долго ждать, нужно лишь немного времени.       — Юр, давай встречаться? — Алтын нарушил тишину и взял русскую фею за руку. — Для меня нет никого дороже тебя. С четырнадцати лет я в тебя влюблен. Я ни разу не пытался завести другие отношения. Если ты согласишься, я буду на седьмом небе от счастья. Я люблю тебя, — шатен положил ладонь на щеку блондина и смахнул слёзы с нежной кожи.       Юрий думал, что между ними нет ничего общего, но как же он ошибался. С каждым пришедшим сейчас воспоминанием он находил всё больше и больше общего у себя с казахским героем.       Плисецкий схватил Отабека за воротник и притянул к себе, коротко целуя. Ему хотелось это сделать, ему казалось, что те чувства, которые сейчас так явно проявлялись, уже давно поселились в его сердце, им просто нужно время, чтобы раскрыться.       — Я согласен, но... Давай не торопиться? — Юра заправил светлую прядь волос за ухо, смущённо отводя взгляд. Он впервые не знал, что случится завтра, не знал, чего ждать от казахского героя, но он был уверен, что теперь ему не о чем будет жалеть.       Отабек тихо посмеялся и, довольно прокричав «ура!», повалил фею на кровать, нависая над ним и начиная покрывать всё лицо парня поцелуями. Казах и вправду был на седьмом небе от счастья. То, о чем он мечтал, начинало сбываться.       — Хэй, я же сказал, «не торопиться», — смеясь и закрывая глаза, проговорил Юра, просто для вида упираясь руками в грудь казаха, даже не пытаясь того оттолкнуть.