***
Вот уже и средняя школа. У многих появились метки, но отсутствие её не было признано чем-то неправильным. Во всяком случае, так в начале. По мере взросления и перехода на новую ступень жизни, образования, отношений, люди становились злее и всё резче воспринимали твоё отличие от других. Если у тебя нет нового айфона, то ты не шаришь, поэтому и говорить с тобой не обязательно. Если денег немного, то ты нищий и это повод для издёвок. Если ты хоть чем-то отличен от других, то ты урод. Живи с этим и не возникай. Так проще. Так правильно. У меня не было метки, а всё своё время я проводила в спортзале. Одежду носила какую хотела, а не такую как все модницы. Любила школьные учебники за их исписанные страницы и терпеть не могла столовскую еду. Волейбол забирал все силы и я частенько засыпала прямо на уроках. Это стало причиной шуток со стороны учителей, а потом и мои одноклассники стали издеваться надо мной. Не так сильно, как я ожидала, но было больно, обидно и очень одиноко. Подружилась с девочками с параллели. Дружили долго: почти 4 года и все было в порядке, пока одна из них не нашла свою родственную душу, а у второй не появилась метка. Я осталась одна, а метки всё не было. Тогда и стала искренне и в открытую искать: социальные сети, знакомые, хоть какие-то намёки на мою судьбу и прочий бред.***
Начался девятый класс и мне стало наплевать. Я осознала, что в этом нет смысла, пока нет метки. Занялась сразу кучей разных вещей: продолжала играть в волейбол, начала плавать и кататься на коньках, занялась рисованием, решила выучить польский. Всё шло хорошо. Я нашла новых друзей, открыла много новых фактов о жизни и моё саморазвитие помогало мне во всём. Через полгода, на очередном медосмотре оказалось, что спорт мне противопоказан — проблемы с сердцем, а в крови плавает какая-то хуйня, которая заставляет меня медленно разлагается изнутри. Начала лечиться и каждый четверг ездила в поликлинику, мне кололи какие-то антибиотики, а раз в две недели брали кровь на анализ. Эту дрянь в моём организме отправили в спячку и даже почти извели, но ни сердце, ни зрение, ни хоть крупицу здоровья мне не вернули. Продолжала играть, правда уже в любительской лиге. По мере приближения экзаменов, я начала впадать в какую-то жуткую депрессию, часто думала о смысле моего существования и чуть завистливо глядела на счастливые парочки. Мне было б о л ь н о, очень Б О Л Ь Н О. Но ведь жизнь не останавливается, даже, если ты хочешь забить на неё. Одиночество наказывать снова и снова. Где-то раз в месяц начались жуткие истерики. Мать записала к психологу, а после всё дошло и до психиатра. Было жутковато осознавать, что ты двинутый. Тем более, если не понимаешь откуда это всё взялось. Пила таблетки и раз в неделю ходила к Сергею Владимировичу — моему психиатру. Начала прогуливать уроки. Долгое время это оставалось тайной. Возможно, мама до сих пор не знает о моих похождениях.***
В десятом классе смирилась со своей участью одиночки и решила, что жить на полную можно и без метки, поэтому надевала на левое запястье часы и любимую радужные фенечку, так было не понятно — есть у меня метка или нет. Начала встречаться с парнем, кажется, его Денисом звали. Невысокий блондин с круглым лицом, от него всегда пахло чёрным чаем, а я всегда не любила этот запах приторно-сладкого черного чая, который так любит наш общепит. В итоге, я бросила его окончательно через полгода недоотношений. На самом деле терпимо он был только первые две недели, а потом попросту надоел, а я нашла себе другого паренька. Он был вторым и его звали Гриша. Высокий брюнет, старше мне на два года, играл в футбол, но был слегка не далёк в своих размышлениях о жизни. С ним можно было обсудить любимый сериал, сходить на пробежку, слушая одну музыку, и орать друг на друга за то, что не смотрим по сторонам переходя дорогу. Я бы осталась с ним подольше, но он начал спрашивать про метку, потому что у него на руке были мои инициалы (во всяком случае, он так думал), а узнав о чистоте моего запястья решил расстаться, говоря, что это ошибка. В тот день бросили меня и я бросила Деню. Хотя сейчас уже не жалею, мне как-то все равно. Вот только, сначала на руках, а потом и по всему телу начали появляться кровоточащие порезы и уже зарубцевавшиеся белые полосочки. Всё это списали, на моё душевное состояние и, в каком-то роде, забили на них. Я же продолжала искать, чем поживиться. Старалась подолгу не быть одна и начала курить. Тогда и появилась традиция бегать в общую курилку после школы и болтать там с самым разным контингентом, собравшимся с двух гимназий и школы в соседнем дворе. Кстати, история этого места интересна тем, что организовано оно было учителями и очень давно. Школы-то не новые: нашей лет 45, да и двум другим учебным заведениям примерно столько же. Зато здесь нас никто не трогает, и место чистое. Может у каждого из нас в голове и бардак, но качели — дело хорошее, а скамейки никогда не помешают, поэтому тут было довольно опрятно, только кое-где валялись бычки докуренных сигарет. В конце десятого у меня появились близкие знакомые: учились в параллельных классах, а после учёбы шли разгребать тучу всякого бреда, накопившегося за день, на наше место. Мы были серым пятном на фоне всех тех расфуфыренных мажоров, которые в основном тут присутствовали. Однако, взаимное уважение никуда не исчезло, что было довольно приятно. Наша команда «победителей-по-жизни», так мы себя в шутку называли, состояла из пяти человек: Тёма, я, Аня, Саня и Паша. Пашка и Саня были друзья с детского сада, а Тёмка присоединился к ним в средней школе и стал их оператором: снимал разные видео об их совместных приключениях и тусовках, а потом выкладывал в сеть через Санин аккаунт. Аня училась вместе с ними в одном классе и часто приходила ко мне жаловаться на судьбу, парней и трудные отношения с родителями, хотя, ей и не нужна была причина поныть, можно было её просто выдумать, а потом повиснуть на мне и реветь. Она была единственной из нас, кто в открытую показывал свою метку и все мы знали, что её судьба частенько её игнорируя в сети и, по всей видимости, понятия не имея о том, что Анечка и есть его «А. К.», а на её запястье чёрными линиями выведено «А. Е.» Остальные не рассказывали о метках, да и разговор об этом не очень хотелось заводить. Хотя, моя компания знала о моих интересных похождениях по мальчикам и иногда даже по девочкам, но я никогда не говорила, что кто-то из них — истинный. Так было проще. Так было правильно. Но правда всегда становится явной. И вот в один прекрасный осенний день, на моём одиннадцатом году обучения, в школу припёрся мой бывший и закатил истерику. Да, это тот самый Гриша, хотя прошло уже достаточно времени, чтобы забыть, он был каким-то особо злым из-за случившегося год назад. Он подошёл и сначала тихо спросил: — Нашла своего? А я вздохнула и ответила: — Ты же понимаешь, что нет. Тогда схватил мою левую руку и поднял рукав вместе в часиками и фенечкой, по-видимому наслаждаясь зрелищем. — Ха! Да таким как ты никогда не светило! — воскликнул он и продолжил, наклоняясь всё ближе к моему лицу. — Ты просто жалкое подобие человека! Ты не будешь жить, ты сдохнешь раньше, чем все остальные. Потому что ты навсегда… Слышишь? Навсегда останешься одна. Сука! Сдохни уже, тварь. Последние слова он буквально прошипел мне в ухо, а затем ударил. Сильно. Так, что мне пришлось схватиться за перила школьной веранды. Краем глаза я заметила школьников пялящихся на меня, но не это меня обеспокоило. За Гришей, в шагах шести, стояли Аня и Тёма. Брюнет ещё раз усмехнулся и вошёл в здание учебного заведения, а я, всё ещё держась рукой за саднящую скулу, направилась в курилку под неясными взглядами подростков. Не знаю, что я чувствовала тогда: обиду, боль или… Осознание того, что парень прав. Я никто в этом мире, у меня нет друзей, я не стремлюсь быть понятой всеми, часто чувствую одиночество и я честно не знаю, что же я, блять, здесь делаю. Почему я всем что-то должна, почему каждый пытается помешать мне просто прожить ещё день. П О Ч Е М У? Я же не виновата, что сучка-судьба решила, типа, тебе ведь и одной будет норм! — Бля, — выдохнула я, прикуривая первую сигарету. Меня начинало потряхивать, что было крайне неприятно. Здесь, между зданием жилого дома и забором детсада, я была одна и необъяснимая паника съедала меня. Хотя, может это и не паника, это быть всё, что угодно: обида, боль, ненависть, безвыходность, одиночество, моя беспомощность и глупая насмешка судьбы. Было трудно дышать. Это хуже, чем тонуть в панике. Хуже, чем одиночество. Хуже, чем смерть. Это всё вместе. Закуриваю вторую сигарету. Не слышу, как кто-то пришёл, лишь чувствую, когда меня чуть с ног не сбивает Аня. Она обнимает, что-то говорит, сжимает так сильно, будто пытается вдавить меня в своё маленькое тело. Так мы и стоим, я докуриваю вторую. Девушка наконец-то меня выпускает, но всё ещё держит рукав моего пальто. Я вижу Тёму. Он поджал губы и сочувствующе смотрит на меня. Так и стоим. Блондинка курит, всё ещё теребя мой правый рукав. Через несколько минут появляются Паша и Саня. Второй, как и всегда, засунул руки в карманы и шёл чуть сгорбившись. А Паша, обычно никуда не спешащий, просто подлетел ко мне, заключая в объятия. — Бля… — выдохнул он, а потом оторвался и взглянул на меня. — Ты как? — Нормально, — солгала я. Хотя… Они за меня беспокоились? Я же не ошиблась? Если это действительно так, то мне лучше, хоть и дышать всё ещё не просто, а руки дрожат. — Нужно было сильнее его… — сказал Полянский, легонько касаясь моей скулы. Неужели всё настолько ужасно? Надеюсь синяка не будет. — С него хватит, — отозвался Саша. — Он надолго запомнит. — Ты что… Ты его отделал? — спросила Аня, приподнимая бровь. Артём тоже посмотрел на Пашу. — Да! Ещё как, — ответил за друга Кривицкий. — Вы бы видели! Мне его оттаскивать пришлось! Иначе прибил бы нахуй. — Бля, ну, кто тебя за язык тянул? — Да забей. Проехали, — сказал Саня. — У кого-нибудь синенький есть? — У меня сегодня Kent с двумя кнопочками, — ответила Сурива. — Ты заебал у всех сиги просить, — сообщил Паша. — Купи уже сам, бля. — Да я хоть сейчас могу вам деньги вернуть! — протянул Волков. — Просто, если мать узнает… — Знаем мы твою историю, но тебе всё равно придётся начать их покупать рано или поздно. Аня уже уселась на скамейке и открывала новую пачку Кента. Рядом с ней развалился Саша и что-то упорно искал в рюкзаке — видимо опять зажигалку потерял. А Тёма выжидающе смотрел на меня, надеясь, что я, как и всегда, подкину ему сигаретку. Сев на качели, закурила, а потом протянула пачку Винстона Артёму. — Сегодня с черникой. Тот обрадовался, ловко выхватив сигарету из упаковки, и расплылся в блаженной улыбке, когда дым окутал его пахучим облаком. Паша забрал у парня мою пачку и, зная, что всегда можно взять у меня сигарету, как и все мы, закурил. Он специально выдыхал в мою сторону, пытаясь меня отвлечь от мыслей о случившемся. Я повернула голову: его костяшки уже начинали синеть, в некоторых местах была чуть-чуть содрана кожа. В душе почему-то потеплело.