М. Милкович

...На губах привкус желчи и крови. Упиздить бы отсюда наконец, но треклятые колени дрожат и не слушаются. Непослушные тонкие пальцы сжимают пустой пузырёк. Слишком сильно, и хрупкий пластик трескается, впиваясь неровными сколами в бледную кожу. Пусто... По рецепту должно было хватить на три недели. Очередной рвотный рефлекс скручивает внутренности и подкидывает над унитазом. Три таблетки на бутылку виски... Наверное, он все же перебрал... Стопудово, раз блюёт сейчас в сортире Милковичей, под щедрый матюгальник Терри. Знать бы ещё, какого хера он тут делает. Вторую бутылку заказывал точно ещё в сознании. Он не пошёл домой. Потому что идти туда было невыносимо. Невыносимо было даже просто там находиться, вслушиваться в угнетающую тишину комнаты, осознавать, что дом буквально замирал с его приходом. Невыносимо было попадать под эти липкие взгляды, пытающиеся залезть под кожу и безмолвно вытащить наружу все, что копилось внутри. А что там копилось, Галлагер и сам знать не хотел. Лишь краем сознания понимал - таблетки перестали действовать. Скорректированный курс лечения не давал плодов, становилось только хуже день ото дня. И от неумолимо нависшего над ним психоза воздух был буквально наэлектризован. Йен прятал таблетки, не давая Фи их пересчитывать, скрывая, что доза уже увеличилась втрое. "Как давно Вы в последний раз нормально спали, Йен?" "Что понимать под "нормально"?" "Не меньше шести часов..." Ни разу с тех пор, как два месяца назад вышел на свободу. Ни одной ёбанной ночи. Ни после смен в скорой, ни после танцев в "Феечке". Он мог только отрубаться в пьяном литиевом бреду, каждый раз вскакивая от встревоженных голосов Карла и Липа. "Йен! Проснись!"... Йену снится Микки. До сорванной гортани и сведённых судорогой пальцев. До прокушенных губ и металлического привкуса во рту. До слипшихся ресниц и воспалённых глаз. До мокрой от пота постели. "Как давно Вы в последний раз нормально спали, Йен?" "В тюрьме..." - Йен? Он дёргается от тихого ненавязчивого стука. - Йен... - Блюет, значит живой. За дверями кто-то тяжёлый и грубый меряет коридор шагами. - Че ты с ним, как с ебучим младенцем, сюсюкаешься? Открывай дверь и забирай его нахуй отсюда, - рычит ненавистный голос. - Отъебись, а? - грязно-знакомое до оскомы; и трепетно-нежное, - Можно я зайду? Кивает, то ли голосу, то ли самому себе. Родной звук будоражит, заставляет разлепить непослушные веки. Мэнди... Тоже Милкович. Его единственная физическая связь с человеком, к которому теперь не прикоснуться, которого не обнять, которому в одержимости не выдохнуть в кожу бессвязные признания... Походу, в какой-то момент Терри наконец-таки заебало присутствие рыжего пидораса в собственном толчке и он решил проблему самым действенным способом - скинул её на того, кто точно сможет разобраться. Интересно, какого хуя не выкинул его сам, по старинке отвесив смачных пиздюлей? Йен проводит тыльной стороной руки по лицу. Разжимает липкие пальцы. Они перепачканы кровью, только сейчас хрен разберёшь, своей или чужой. Между первой и второй кто-то точно пытался научить его, как не пустить по пизде свою жизнь. Поздно спохватились.. Дверь приоткрывается и упирается в черный грязный ботинок. Долговязая конечность с трудом подтягивается к груди. Босые ноги с накрашенными ноготками осторожно ступают по заплёванному полу и останавливаются совсем рядом. - Йен, - горько и тревожно, словно заевшая пластинка меж её губ. Размыкает его пальцы, вытаскивая из них скомканный кусок пластика. "Слова Богу, не осколки(лезвия, гвозди и всё, чем можно самоубиться)", читается на её лице. Подхватывает под руки, тянет на себя и усаживает на край ванны. Внимательно впивается взглядом в его глаза, ищет... Проблески то ли разума, то ли сумасшествия. Смотрит из-под своей чёлки, блядского чёрного цвета. Совсем, как у "него"... - Схуяли ты так нажрался? - тянет медленно и никак не может решить, въебать ли хорошенько по конопатой роже или разреветься, уткнувшись в его рыжую макушку. Вместо этого помогает раздеться, выпутывает его из грязных штанов и мокрой футболки. Запихивает в ванну и залезает следом.

***

Он не спит. Сном качели туда-сюда-обратно точно назвать нельзя. Хочется либо кокса, либо лития по венам. Чтобы отступило мучительное желание сдохнуть прямо здесь и прямо сейчас. Мэнди похожа на взбесившуюся псину, ей больше не 15-18-20, она давно перестала бояться ёбнутого папочку гомо-галлагеро-фоба и громкими жёсткими матами метит свою территорию-комнату-Микки. И его, йенову, похмельную тушку заодно, матами, туда же - в задницу и нахуй, чтобы мозги встали на место. Чтобы выплюнуть на него всю горечь за то мудачьё, в которое он превратился, едва выйдя на свободу. Йен кутается в одеяло, закрывается от яркого света, задыхается от комка в горле. - Оставь меня... Словно пощёчина. Словно наотмашь ледяной струёй.Но он не в силах справиться сам с собой. -Ни. Хуя. Подобного. Ты забыл, что мы это уже проходили? На Мэндс растянутая футболка Микки. Наверное, всё ещё пахнет им... Надо убедиться, удостовериться, и тонкие пальцы ловят её в ладонь, комкают, тянут на себя, заставляя девушку лезть в постель. Над "его" футболкой тёмная шевелюра, а под ней горячая кожа... с такой же, как у "него" днк. Мэнди сверху, от её колючего взгляда не ускользает, как темнеют его глаза, как багровеют от рваных царапин лейкопластыри на ладони, когда он чуть ли не стягивает с неё футболку, ища его запах. Как наливается свинцовой тяжестью тело под её бёдрами. Как из его растрескавшихся губ сиплыми порывами вылетает воздух. Она накрывает ладонью его глаза, пряча их за своими пальцами, и выдыхает на ухо "Микки". Едва касается его губами, почти не дышит, ныряет рукой под одеяло, под резинку чужих плавок. Йен вздрагивает под ней, пачкая её пальцы и чистое постельное бельё. Девушка не шевелится, замирает над ним, вслушиваясь в его прерывистое дыхание. В звенящей тишине комнаты слышно, как по подоконнику торопливо семенит муравей, а сквозняк сдувает с полок пыль. Огненное недоразумение под ней обмякает, разжимая свои неибически цепкие пальцы. Либо спит, либо упал в очередное чёртово психическое забытьё. Но больше не дрожит, не мечется по кровати, обливаясь липким потом, не выкрикивает его имя, выталкивая его из груди вместе с клочками собственной души.

***

- У тебя психоз, очередная ебофаза, - Мэнди самой впору глотать красивые колёсики, но она уже в тысячный раз повторяет одно и тоже, зарываясь пальцами в отросшую шевелюру. - Нехуя здесь лежать. Надо вытащить себя из этого дерьма. И трясет перед носом только откупоренной баночкой. Новой. Одной из тех, что припёрла Фиона, будучи сразу же посланной нахуй за чрезмерную заботу. Но Мэнди - Милкович, а Милковичи при посыле нахуй сразу задвигают по челюсти. Так, что потом больно ей двигать, глотая треклятые таблетки. Не глотать нельзя... Нельзя, пока на тебя смотрят эти невьебенные глазища поверх его футболки. "Это усталость. Ты себя загнал. И здоровый человек столько не выдержит." И опять по кругу, только бы он не потянул на себя это ненавистное одеяло. Доказать психу, что он не окончательно слетел с катушек, и продолжать пинать его до того момента, пока тюрьма не выплюнет Микки обратно на грязные улицы СоутСайда. "Вставай, и я накормлю тебя человеческой едой. Никто не сможет жить на одном вискаре". Кроме ебучего Френка, конечно же. Но Йен не его как-бы-отец, Йен целиком Моника, до чёрточки, до клеточки, до каждого психоза. И потому он отсчитывает часы в этой чертовой кровати. 43800 часов. 43799 часов... Он не хочет есть, или гулять, или жить... Йен хочет Микки Милковича на своих ладонях, на своей коже и в своем дыхании. Хочет остаться в его кровати на все оставшиеся пять лет... Но Мэнди подхватывает его у самой кромки разума. Крепко держит своими сильными пальцами. Словно эквилибристка, шагает по тонкому канату слов и действий. "Ты. Я. Мы. Его ебанная семья". Мэнди всегда была частью его семьи. И на пару они тоже Галлавич. Хитровыебанное слово, старательно набитое на его белоснежную задницу миковской рукой. Каждая буква - словно оргазм... 43795 часов. Колёсико белое, колёсико красное и поверх безвкусная минералка. На Йена из зеркала смотрит вызывающе-напыщенная, ярко-атласная клубная шлюха. - Ты куда наебенился? Мэнди подпирает дверной косяк оголенным плечом. От нее тянет сигаретами и дешевыми духами. Вопрос чисто для проформы, и в уме уже прикидывает во сколько и откуда забирать его наутро. Но ни слова больше не скажет. Пока Йен трясет в клубе своей золотистой задницей, подрабатывая в випкомнатах и грязных переулках, он не пытается наложить на себя руки или окончательно спустить свою жизнь по биполярному сёрфингу, а это неибать, какое облегчение.

***

"50 миньет, 100 потрахаться". Нечто бесполое напротив скалится, обнажая белоснежную улыбку, тянется своими пальцами к лицу, очерчивая веснушчатые скулы. Делов-то на 15 минут с дорогой до ближайшего закутка. "Деньги вперёд" и упереться руками в кирпичную стену. Столько не скуришь, чтобы стало наконец насрать, кто пристраивается там сзади. Остаётся только считать, царапая ладони о выбоинки и собирать под ногти кирпичную крошку при каждом толчке. 43787 часов без Микки. Если повезёт, этот сегодня не последний. Мэнди приезжает за ним под утро. Не спавшая, растрёпанная, со смазанной тушью. В очередном ослепительном платье, благо хоть не заляпанном кровью. Они не обсуждают. Уже давно. Ровно с того момента, как адвокат обозначил сумму залога. У Йена есть три часа, чтобы поспать перед сменой. *** 43701 час. Три таблетки на бутылку виски это уже диагноз. Как он сюда забрался, один хуй не разберёшь. И как слазить тоже. Он даже не держится, просто сидит, свесив ноги с уродливой опоры моста и заглатывает свои чертовы колёса. Которые давно не помогают. Позже ему расскажут, как он почти упал в реку, как зацепился за арматуру своей драной майкой и висел на октябрьском ветру несколько часов. Позже. Уже в дурке, накачав седативными и привязав к кровати. Решили, что хотел самоубиться, а он просто уснул... И в забытье вместо криков о помощи, взывал к "его" имени. Ничего нового, по сути... "Я не дам забрать его в больницу. Мы позаботимся о нем.Я. Ты. Мы" Битым стеклом в голове у Фионы, липким страхом на ладонях Карла. Туго натянутой струной в невыспавшихся мыслях Деббс. Звенящим напряжением в узком коридоре. - Ты такая же, блять, упёртая, как и Микки! - шипит Лип, брызгая слюной. Зажимает Мэнди у стены, опираясь локтями по обе стороны от неё. По его лицу расползаются красные пятна и девушка проводит пальцами по его скулам. Заставляет смотреть себе прямо в глаза. И твердо, прямо в мозг: "Я не оставлю его в психушке. Микки бы не оставил.". На её запястье ровными печатными буквами набито "FUCK U-UP". Под синяком и тонким браслетом. Что бы все помнили - она тоже Милкович. Та самая, что по волеизъявлению тогда ещё находящегося в здравом уме и твёрдой памяти Йена Клейтона Галлагера, единственная сможет распорядиться его судьбой, если он сам окажется не в состоянии. Рыжее чудо разрешают забрать домой и Мэнди кутает в толстовку его чуть ли не прозрачные конечности. Вопрос, куда везти Йена даже не поднимается. "Кто вы ему?" "Партнер... Любовник... Семья?..." Йену надо к Микки. К смутно узнаваемой фигуре за стеклом. К хриплому голосу в телефонной трубке. К побелевшим костяшкам и встревоженным глазам. 43340 часов... - Не смей, сука, там помереть без меня. - Хорошо, Мик.

***

-Поедешь со мной в суд, Йен?.. Нежное прикосновение только вспугивает его. Заставляет сжаться в комок. На всё лицо огромные зарёванные глазища. "Когда Микки приедет?" Если он спросит это ещё хоть раз, Мэнди кинется выть на луну. Громко и протяжно. Она понимает, почему брат бухал в такие моменты. Понимает, почему к хуям спился Френк... Маниакальная стадия закончилась, едва начавшись. Йен всего-то успел раздобыть план тюрьмы и подкупить охранника спизженным метом. А еще съездить в Мексику на угнанной тачке, сославшись на ностальгию. Да, работу в скорой Йен тоже успел просрать, за что получил заслуженных тумаков от Ллойда, рвавшего задницу, чтобы устроить неблагодарного недолюбовника обратно. Депрессия подкралась внезапно, выглянула из-за плеча Терри, в очередной раз столкнувшегося с Йеном у дверей туалета. Заползла к нему под кожу и потушила зеленые глазища, скрутила каждое нервное окончание и завязала тугим узлом. Лишила возможности нормально дышать... Бросила его на пол, подкосив колени, прямо под ноги онемевшему старшему Милковичу. "Это может продолжаться неделями!" Очередной виток блядской рыжей планеты и красочная многогранная и такая приветливая к нему Вселенная неожиданно сжалась до размеров кровати. Его личный ад, площадью в два квадратных метра. Захлёбываясь собственными слезами и чуть ли не скуля в подушку, Йен слизывает таблетки с ледяных рук Мэнди.

***

- Как он держится вообще? - Лип подпирает на кухне старенькую раковину, грозившую завалиться от одного неловкого движения. - На пиздюлях и таблетках. - Мэнди забирает сигарету из губ кучерявого и глубоко затягивается, - Адвокат столько бабла взял, а дело ни туда, ни сюда. Она говорит, жадно впитывая никотин, не скупясь на крепкое словцо, морщит лоб и трёт пальцами покрасневшие глаза. И сейчас так напоминает собственного брата... Милковичи, ёпт. - Ты не обязана присматривать за Йеном, - Лип ляпает как всегда невпопад, повинуясь собственным мыслям, - Не твоя он проблема. Сигарета в руках девушки ломается, рассыпается пылью по голым коленкам. С её рук на пол соскальзывает красный уголёк. -Ещё раз назовешь его проблемой, собственными зубами срать будешь, - словно плевок в лицо, мгновенно сровнявший Липа с землей. - Я буду впихивать в него ёбанные таблетки, толкать его в толчок, мыть и кормить... Из кожи, блять, вылезу, если это не даст ему вскрыть себе вены по примеру вашей распрекрасной мамочки! И от этого Липу на душе мерзко и пакостно, словно его, как последнее ссыкло, ткнули носом в собственную лужу под названием "не моё это всё".

***

"Мы сегодня поедем за Микки, Йен". Раскалённым свинцовым дождём прямо в черепную коробку. Йен не верит. Даже тогда, когда они садятся в машину, все происходящее кажется ему обидным фарсом. Той дорогой, что закончится в психбольнице в смирительной рубашке. Полнейшим тупиком. Но за рулем Мэнди. И Мэнди обещает ему Микки. Потому Йен тих и послушен, пока она подбирает ему футболку, пока помогает залезть под душ, пока пристёгивает его ремнём к пассажирскому сидению. - За Микки?.. - просто, чтобы удостовериться. - За Микки, - утвердительно кивает девушка. ... Он просыпается от легкого толчка в плечо. Вздрагивает. Влажное ото сна тело пробивает ознобом. Проводит языком по потрескавшимся губам, а перед глазами стоит отпечатавшийся на периферии сознания родной образ. Моргает, встряхивает головой. Образ, тот самый, который "родной", всматривается в него своими цепким взглядом. И крепко держит за плечо. - Опять ты, сука, на мокрую крысу похож...