Четвëртый чемпион

      Застыв у двери, Эд пытался придумать, почему же ему нужно идти. В голову пришло лишь одно:       — Простите, — проговорил он, поворачиваясь, — но мне нужно идти на урок. Профессор Снейп терпеть не может опоздания.       — О Снейпе не переживай, — махнул рукой Людо Бэгмен. —Уж с ним я сумею договориться.       — Не думаю что...       — Ничего не хочу слышать, юноша, — перебила его Рита. — Сейчас твои мысли должны быть заняты лишь победой в Турнире, славой... Поклонницами, — подмигнула она Эду. — Поверь, с двумя из трёх я уж точно смогу помочь.       Журналистка схватила Эда за локоть и вывела из класса. От неё оставалось лишь отбиваться, но Стальной, к его большому сожалению, не мог себе позволить ударить Скитер. Пусть и очень сильно хотел. Волшебница втолкнула его в соседнюю дверь и плотно её закрыла.       — Не хочу, чтобы другие слышали, о чём мы разговариваем, — приторно улыбнулась Рита. — Лучше поболтать в тихой и уютной обстановке.       — Уютной? — усмехнулся Эд. Он стоял посреди каморки для швабр с покатым потолком, где даже света никакого не было, кроме малюсенького оконца с мутными от пыли стёклами.       — Не всё ли равно, где разговаривать с интересным человеком? — Рита осторожно опустилась на перевёрнутое ведро, выудила из сумочки несколько свечей и зажгла их палочкой. — Признаюсь, я много слышала о тебе, Эдвард Элрик. Но всё такое расплывчатое и неоднозначное, что я была просто обязана познакомиться с тобой. И, если ты сейчас уйдёшь, я буквально не выдержу, — она схватилась за грудь, словно у неё действительно случился приступ.       — Слышали? — переспросил Эд. Он был удивлён и совершенно не понимал, кто мог о нём что-то рассказать. Ведь в Лондоне у него, кроме Тома, — хозяина "Дырявого котла" — и знакомых-то не было. А Том сам знал только их имена и больше — ничего. — От кого интересно?       Рита улыбнулась, посмотрела на него из полуопущенных век и похлопала по коробке напротив себя, призывая сесть.       Если бы Стальной не был любопытным, он бы ни за что никогда не узнал многие вещи, не познакомился бы с алхимией. Эд не считал любопытство своим отрицательным качеством, но, возможно, оно когда-нибудь сыграет с ним злую шутку. Почему бы — не сейчас?       — У меня всего парочка безобидных вопросов, — продолжила Рита, когда Эд сел напротив. Она раскрыла крокодиловую сумочку и достала оттуда длинное перо ядовито-зелёного цвета. То, только коснувшись пергамента, что-то быстро застрочило. — Задам сначала тот, который интересует, наверное, всех. Откуда ты родом? Говорят, вы с братом и дядей приехали издалека.       — Это верно, — кивнул Эд. Для этого вопроса у него уже давно была заготовлена цела легенда. — Мы приехали с востока, но никогда не принадлежали какому-то городу или стране. Наши с Алом родители жили в бедной деревушке без названия где-то в Новой Зеландии. А потом. когда мне было одиннадцать, а Алу — десять, нас забрал к себе дядя. А с ним мы из-за его работы весь свет объездили.       — Как интересно, — проговорила Рита. — Твои родители ведь погибли в пожаре, верно? — Эд кивнул. — И, говорят, в нём ты потерял руку и ногу, а тело твоего брата сплошь покрыто шрамами от ожогов. Ты поэтому решил принять участие в Турнире? Чтобы слава заменила тебе любовь родителей?       — Чего? — нахмурился Эд. — Да не нужна мне эта слава. Мне просто стало любопытно, вот я бросил своё имя в Кубок.       — Как ты считаешь, что чувствуют твои однокашники? — Рита упёрла локти в колени и положила на переплетённые пальца массивный подбородок. — Ведь чемпионом стал какой-то чужестранец. Который до этого года даже не имел дела с магией. Не боишься, что тебя столкнут с лестницы?       — Это не я выбирал чемпионов, — ответил Эд. Он уже начинал злиться и не один раз пожалел о своём любопытстве. — Возможно, я бы сделал другой выбор. Но мы уже ничего не можем изменить.       — Выбрал бы ты чемпионом Хогвартса Гарри Поттера? Или всё же Седрика Диггори?       — Гарри мой хороший друг...       — Как ты собираешься проходить испытания? Даётся же только волшебная палочка, а ты, как мне известно, с магией не очень-то дружишь.       — О, поверьте, я что-нибудь придумаю.       — Будешь использовать алхимию? — Эд многозначительно пожал плечами. — Как ты думаешь, твои родители обрадовались бы, узнай, что их сын — участник Турнира Трёх Волшебников? Они бы гордились тобой? Или бы это им не понравилось?       Это вопрос стал точкой кипения его злости. Эд старался как можно реже думать о родителях. Образ матери неизменно приводил его к Алу. К кому, что он из-за его, Эда, лишился. А отца — Хоэнхайма — он почти и не помнил. Лишь какие-то смутные обрывки. Эдвард помнил, как ждал отца, как высматривал его каждое утро в окне и как прислушивался к шагам, надеясь, что вот-вот дверь отворится, а в дом войдёт их отец. Но годы шли. Хоэнхайм так и не возвращался, Триша болела всё чаще, а Эд всё сильнее и сильнее злился. Ведь если бы не Хоэнхайм, их мама была бы жива. Она была бы с ними, Ал бы не потерял тело, а он, Эд, был бы просто обычным мальчишкой. Мальчишкой, а не солдатом. Армейским псом.       — Я думаю, — начал Эд звенящим от злости голосом, — вам не следует совать нос не в своё дело. Иначе его кто-нибудь оторвёт.       Элрик поднялся с коробки, схватил свою сумку и вышел из каморки, оставив Риту с её дурацкой статьёй. Ему срочно было нужно кого-нибудь ударить, с кем-нибудь подраться. Так они с Алом всегда вымещали злость, справлялись с обидой, болью, страхом. В драке голова работает по-другому. Кулаки Стального буквально чесались. Он сжал их боли в каждой косточке, но это не помогало — нужно кого-то побить. Например, слизеринца. Боги, пусть хоть один окажется не в то время не в том месте. Пусть хоть кто-нибудь отпустить глупую шуточку в его адрес.       Но Эд дошёл до кабинета Снейпа, так никого и не встретив. Конечно, самая середина урока. Кто будет в это время разгуливать по коридорам? Эд прекрасно понимал, что сегодня хорошей драки ему не видать. Знал это так же хорошо, как и то, что Снейп с него за опоздание шкуру сдерёт.       Юноша постучал в дверь и вошёл в класс. Снейп стоял у доски, а остальные, вывернув шеи, — смотрели прямо на него.       — Ну надо же, — сказал Снейп, скрестив на груди руки, — кто почтил нас своим присутствием. Чем обязаны?       — Простите за опоздание, профессор, — начал Эд, уже сильно жалея о том, что вообще пришёл, и сдерживая себя изо всех сил, чтобы не послать зельевара ко всем чертям, — меня, как и других чемпионов, вызвала судейская комиссия. Проверить наши палочки.       — А это очень удобно, не правда ли? Прикрывать свою лень и наглость Турниром.       На языке Стального вертелось столько грязных ругательств, что, выскажи он их, Снейп бы побоялся когда-либо с ним заговорить. Но всё это — верный путь к исключению, к проблемам, которые помешают заполучить камень. Именно поэтому он проглотил их. Именно поэтому выдавил:       — Мне очень стыдно за это, но я не вру. Спросите у профессора Дамблдора. Он тоже там был.       Лицо Снейпа покрылось красными пятнами, челюсти сжались. Если бы он мог, непременно запустил бы в Эда каким-нибудь мерзким заклятьем, но волшебник лишь бросил:       — Сесть.       Сказал так, будто самой безобразной псине. Так, будто каждая молекула, из которой состояло тело Снейпа, источала злобу и ненависть. За что? Разбираться, почему Северус Снейп кого-то ненавидит, — гиблое дело. Он ненавидит и всё, а причины — для слабаков.       — И минус двадцать очков Гриффиндор. — По студентам ало-золотого факультета прошла волна недовольства. — Скажите спасибо мистеру Элрику за то, что он так надолго задержал урок.       Эд, кипящий от злости и негодования, плюхнулся рядом с Ангусом и сразу принялся записывать то, что было на доске. Он не понимал, что это и зачем, но записывал каждое слово — не хотел вновь нарваться на гнев Снейпа. Ему и так было стыдно, что факультет лишился очков. Пусть и не совсем из-за него.       — Эд, — начал было Ангус шепотом.       — Молчи, — шикнул Эд и уткнулся в записи.       Настроение Эдварда было окончательно и бесповоротно испорчено. Он ни с кем не хотел разговаривать. Даже за обедом сел отдельно от Гарри и Гермионы. На оставшихся уроках он был совершенно невнимателен — постоянно возвращался мыслями к образу отца, уходящему из дома в ту ночь. Чёртова Скитер. Чёртов Турнир. Чёртовы все.       Стальной не отгораживался от этого воспоминания. Иногда он возращался к нему, чтобы найти в себе силы двигаться дальше. Но Скитер что-то задела в его груди. Какую-то старую рану, что вновь начала болеть и кровоточить. Элрик-старший не имел привычки копаться в себе. Он прекрасно знал, что не найдёт там ничего хорошего, поэтому не тратил время на подобные глупости. Только вот, к сожалению, сейчас нельзя всё оставить, как есть. Эд бы забился в тёмный угол и плакал. Плакал, как тогда, когда погибла Нина. Как тогда, когда он узнал о смерти Хьюза. Сегодня он никого не потерял, но почему-то чувствовал именно это.       Гермиона Грейнджер видела, что с Эдом что-то не так. Видела, но не подошла. Она знала, что не сдержится и скажет то, что говорить не должна. Потому что она была зла. Зла на Роя, что он влюбил её в себя. На Эда, потому что это из-за него она оказалась втянута в эту мутную историю. И на себя — что позволила Рою Мустангу поймать себя в ловушку.       В ту ночь она долго плакала. До трясущегося тела, судорожного дыхания и нестерпимой боли в груди. Она заглушала всхлипы подушкой, но её соседки всё равно всё слышали.       — Как думаете, чего это она? — спросила шепотом Лаванда Браун и Парвати Патил.       — Не знаю, — ответила та. — Может, Мустанг наконец перестал с ней заниматься?       — Это же прекрасно! — просияла Лаванда.       — Думаешь, он станет заниматься с тобой? — усмехнулась Фэй Данбар.       — А в чём проблема? — скрестила на груди руки Лаванда.       — Ну, Мустангу явно нравятся умные девушки. А это определение тебе совсем не подходит.       — Думаешь, оно так подходит тебе, Фэй? Я хотя бы красивая!       Гермиона не смогла уснуть. Мысли о Рое не давали ей покоя всю ночь,заставляя вновь и вновь плакать. Естественно, утром она встала с опухшим от слёз лицом и красными глазами.       — Расскажешь, что случилось? — спросил Гарри, когда Гермиона спустилась в гостиную.       — Думаю, я пока не готова, — ответила девушка. — Прости. Я обязательно всё расскажу.       Поттер обнял подругу. На большее, к сожалению, пока он был не способен. Гарри вообще в принципе не был силён в словах поддержки. Да и ни разу с первого курса не видел Гермиону в подобном состоянии. Это она его всегда поддерживала. Когда он нервничал перед первым квиддичным матчем, когда вся школа считала, будто это он открыл Тайную комнату, Грейнджер была рядом, забыв о своих делах и заботах. Даже сейчас, когда Гарри увидел на груди у когтевранцев зелёные значки, Гермиона посмотрела на друга, явно обеспокоенная его состоянием. А я даже поддержать её не смог.       — Не обращай на них внимания, — тихо сказала Гермиона, завидев группу слизеринцеев впереди.       Она делала это на автомате. Переживала о других больше, чем о себе, забывала о собственных проблемах и спешила решить чужие, пусть они и были пустяковые. Головой Гермиона понимала, что так не должно быть. Что Гарри Поттер и его чувства — не центр вселенной, что в первую очередь она должна думать о себе, но это так чертовски сложно, когда привыкаешь делать совсем наоборот.       Именно поэтому она стерпела присутствие Элрика — не хотела устраивать сцен, когда Гарри нужна её поддержка, но, Мерлин, как сильно она желала всё ему высказать. И о нём, и о Мустанге, который, как и всегда, выглядел так безупречно, что это раздражало.       — Думаю, — начала Гермиона, когда они после завтрака шли с Гарри на урок заклинаний, — я откажусь от курса алхимии.       — Откажешься? — переспросил Гарри. Он был удивлён заявлением подруги. — Но почему?       Гермиона пожала плечами, опустив взгляд:       — Мне кажется, я в нём разочаровалась.       — В Мустанге? Или всё-таки в предмете?       Гермиона резко повернула голову. В глазах её были слёзы.       — Это из-за него ты плакала, да? — осторожно спросил Гарри. Гермиона не ответила. — Что он сделал? Гермиона, если он…       — Нет! Он… ничего не сделал. Просто… — Она остановилась посреди коридора. — Я чувствую то, что не должна чувствовать.       Гарри открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут же закрыл его. В любви он понимал… совсем ничего и совершенно не знал, что сказать. Чёрт, какой же он ужасный друг!       — Гермиона…       — Не надо. Не говори, что всё будет хорошо, что я забуду его. От этого легче не станет.       И она зашагала по коридору к классу заклинаний.       Насчёт курса алхимии Гермиона говорила серьёзно. Видеть Мустанга даже за завтраком было тяжело. А что же с ней станет на уроке, когда он будет так близко? Она не собиралась проверять. Не собиралась вновь плакать или чувствовать трепет внутри живота, когда Рой произносил её имя. Хватит. С неё хватит.       Рой ждал. Ждал, что Гермиона войдёт в его класс, что они смогут поговорить после. Как бы это странно ни звучало — алхимик чувствовал вину. Ему было стыдно, что он заставил Гермиону плакать, что сделал ей больно. Он был просто обязан поговорить с ней. И пусть Грейнджер всё равно откажется помогать с камнем, Рой должен попросить прощения. Каково было его удивление, когда место Гермионы в классе так и осталось пустовать. Эта девушка не прогуливает уроки. Никогда. Видимо, только твои. Если бы самолюбие могло кровоточить, Рой бы истёк кровью, оставляя на полу безобразные лужи.       — Сегодня мы свами попрактикуемся в огненной алхимии, — заговорил Рой. Огонь всегда успокаивал его. Невозможно совладать с ним, если твой разум занят чем-то другим, если ты не сосредоточен. — На одном из прошлых уроков мы записывали основные принципы огненной алхимии, её правила и законы. Найдите их, пожалуйста, а я пока всё подготовлю.       Класс зашелестел пергаментом, а Рой подошёл к Алу.       — Вы уверены, что это хорошая идея? — спросил Ал шёпотом. — Сами же говорили, что огонь требует спокойствия и концетрации. А вы сейчас…       — Что? — недобро сверкнул Рой глазами. — Я — что?       — Немного раздражены, — ответил Ал, попятившись назад. — Как бы вы тут чего не подожгли.       — Не учи меня огненной алхимии, — процедил Мустанг. — И не говори, как мне вести мой урок. Ты — всего лишь ассистент. Вот и ассестируй.       — Простите, — проговорил Ал. Состояние Роя напугало его и обеспокоило. Он должен обсудить это с братом, а пока — следить во все глаза, чтобы Рой не устроил пожар.       Элрик-младший с помощью магии поднял в воздух комки бумаги и заставил их парить на месте. Эта импровизированная мишень сгорит быстро, и огонь не перекинется куда-то ещё. Ну, если конечно трансмутация пройдёт правильно.       — Для начала, я покажу, как это делается. — Рой встал в паре метрах от парящего в воздухе комка бумаги. — А затем — каждый из вас проведёт трансмутацию с помощью алхимического круга. Тот, у кого получится лучше, сможет потом воспользоваться моими перчатками.       — Ого! Круто! — пронеслось по классу.       Рой усмехнулся. Предвкушение трансмутации, восторженное ожидание студентов возвращали ему уверенность. Несколько мнут назад он почти стал тем Роем Мустангом, напившимся в баре из-за девушки, но сейчас он — это он. Самоуверенный, бесчувственный и расчётливый. Кто Грейнджер такая, чтобы он переживал о ней? Ещё одно имя в его списке. Ещё одно милое личико, которое он вскоре забудет. Всего лишь ещё одна влюблённая в него студентка. Но почему тогда рука Роя дрогнула?       Взрыв прогремел на одной из полок книжного шкафа. Пергамент вспыхнул сразу, огонь охватил полку целиком, распространяясь на остальные.       — Мерлин! — ахнул кто-то позади него.       Будто видя огонь впервые, Рой наблюдал за ним, а очнулся, только когда полка с грохотом рухнула. Студенты ждали от него действий, решений, но он просто стоял. Хорошо, что Ал успел соориентироваться и остановить огонь с помощью магии.       — Агуаменти! — воскликнул он, и из его палочки вырвался поток воды, через минуту потушивший пожар.       Класс наполнил дым, едкий запах гари, из-за которого начали слезиться глаза и пробирал кашель.       — Урок окончен, — проговорил Рой, борясь с приступом кашля. — Все свободны.       — Что это с ним? — начали перешёптываться девушки, выйдя в коридор, где дышать стало в разы легче.       — Не знаю. Может случилось что-то серьёзное? Он же огненный алхимик. Он не мог промахнуться.       Мог — или не мог, а Рой всё равно промахнулся. Промахнулся и чуть не погубил всех их. Чёртова Грейнджер. Мустанг сжал кулаки. Ему так сильно хотелось что-то взорвать, спалить до самого основания, лишь бы избавиться от этого странного чувства в груди.       — Профессор, свами всё в порядке? — обеспокоенно спросил Ал. Он открывал окна в классе, чтобы дым быстрее выветрился. — Что произошло?       — Ничего особенного, — выдавил Рой, оглядывая обугленные останки книг. — С кем не бывает.       Алхимик, будто испуганно, развернулся и направился к выходу. Ему нужно срочно поговорить с Грейнджер.       — С вами не бывает, — донеслось до него тихое.       Рой знал, что у Гермионы сейчас будет урок по истории магии. После него-то он её и перехватит.       Алхимик зашёл в один из пустых классов. Это был маленьких кабинет с парочкой книжных шкафов и несколькими партами. Всё покрытое пылью и паутиной. Рой, скривившись, вытер подолом мантии пыль со стола, сел прямо на него и ещё раз огляделся. Судя по всему, здесь когда-то преподавали что-то похожее на литературу — об этом свидетельствовали книги магловских авторов на полках. Шекспир, Бронте, Барри, Твен, Лондон… Да и произведений, написанных волшебниками, было предостаточно: сказки Барда Бидля, “Любовь, кровь и вампиры” Нэссы Фозан, “Хождение к драконам” Эллота Вуда, “Царство русалок” Помоны Райс и много чего ещё. Видимо, предмет убрали из школьной программы, а про класс благополучно забыли.       Роя удивляло это халатное отношение к помещениям замка. Огромная часть комнат не использовалась по назначению, превратившись в залежи пыли и хлама. Коридоры закрыты, а в некоторых частях замка, кроме приведений, и не обитает никто. Возможно, это объясняется тем, что волшебников становится всё меньше и меньше, а, может, — некомпетентностью руководства. Рой склонялся именно ко второму варианту. Вот если бы он был директором Хогвартса…       Раздался звон колокола. Мустанг вздрогнул — за своими раздумьями он совсем не заметил, как закончился урок. Алхимик подошёл к двери и слегка приоткрыл её, чтобы не упустить Гермиону. Студенты — большинство зевая и потягиваясь — выходили из класса. Слизеринцы, гриффиндоры… Уизли что-то с остервенением изучает в толстой книге, Поттер будто невидящим взглядом смотрит куда-то перед собой, Малфой и Забини, а за ними — Нотт с таким видом, будто ему смертельно скучно, и Паркинсон, на ходу подкрашивающая губы… Наконец из класса вышла и Гермиона. Она убирала учебники в сумку и остановилась почти у той самой двери, за которой прятался Мустанг. Стоило только протянуть руку и втащить девушку в комнату. Что, собственно, Рой и сделал.       — Мерлин! — воскликнула Гермиона от неожиданности.       Рой прижал гриффиндорку к двери и, чтобы та не начала кричать, закрыл ей рот рукой. Да, похититель из Мустанга тот ещё. Если бы Гермиона захотела, она бы почти с лёгкостью вырвалась, но она не предпринимала решительных попыток освободиться, а лишь недоумённо смотрела на Роя большими золотисто-карими глазами.       На самом деле, первое, что пришло в голову Гермионе, когда она поняла, кто стоит перед ней, была мысль о том, как она выглядит. Не слишком ли растрепались волосы, собранные в пучок, ибо мыть их не было никаких сил, и как огромны синяки под её глазами — последствия недосыпа и слёз. Но через мгновение девушка поняла, что нет никакой разницы, как она выглядит. Даже с идеальным макияжем, в роскошном бальном платье, Гермиона будет лишь средством для достижения цели. От этого сердце бедной гриффиндорки сжалось, а из глаз почти брызнули слёзы. Из глаз, которые смотрели на Роя — нет, не со злобой — с разочарованием. Разочарованием и выжиданием. А ещё — они были готовы заплакать. Чёрт, она хоть спала вообще? Мустанг был уверен, что нет. Гермиона просто не позволила бы себе прийти на уроки с грязными волосами, без факультетского галстука и в свитере, надетым наизнанку. Внутри Роя что-то кольнуло. Да так сильно, что он чуть пополам не согнулся. Кольнуло, когда он понял, что Грейнджер не спала из-за него.       — Я всего лишь хочу поговорить, — сказал Рой, всё ещё зажимая рот Гермионы. — Пожалуйста, выслушай меня. Хорошо?       Грейнджер кивнула. Но совсем не потому, что действительно хотела выслушать Роя, а потому что он был слишком близко, соприкасаясь с ней руками, ногами… Гермиона ощущала его дыхание на своей коже и просто рисковала рухнуть в обморок в любой момент.       — Хорошо, — кивнул Рой. Он медленно убрал руку от рта Гермионы и сделал пару шагов назад. — Тебя не было на уроке, — сказал он.       — Вы затащили меня сюда, чтобы поговорить об учёбе? Профессор, — ответила Гермиона, выделив последнее слово.       Рой не знал, с чего начать. Извинения никогда не были его сильной стороной. Видимо, потому что он не умеет признавать свои ошибки. Или потому что Рой Мустанг их не совершает. Мужчина запустил пальцы себе в волосы, взъерошив их. Чёрт, как же это тяжело!       — Нет, — проговорил он. — Я… хотел извиниться.       — Вот как, — холодно усмехнулась Гермиона. Она должна быть зла, рассержена. Мустанг хотел использовать её, так почему она жаждала услышать, что он сожалеет? — Как жаль, профессор, что вы этого на самом деле не чувствуете.       Голос Гермионы предательски дрогнул, но она сглотнула подступивший к горлу ком. Она должна это прекратить. Ради себя самой. Гермиона Грейнджер — не пешка, не часть чьего-то плана. И пусть, что она как никогда была готова наплевать на это, лишь бы вновь сидеть с Мустангом в его кабинете и разговаривать обо всём на свете.       — Чувствую, — возразил Рой. — Я правда очень сожалею о том, что попытался втянуть тебя во всё это.       — Использовать, — нахмурилась Гермиона. — Вы хотели меня использовать. Вместо того, чтобы просто попросить помощи, вы… вы… — заставили меня влюбиться.       Она чувствовала, что сейчас расплачется. Возможно, и нужно. Может, хоть так Рой поймёт, как сильно сделал ей больно. Но если он без этого не понимает, то какой тогда вообще смысл дальше разговаривать? Гермиона резко развернулась, чтобы уйти. Дрожащие руки постарались уцепиться за ручку, но ладонь Роя с глухим стуком ударилась справа от лица девушки, преграждая путь к побегу.       — Прости меня, Гермиона, — голос Роя был хриплым, слегка дрожащим.       Он вновь стоял так близко, что его дыхание обжигало шею гриффиндорки. Гермиону начало трясти мелкой дрожью. То ли от того, что она была на грани истерики. То ли от того, что она хотела, чтобы Рой подошёл ещё ближе.       — Я идиот. Я совсем не подумал о том, что наше общение зайдёт так далеко. Поверь, я совсем не хотел обидеть тебя, — на сантиметр ближе, рука к руке, — сделать больно. — Рой говорил прямо Гермионе на ухо, обжигая кожу своим дыханием. — Мне жаль, что я довёл тебя до слёз. — Пальцы Роя заскользили по её руке прямо к шее. Гермиона вздрогнула от прикосновения и закрыла глаза, желая, чтобы этот миг не заканчивался. — Как мне всё исправить? — почти прошептал он, гладя пальцами оголённую шею девушки.       — Никак, — выдавила Грейнджер, хоть ей хотелось сказать абсолютно обратное. — Оставьте меня в покое, — всхлипнула она, отталкивая руку Мустанга. — Я не хочу знать вас!       Рой отшатнулся, будто от удара. Он больше не мешал Гермионе уйти, и она этим воспользовалась.       Мустанг обхватил голову руками, закрыл глаза и поднял лицо к потолку. Ну почему эта Грейнджер такая… такая… Вот угораздило же его! В замке столько умных, симпатичных студенток, которые, вне всякого сомнения, помогли бы Рою в чём угодно, но нет — он связался именно с Грейнджер! Упрямой, принципиальной Грейнджер. Девчонкой, не поддающейся никаким трюкам. Ох, как же сильно она его раздражала! Так сильно, что Рой хотел догнать её и хорошенько встряхнуть, чтобы она перестала упрямиться. Чтобы играла по его правилам.       Гермиона почти сдалась, и Рой это видел. Он услышал, как гриффиндорка втянула воздух, когда его пальцы коснулись её шеи. Ещё чуть-чуть и она бы точно сдалась. Вот за какие ниточки нужно дёргать. Ничего, Гермиона Грейнджер, скоро ты перестанешь говорить, что не хочешь знать Роя Мустанга.       Выбросить значок у Драко не поднялась рука, хотя он очень этого хотел. Что бы он ни говорил, но некое подобие стадного чувства в нём было сильно. Слизеринец боялся осуждения. Боялся, что над ним начнут насмехаться так же, как он сам насмехался над гриффиндорцами. Драко боялся, что от него отвернуться.       Всю жизнь он пытался добиться похвалы отца. Драко старался быть лучшим в учёбе, но его обошла Грейнджер. Маглорождённая умнее чистокровного волшебника, знакомого с магией с самого рождения. Стыд и позор! Он всеми силами пытался быть лучшим ловцом, но это место занял Поттер, ставший самым молодым ловцом своего времени. Как ты это допустил, Драко? Что бы Драко ни делал, как бы ни лез из кожи вон, его всегда обходили. А Люциус, вместо того, чтобы подбодрить сына, только сжимал губы в тонкую полоску и тыкал его носом в ошибки и промахи, называя неудачником. Тем, кто позорит благородную фамилию Малфоев.       Пусть Люциус и не говорил, но он, скорее всего, был возмущён, что не его сын стал самым юным участником Турнира Трёх Волшебников, а Святой Поттер. И плевать, что самому Драко глубоко безразличен чёртов Турнир. Но разве кому-то это объяснишь? Разве кто-то поймёт, будто ему всё равно, что Турнир захватили грифы? И не просто грифы — Поттер. Слизеринцы не дружат с гриффиндорцами. А перестать их открыто ненавидеть — значит водить дружбу. И тогда уже змеи сожрут живьём тебя.       Иногда Драко хотел взбунтоваться, пойти против системы. Подружиться с кем-то с ало-золотого факультета, начать прогуливать уроки или уйти из квиддичной команды. Сделать то, что от него меньше всего ждали. Но эта роскошь была для юноши непозволительна. Драко Малфой не может позволить себе быть тем, кем он хочет. Он должен быть тем, каким его хотят видеть. Должен соответствовать ожиданиям. А все ждали, что он будет генератором злобным насмешек над гриффиндорцами. Это он и делал весь день. От него ждали нападок на Поттера и Уизли — это Драко и делал. А вечером ему просто необходимо было побыть одному. Чтобы не слышать нарочито громкий смех Пэнси, не говорить с Блейзом, который точно почувствует что-то неладное.       Поэтому Драко и сбежал в библиотеку, где уж точно сможет подумать обо всём, что произошло за последние недели. Малфой взял с полки какую-то книгу, сел за стол и раскрыл её где-то посередине. Плевать, что в ней написано — он всё равно не запомнит.       Слизеринец пытался понять, в какой момент он перестал ощущать себя собой. В какой момент у него начали появляться секреты от лучших друзей? Чем сильнее Драко думал, тем больше понимал, что всё сводится к коротышке-Элрику. Ему и так уже не почти не доставляло удовольствия издеваться над другими, — решил, что просто повзрослел — а после того случая в коридоре, он каждый раз буквально заставлял себя произносить очередное оскорбление. Как будто тот вечер что-то изменил в нём. Как будто тот дзынь что-то сломал, и Драко совершенно не знал, что с этим делать.       Выпрямившись, он откинулся на спинку стула. Поясница затекла от долгого нахождения в одной позе, да и глаза устали от тусклого освещения библиотеки. Драко оглядел зал. Через несколько столов от него он увидел Элрика-старшего, склонившегося над толстенной книгой. Юноша сидел, сгорбившись, обхватив голову руками, а рядом с ним стояла целая стопка книг. Интересно, что он читает? Может, если Драко подойдёт ближе, узнает какую-нибудь тайну Эдварда Элрика? Блейз думает, что алхимики прибыли в Хогвартс не просто так. Может, так оно и есть?       Взяв книгу, которую он читал, Драко подошёл к стеллажу. Он старался не привлечь внимания Элрика, но тот был так занят чтением, что совершенно ничего не видел вокруг себя. Слизеринец обогнул стеллаж с другой стороны и подошёл к соседнему от Эда, делая вид, что ищет что-то на полках, а сам косился на Элрика, силясь разглядеть названия книг, написанные на корешках. “Фантастические твари и места их обитания”, “Разведение драконов для удовольствия и выгоды”, “Разновидности драконов, обитающих в Великобритании и Северной Ирландии”, “Люди, которые любят драконов”... Понятно, он ищет информацию о драконах. Не они ли станут первым испытанием Турнира?       Драко много знал о драконах. Даже его имя переводилось с латинского как “дракон”. Казалось, между ним и этими потрясающими созданиями была некая связь, заставляющая с головой уходить в изучение. Элрику просто несказанно повезло, что он, Драко, оказался рядом. Так бы гриффиндорец до конца жизни искал нужную книгу.       На первых курсах, когда драконы всецело поглотили Драко, а идея после Хогвартса стать драконологом казалась самой лучшей на свете, он прочёл каждую книгу в библиотеке, содержащую в себе хоть одно слово о драконах. Это было похоже на болезнь, зависимость. Драко манили тропические леса, горы, глубокие пещеры — любая точка на карте, где предположительно могли обитать драконы. Он часами мог разговаривать о драконьей чешуе, которую невозможно пробить, об их повадках и о том, как сильно они преданы своей паре. К сожалению, однажды это прошло. Точнее, выбилось его отцом, не желавшим, чтобы его сын позорил фамилию столь недостойным занятием. Сильное увлечение, не получив должной поддержки, прошло, но ничего не забылось. То, что Драко прочёл, не забылось, а самая интересная книга о драконах так и не вернулась на полки библиотеки.       В любом замке — школа это или нет — есть тайники. Если нет, то это уже не замок, а полная хрень. За годы, проведённые в Хогвартсе, Драко отыскал всего два, хотя он был уверен, что их в разы больше. Один был прямо в гостиной Слизерина. Его Малфой обнаружил в прошлом году, когда появилась необходимость куда-то прятать огневиски. А второй был прямо здесь, в библиотеке. В той её части, куда редко кто заглядывал. Здесь на полках стояли старые и совсем ветхие книги, требующие починки. Иногда нерадивых студентов отправляли сюда отбывать наказание, но большую часть времени в этой части библиотеки было пусто.       Драко огляделся и, убедившись, что за ним никто не наблюдает, опустился на корточки. Прямо под его левой ногой была выступающая на несколько миллиметров каменная плита. Юноша с силой нажал на углы по диагонали, плита опустилась и отъехала в сторону. Здесь, завёрнутая в белую рубашку, хранилась книга, которую Драко спрятал ещё на втором курсе. Переплёт её был ветхим, а название совсем стёрлось с тёмно-бордовой обложки. Конечно, отдавать её Элрику было жалко, но юноша чувствовал вину. Ему было стыдно за то, что он тогда наговорил Эду, за чёртовы значки. Может, помощь хоть немного уменьшит это чувство.       Малфой стоял с другой стороны стеллажа, у которого сидел Элрик. За то время, что Драко не было, Эд даже позу не сменил. Он так и сидел, согнувшись над книгой. Мозг его уже не соображал, отказываясь соединять буквы в слова. Приходилось перечитывать предложение по несколько раз, чтобы понять смысл, но алхимик упрямо листал страницу за страницей, в надежде найти хоть что-то, что поможет ему выжить.       В какой-то момент он задремал. Так задремал, что не услышал, как на полке над ним движутся книги. Видимо, какой-то студент случайно столкнул книгу, и та с грохотом, на который сразу прибежала мадам Пинс, упала рядом с Элриком.       — Что вы творите, молодой человек? — громким шёпотом поинтересовалась волшебница.       — Ничего я не делал, — ответил Эд, хлопая сонными глазами. — Она сама упала.       Нахмурившись, мадам Пинс заглянула за стеллаж, но, естественно никого не нашла. А Эд за это время успел открыть книгу, наделавшую столько шума, и прочесть название на форзаце: “Драконология. Что нужно знать, чтобы не погибнуть”. Глаза Эда распахнулись, он, не сумев придумать ничего лучше, спрятал книгу под себя. Хоть бы Пинс ничего не заметила!       — Вы что-то скрываете, юноша, — сказала Пинс, уперев руки в бока. — Книги не падают сами по себе. Обычно их кто-то роняет или бросает. Неужели не понятно, как они хрупки и ценны? Книгу, — она вытянула руку.       Насупившись, Эд отдал книгу, с которой совсем недавно закончил. Хмыкнув, мадам Пинс удалилась. Посидев ещё какое-то время, Эд вернул книги на их места и покинул библиотеку. Его распирало от нетерпения поскорее взяться за так удачно свалившуюся рядом с ним книгу. Возможно, если бы он не был так рад, то понял бы, что её кто-то подбросил, что она упала совсем не случайно. Возможно, если бы Элрик, прежде чем выбежать из библиотеки, посмотрел по сторонам, увидел бы Драко сидевшего у соседнего стеллажа.       Слизеринец всё видел. Видел, как Эд подскочил на стуле, когда книга упала на стол. Видел, как распахнулись его глаза и просияло лицо. Драко наблюдал за безмолвным ликованием Элрика с той глупой улыбкой на лице, которую никто никогда прежде не видел.