Грустная вписка

Вписка в самом разгаре, но Оксане было скучно еще до ее начала. Все так обычно: чья-то хата, у кого-то уехали родители, вот повезло, нелепые танцы под модную музычку, алкашка, сиги, блевота — Окси так все равно, честное слово. Ее прихвостням весело, ее врагам весело, всем знакомым и незнакомым мальчикам-девочкам очень весело, а Окси наплевать, ага. — Смотри, опять пришла, - Аня Евстигнеева ржет, сгибаясь чуть ли не напополам, и указывает на Славу. Слава высокая что жердь, какая-то вся нескладная, в ярко-красной толстовке с полустертым лого и короткой юбке в клетку. От нее воняет дешевыми сигаретами, в ее руках пластиковый стаканчик с каким-то невнятным пойлом. У Славы криво выстриженная челка и подернутые пьяной поволокой глаза. Она не отводит от Оксаны взгляда, как и всегда. — Оставь ее, - тихо говори Окси. Аня заливается хохотом, Ане очень весело, очень радостно. Оксана ей почти завидует, последний раз, когда она радостно смеялась был очень, непростительно давно, а алкоголь и никотин на нее так не действуют. Окси Слава не сдалась совершенно, но вроде бы что-то в этом есть. В том, как Слава в нее влюблена определенно есть что-то неправильное, почти злое, но очень-очень притягательное. Слава в Оксану влюблена что кошка, ни для кого это не секрет. Слава ходит за Оксаной по пятам, на расстоянии вытянутой руки, никогда дальше, никогда ближе. Она ржет над Окси класса, наверное, с седьмого, все так трогательно, почти как извечное дерганье за косички. Слава сочиняет про Оксану шутки одна другой обиднее, и про рост, и про еврейский выдающийся нос. Только эти подколы-подкаты сработали бы в классе, наверное, шестом. Сейчас это не работает. Окси — королева школы с бритой головой и татушками, ее любят, ею восхищаются. Она крутая, пишет рэпчик, курит взатяг, ходит на вписки, тусуется только со своей компанией. Окси умная, начитанная, у нее хорошие оценки, несмотря на все, чем она занимается после уроков. Оксане до Славы нет никакого дела, только острая шпилька в сердце, только странный кайф от странной Славиной на нее реакции. Слава — всего лишь Слава в паленых найках и с дурацкими шуточками. Слава пишет сомнительного качества рэпчик, такого же сомнительного, как пивко, купленное в ларьке. Слава — пародия на Окси, она рассыпается в десятке псевдонимов — один другого хуже, и в своей любви-ненависти к Оксане. Слава всегда оказывается близко, чтобы в очередной раз брызнуть едким ядом — ее уже прозвали Гнойной, как только не называли странную жалкую Славочку. Слава при виде Окси начинает нести пургу, путаться в и без того длинных ногах, и это забавно. Слава хочет изобразить, что Оксану она ненавидит, но Окси знает, видит, ясно как белый день — любит, любит, конечно. Слава смотрит на Оксану так, будто хочет ее сожрать. Окси понимает, что именно этого — бестолкового восхищения, безнадежной влюбленности — ей и не хватало. Она долго держалась, конечно, но Оксана, хах, нежелезная. Слава смотрит на Оксану так, будто хочет ее сожрать. Оксана знает, что у Славы это не получится, но получится у Окси. Не сожрать — выпить досуха, наконец-то досыта. Должна же быть от влюбленной девочки какая-то польза. Знает провидение, Окси этого не хотела, но Слава так смотрела, так смотрела. Оксана встает с табурета — импровизированного трона, будто стряхивает с себя многовековую усталость, и идет искать Славу. Слава слишком долго смотрела на Оксанины губы. Вокруг мелькают люди-ублюди, Окси их ненавидит тихой, затертой, но все же ненавистью, распихивает, расталкивает потные горячие тела. Она чувствует Славу, запах Славы, ее ведет от близкого, острого ощущения Славы на языке. Кровь в жилах кипит от пряного предвкушения, как будто бы Оксана перенеслась на сотни лет назад, как будто бы снова охота, как будто она снова юная, сильная, и ей ничего, ничего не грозит. Слава находится в туалете — провидению известно, как это прозаично и как это нелепо, в духе жалкой Славы. Сама себя загнала в угол, сама себя обрекла на. Слава под Оксаниным острым, лихорадочным взглядом сутулится, чтобы казаться меньше. Окси улыбается одной из самых своих располагающих улыбок. Ей плевать на Славин рост, ей нужна Славина кровь. Десны зудят и ноют от ощущения скорой добычи. Слава смотрит на нее немигающим взглядом — кролик перед удавом точь-в-точь. Ее губы искусаны, в ранках и корочках, тоже мне девочка, хоть бы накрасилась на праздник. Какой-нибудь маминой пошлой-яркой-красной помадой. Такой красной, как кровь, это было бы очень, очень смешно. Окси кладет руки Славе на плечи — Слава по-правильному мягкая, теплая, все как должно быть, все как в сказках. Слава что-то тараторит, шепчет, заходится то ли словами любви, то ли язвительными панчами, но Оксане так все равно. Ей не нужны слова, ей нужна Славина кровь, Славин вкус, Славина энергия, жизнь. Окси так давно этого не делала, что почти и не помнит как, но Славина шея в вороте красной толстовки — хоть что-то соответствует антуражу — открытая, манящая. У Славы красивая шея, загорелая кожа, под которой настойчиво, соблазнительно бьется жилка. Слава предлагает себя, сама того не ведая, без согласия и понимания чем это может закончится. Оксана целует ее, потому что ну надо же как-то отвлечь, ха-ха, жертву. Слава совсем не похожа на жертву, Слава отвечает страстно, целует глубоко, почти яростно. Не замечает, что Окси двигает губами почти механически, будто целует, не ведая что это и зачем. Славочка здесь не жертва, а жрица странного культа, что отдается своей богине, своему древнему демону со всем своим желанием жить. Оксана согласна. Оксана только рада будет помочь с этим жертвоприношением. Оксана может принять эту жертву. Наконец-то, после стольких сотен лет голода — да. Окси проводит рукой по Славиной шее — горячая, согревает приятно, Окси запускает одну руку за ворот, якобы пересчитать пальцами позвонки, на деле — цепко удержать в захвате. Склоняется будто бы в поцелуях — нежных, мелких, едва-едва ощутимых, чтобы вот-вот черкнуть острым клыком по артерии, чтобы потекло, хлынуло соленым и вкусным. Оксану отдергивают от Славы маленькими, но сильными руками. Оксана упускает тот момент, когда в туалете их становится трое — пришла Аня Светло. Что Окси знает об Ане? Аня Светло флегматичная что пиздец, курит больше чем Славка, пьет меньше чем Славка, носит затертые спортивки и косит на Оксану-Окси недобрыми глазами. Аня Светло за Славку — горой, в тихий омут — буйной головой, Аня Светло Славку так бережет, как Оксане и не снилось. Окси думает, что провидение ее не любит, если добыча, заклятая ее добыча, первая за много-много лет уйдет из под носа прямо сейчас. Аня все видела, но что из этого поняла — неясно. Оксана пытается считать по ее лицу, узнать, чего ожидать. Люди обычно не верят в вампиров, в глупые сказки о них. Те люди, старые, верили куда больше, уничтожали вампиров из сказок огнем и серебром. Но Аня Светло не из них. Аня Светло — мавка. Окси это понимает вдруг так отчетливо, что изумляется, как не замечала раньше. От Ани тянет тиной. В ее волосах нет-нет да мелькнет зеленая ряска, незаметная людскому взору. На руках, шее, лице — зеленовато-синие трупные пятна. Глаза яркие как болотные огоньки. Аня Светло — совсем мертвячка. Даже похуже Оксаны-вампирессы. Аня обвивает Славу длинными руками, темную головушку с прозеленью — себе на плечо. У Славы расфокусированный, поплывший взгляд, как будто она обкурилась чего-то хорошего, и безвольная поза сломанной куколки. Аня целует ее в висок — Оксана мысленно содрогается – фу. И все заканчивается, Слава глядит на них уже с осуждением и совершенно трезво. — Оставь ее, - говорит Аня тихонечко, так тихо, едва шевеля губами, что Окси ее почти и не слышно. Окси хочет улыбнуться, растянуть губы в улыбке, такой же ненастоящей, как ее поцелуи. Окси хочет дружить, с мерзкой, опасной темной тварью Аней Светло надо дружить. Но Аня уже уходит, буквально волоча Славу за собой. Теплую, живую Славу, далекую и не-Оксанину. Напоследок Анина рука обжигает Окси холодом даже через ткань модненького худи.