Рядом

      Элиотт вспоминает вечер, когда Лука был в этой комнате в первый раз. Сидел рядом, смотрел в глаза и улыбался. Тогда все было неуверенно и ярко, и Элиотт помнит те часы до малейшей детали.       Сейчас, спустя месяцы, он не боится спугнуть Луку, говорит обо всем прямо и, конечно, не выставляет за порог. Ему до сих пор стыдно, как было, когда Лука сказал, что видел его с девушкой.       Никаких больше девушек. Никаких звонков и сообщений, отвлекающих их друг от друга. Никаких тайн.       Лука мягко улыбается, блики от огня падают ему на лицо и заставляют глаза блестеть в темноте.       Подаренная им свеча прочно заняла место на полке, сам Лука обосновался куда глубже. Элиотту страшно, как сильно он зависим. Иногда он не спит всю ночь, представляя, что останется без него, и ненавидя себя за каждую ошибку.       — Есть планы на выходные?       — Не знаю, — Лука дергает плечом и бросает взгляд на Элиотта, застывшего в проходе. — Может, в воскресенье пообедаю с отцом, но это не точно.       — Значит, на два дня ты в моем распоряжении? — тянет Элиотт, делая несколько шагов ближе. Ступает осторожно, чтобы не заглушить скрипом негромкую мелодию. — Останешься на ночь?       Он сам слышит, как понижается его голос, как в нем появляется томление. Лука кивает. Сердце Элиотта ощутимо бьется под горлом. Взгляд мечется по уставшей спине, шее и затылку, пальцам и запястьям, обнаженным предплечьям, которые Элиотту хочется целовать.       Он ступает ещё тише. Медленнее.       Берет из пачки предпоследнюю сигарету — никакой больше травки, он держится — и склоняется к огоньку свечи, прикуривая. Несколько раз выдыхает колечки дыма под потолок, чтобы не сбить умиротворение Луки своим влюблённым восторгом. Присаживается рядом.       Мелодия переходит в уже знакомую «I love you», и это больше, чем воспоминание — признание, обещание. Элиотт не знает, сколько раз ему нужно услышать это исполнение, чтобы все внутри не переворачивалось, чтобы он мог дышать, а не хватать воздух мелкими вдохами, боясь пошевелиться.       — Опять будешь клавиши чистить, — кивает Лука, поднимая глаза. Элиотт отдергивает руку с сигаретой в сторону, а потом опускает в пепельницу, понимая, что снова забудет про неё.       Руки Луки притягивают. Они уже знакомы, но Элиотт не может не восхищаться снова и снова.       Мелодия сбивается на секунду, стоит пальцам Элиотта коснуться локтя. Он мягко ведёт вдоль предплечья, кружит самыми кончиками вверх и вниз, подушечкой большого гладит запястье и накрывает ладонь своей. Поднимает, не обращая внимания на смешок Луки, и подносит к лицу, сжимая его пальцы. Вторая рука продолжает выводить нижние ноты мелодии, и Элиотту нужно закрыть глаза, чтобы не стало слишком. Он вдыхает запах. Под веками огонь куда ярче свечи или лампы.       Переворачивает ладонь и целует внутреннюю сторону запястья, наслаждаясь тем, как оно вздрагивает.       — Щекотно, — стонет Лу, роняя руку на клавиши с громким многоголосым гулом.       — Так и должно быть, — выдыхает Элиотт.       Он чувствует губами пульс.       Он чувствует всего Луку. Рядом. Близко.       Целует кончики пальцев и костяшки. Лука смотрит, не мигая, терзая его самым приятным образом.       Элиотт отрывается от его кожи, только чтобы притянуть за шею и накрыть его губы. Он чувствует, как знакомо и нежно Лу отвечает, как кончик его носа касается щеки, как его рука в хватке Элиотта поворачивается, притягивая ближе, пока вторая гладит его немного выше колена.       — Я никуда не уйду, — шепчет Лука ему в губы.       Я никогда тебя не оставлю.       Я здесь, я рядом.       Все хорошо.       Лука снова и снова даёт ему обещания. И выполняет.       Элиотт отстраняется, зная, что у них ещё есть время, что он не должен цепляться за Луку каждую секунду.       Тот смотрит на него из-под прикрытых век. В такие моменты кажется, что он умеет читать мысли. Элиотт не хотел бы, чтобы все его страхи были как на ладони, но отчего-то уверен, что Луке известно о каждом из них.       Тот наклоняется, чтобы между их лицами осталось несколько сантиметров.       — Я люблю тебя, — говорит он едва слышно, но отчетливо, и целует. У Элиотта пожар в груди не даёт дышать, и он снова хватает его в свои руки, ни за что не желая отпускать.       Спасибо-спасибо-спасибо, — думает он. — Он не уходит, он хочет быть здесь, со мной.       Лука улыбается в поцелуй, словно знает об этом хаосе.       Однажды я сниму фильм, — мысли становятся бессвязными, когда губы Луки скользят ниже, прихватывают кожу пока мягко, не оставляя следов, но обещая сделать это позже. Его пальцы растягивают ворот футболки и поглаживают ключицу. Элиотт не верит, что от маленького огня может быть так жарко. На коже влажными мазками остаются выдохи, Лука не стесняется использовать язык и зубы на его горле, в то время как одной рукой расстёгивает джинсы и… — и в каждом кадре будет только он.       И его руки