Икар.

      Ивана Ожогина много с кем сравнивали, если честно. То Айсберг, то Мессир, то Граф. Даже не смотря на эти улыбки и доброту, Иван все равно казался своим коллегам холодной льдиной. Но что бы его сравнили с Икаром? Абсурд.       — А Вы Икар, ИванГеннадич. — Драм-тенор. Это мужчина определил сразу же, невольно обернувшись на голос. Ну точно. Михаил. Вернее, Михаэль. Михаэль Драу, старший брат Ростислава из общей стаи.       — Решил прогуляться, м, Зверь? — От голоса певца чуть ли не веяло холодом. Это он Ростика мог называть ласково Львенком, это он к Кириллу мог обращаться на милый. Но у Драу не иначе как «Зверь». Отчасти благодаря его песне, которую Иван услышал первой.       — Я же говорю. Икар. — Парень беспечно пожал плечами и кивнул на вопрос артиста. Ночные прогулки по Петербургу, да и по другим городам, где находился Михаэль, были привычными. А Петербург он, кажется, уже выучил, отчасти благодаря, наверное, вечно активному Ростиславу. Беспечность в голосе певца Иван слышал отчетливо и чуть ли не ненавидел.       — Поясни. — Ожогин сглотнул, протянув руку вперед в предложении прогуляться. Глаза мужчины в данный момент были чисто голубыми, словно бы вместо них было изображение льда. Льда, в которые безумно влюбился Ростислав и которые мог бы полюбить Гордеев, если бы умел.       — Ты на пике популярности. Уже в который раз. А ты думал, что будет потом? Ладно Кирилл, он в силу своей расы любить не умеет совсем, но ты думал, что будет, прекрати любить тебя Ро? — Михаэль рассказывал об этом совершенно спокойно, с неким прищуром, глядя на дорогу, кидая редкие взгляды на Ивана. — У него все больше срывов и, поверь мне, он скоро устанет и пошлет тебя к чертям. А он может, поверь мне.       Иван Геннадьевич в притворном удивлении вскинул брови. Ростислав? Пошлет к чертям самого Ожогина? Да не может быть. Ростислав верен ему не то, что как пес. Как лебедь. И любит, как лебедь. Однако Михаэль продолжал.       — А дальше все покатится вниз. Настроение, состояние, карьера, жизнь. Ты сгоришь, словно Икар. — Парень поправил куртку, чуть расстегивая ту, не чувствуя особого холода. Согревала сейчас незаметная из-за одежды шерсть.       — И.. Зачем ты мне это рассказал? — Ожогин говорил чуть ошарашенно. Нет, он, конечно, знал, что так может произойти. Но чтобы ему так открыто заявляли об этом и давали новое прозвище. Это что-то новое.       — Да я помочь хочу тебе, Вань. — За это время Михаэль впервые назвал мужчину так. Раньше Ожогин слышал в свой адрес либо «ИванГеннадич!», либо простое «Иван!». В некой насмешке или шутке Михаэль мог обратиться к артисту на «Вы», но чаще всего обращался к нему именно на «ты», без единой насмешки или чего-то такого. Спокойно, весело, по-доброму. Чем-то похоже на ростиславское «Ванечка». — Прекрати делать из себя льдину. У тебя даже улыбки холодные.       Осознание окатило Ивана Геннадьевича, словно бы, как это иронично не звучало, как холодная вода. А ведь точно. Он даже не пытался улыбаться искренне. Сколько раз Кирилл, инкуб по расе, не умеющий любить, говорил, что готов научиться любить или чувствовать хоть что-то, дабы показать, что если он способен на это, то Иван и подавно. А Кирилл всегда был честен с теми, кто ему дорог и кого он бы полюбил, если бы мог.       — Подумай об этом как-нибудь, Вань.

***

      Ожогин вскочил на постели, тяжело дыша, словно бы ему приснился самый страшный кошмар. В ушах, кажется, все еще звенела последняя фраза Михаэля из сна.       «Подумай об этом как-нибудь, Вань»       — Все хорошо, Ванюш? — Голос кудрявого артиста чуть хрипел из-за сонливости. Кажется, он даже не до конца проснулся. Из-за этого Иван улыбнулся. Но не своей обычной, дежурной улыбкой. Мужчина улыбнулся действительно искренне, тепло, ласково и мягко. После осторожно поцеловал возлюбленного в макушку и улегся ближе, прижав того к себе.       — Все в порядке, Львенок. Спи. — Даже голос Ивана был нежен сейчас. Колпаков невольно улыбнулся шире, мазнул поцелуем по линии подбородка Ожогина, чуть царапнув щетиной нежную кожу, после извиняясь за это и быстро заснул вновь, жмясь ближе к Ивану. Сам же мужчина мысленно пообещал сделать все, чтобы его никто и никогда больше не назвал Икаром.  — Икар?  — Уже нет.  — Я рад, что смог достучаться до тебя.  — Спасибо, Драу.