градиент мыслей

Повествование ведётся от третьего лица, человека неизвестного пола, возраста и ориентации. Неизвестны также и его моральные ценности, интересы, личные предпочтения в выборе выпечки, цвет глаз, волос; его голос, руки, бёдра, и другие части тела, шрамы и прочие повреждения. Поистине странно ощущать его здесь, между строк, среди букв, расплывающихся перед глазами яркими, невообразимо смешными картинками, будто это не пишется каким-то серьёзным бизнесменом лет так, например, за тридцать, будто это не пишется пожилой женщиной с седыми после стольких лет жизни волосами и ну очень морщинистыми пальцами, будто этому человеку не тринадцать или пятнадцать, а словно и нет у него возраста совсем. Будто знает он всё и сразу, каждый уголок вашей души, каждую клеточку мозга, каждую извилину, каждый миллиметр, иногда замечая ваш смех, ваши глаза, ваши широкие ноздри и частенько даже те слёзы, что вы прячете под подушкой в пять тридцать утра — он замечает всё. Нет смысла прятаться от него за занавеской, в парке, ресторане, в кинотеатре на последнем ряду или же на краю моста, он всё равно вас увидит, всё равно почувствует ваш запах, всё равно проникнет в вас целиком и полностью, всё равно будет дышать вами, чего бы ему это ни стоило, всё равно будет любить вас, как не любил никто и никогда, всё равно. Повествование ведётся от третьего лица, человека неизвестного пола, возраста и ориентации. Неизвестны также его характер, форма черепа, телосложение и объём талии, известно лишь то, что он здесь, между строк, среди букв, расплылся перед вашими глазами и хохочет так громко, что вы его даже не слышите. А он ведь всё ещё здесь. Она дышит спокойно, размеренно, глубоко, невзирая на грусть, смешанную с гневом и болью, дышит по-странному редко, но размашисто, пьяно, скатившись до пола на голых ногах. Цвет её глаз напоминает малахит, а кожа похожа на бархатную плёнку, словно её всю сделали в мастерской художника. Она идеальна. «Она идеальна» — повторяется в голове, — «Она-идеальна-она-идеальна-она-идеальна» — вы не выбросите эту мысль из головы, вы не имеете никакого права говорить, что это не так, вы просто знаете, что Она-идеальна — чертовски. Её слёзы напоминают шоколадную стружку, к нёбу прилипает кусочек мармелада, язык наполняется вкусом сладкой малины, и всё, что вы знаете — Она-идеальна — чертовски. Всю ночь ей не спится, не жуётся, не смотрится, не смеётся, не, знаете, живётся ей, бедолаге, у себя в кровати. Мысли — худшие враги каждому человеку, мысли — бессмертные существа, от которых мы, увы, не может избавиться с самого момента своего рождения и до конца. Если б с детства нас, людей, учили использовать переключатель, мы, наверняка, были бы намного счастливее, и Она тоже, скорее всего, была бы счастлива. Но сейчас всё, что ей остаётся — лить шоколадные слёзы и разбивать руки в кровь обо всё, что только под руку попадётся. И кровавые пятна постепенно наполняют темноту её комнаты, словно, чёрт возьми, так и нужно, словно они служат и всегда служили для неё самой яркой лампой, словно кровь — приятный как на запах, так и на вкус напиток, тройную дозу которого она по привычке выпивает по утрам и иногда перед сном. Но всё, что она может сейчас сделать — продолжить разламывать себе кости, лишь бы от мыслей проклятых наконец избавиться, ведь замучили они её, твари бездушные, до безумия сильно. Верите или нет, но с этой ночи Она-идеальная потихоньку начинает сходить с ума — остерегайтесь малахитовых глаз и кожи с бархатной плёнкой. — Позволишь себе слабость — подавишься костями, которые я запихну тебе в глотку, — надрывающийся крик прямиком из подвала, вы разве не слышите?