Чувственность

Лиам чувствует ленивое томящее тепло во всём теле. Мягкое облако окутывает его с ног до головы, словно густая и нежная серебристая нить большого паука с пушистым брюшком и бархатистыми лапками. Он спит. Чувствует, что спит, хотя через веки уже брезжит свет, приближающий момент пробуждения и сонное утро. Его член в теплом плену, глубоком и смутно знакомом. Все ощущения смешиваются в одно, настойчивое, уверенное, но приятное, Лиам ощущает горячую негу. Так хорошо бывает, лишь когда горячая узкая глотка Зейна надевается на его член, а язык скользит по стволу. Сон не отпускает его, крепко держа в своем плену, хотя Лиам ощущает, что Зейн движется быстрее, изредка шумно сглатывая слюну. Жар накатывает, пот влажно стекает по телу, время ускоряется, хотя Пейн сопротивляется его скорому течению, всё еще не чувствуя границу между реальностью и сном. Секунды начинают стучать быстрее, и Лиам вдруг чувствует болезненно-сладкое высвобождение. Сквозь сон он слышит жадное мычание, его сонные глаза, наконец, открываются, медленно дрогнув, и Лиам невольно приподнимается на локтях, окидывая глазами свои владения. Зейн между его ногами, долизывает белесые капли с его члена, и его взгляд приятно-сытый, но это — Лиам прекрасно знает — лишь на время. Зейн подползает к нему ближе, распространяя дивный запах утра, разваливается на подушке довольным котом, чуть-чуть потягиваясь — такой растрепанный, что хочется пригладить его взъерошенную макушку, а лучше, конечно, вновь надеть её на свой член и снова заставить работать. Зейну тоже хорошо, даже слишком — он явно гордится собой, и его лицо несколько секунд ласково трется о плечо Лиама, словно ему хочется оставить свой запах на его теле. Лиам рассеянно улыбается, чувствуя, как затихает удовольствие, как тело остывает, как голова потихоньку проясняется, и мысли привычно формируют четкий строй: всё правильно, всё на своих местах. Спросонья его голос всегда хриплый, и он прекрасно знает, как это действует на Зейна, от того медлит, чтобы они не угодили в большие неприятности, потому что желание еще витает в воздухе, его можно не только почувствовать, но и потрогать. – Ну, и что это? – интересуется Лиам, наконец. Звучит вкрадчиво, хотя Лиам хочет выглядеть серьезным и строгим. Но не строгим копом, потому что это всегда заходит слишком далеко, а Пейну нужно быть на работе даже чуть раньше, чем обычно. Ни для кого не секрет: его давно хотят повысить, и Лиам сам хочет повышение, однако оно дается ему слишком большой ценой. Зейн нетраханный уже целую вечность, и это ужасно сказывается на его характере и поведении, хоть наручниками пристегивай. Мысль тяжелая и приятная — пустить наручники в действие, дать Зейну желанное, опоздать на работу и признать, что месяц мучений был напрасным, потому что комиссар точно не спустит это с рук. – Твой лучший будильник, – невинно отвечает Зейн, шныряя ладонью по его сонной грудной клетке, вычерчивая спирали и полукружья. Там, где пальцы Зейна касаются разгоряченной кожи, Лиам постепенно пробуждается, как медведь после зимней спячки. – Настраивает на рабочий день, правда? – Нет, – отвечает Лиам, перехватывая его за запястье, пока оно не спустилось ниже. Он стискивает его руку, пожалуй, сильнее, чем нужно, потому что Малик сладко вздрагивает, чувствуя силу и власть всем телом. Глаза Зейна расширяются, он жадно облизывает голодные губы, и Пейну приходится выпустить его, потому что тягучее чувство, что начало собираться внизу, сейчас совсем излишне. Он возбуждается слишком быстро, и на то есть причины. – Я же просил подождать немного, – прочистив горло, замечает Пейн. – Сегодня последний день — приезжает комиссар, и я должен показать себя с лучшей стороны. – Не могу больше ждать, – Зейн удивительным образом проскальзывает под рукой Лиама и настойчиво жмется своим пахом к его члену — влажно, скользко, приятно. В нем есть что-то от жадной до внимания собаки, но Зейн умеет быть настойчивым и не понимает слова «нет», даже если Лиам говорит это четко и серьезно. – Мы только выиграем, если ты трахнешь меня сейчас, – искусительно шепчет он, глядя на Лиама из под полуприкрытых тяжелых ресниц. – Зейн, проклятье, – почти стонет Лиам, аккуратно сталкивая его с себя, и опускает ноги на прохладный пол. Это немного остужает, однако холод доходит лишь до коленей — желание почти такое же сильное, как и минуту назад. – Пожалуйста. Дождись вечера. Зейн бурчит что-то недовольное, и Лиам знает, что он провожает его глазами, потому что взгляд у Малика обычно тяжелый, его можно почувствовать на себе, словно настойчивые прикосновения умелых рук. В работе руками Малик виртуоз, он может играть на члене, как на скрипке, впрочем, рот у него тоже хорош — в Зейне вообще всё прекрасно, кроме неуемного и, откровенно говоря, совсем скверного характера, но Пейн умеет наказывать, а Малик любит воспитательные работы. Лиам знает, что Зейн почти тоскует по тем моментам, когда его приволакивали в участок, и они оставались вдвоем в комнате для допроса или в камере, прохаживаясь по тонкому лезвию. Зейн присоединяется к нему в душе всего через минуту, и Лиам почти давит его в стекло душевой кабины, однако внутренний циферблат напоминает, что его ждут в участке, и он оставляет Зейна одного, запечатлев на его губах быстрый поцелуй. Кофе-машина творит чудеса, и Лиам окончательно просыпается уже через полчашки. Его желудок просит чего-то существенного, но времени хватает лишь на булочку с черникой, и это не самый лучший завтрак. Лучший завтрак — это Зейн, и Малик, конечно, садится на стол прямо перед ним, бесстыже водя рукой по своему члену. Разумеется, он знает, что Лиам не может оторвать от него взгляд, и Пейн действительно блокирует смартфон, несколько секунд наслаждаясь булочкой и любимым шоу. Шоу интересует его больше, об этом говорит ощутимый бугор под брюками, но Лиам резко встает из-за стола и убирает чашку в раковину. Зейн продолжает трогать себя за член, будто ничего не произошло, и вид у него как никогда заинтересованный. Словно нет ничего необычного в том, что он занимается рукоблудием на обеденном столе. – Я могу быть уверенным, что вечером тебя не приведут в участок? – спрашивает Лиам, на секунду останавливаясь посреди кухни. Ему хочется верить, что он ничего не забыл, потому что времени вернуться домой точно не будет, а Зейн наверняка сделает всё возможное, чтобы его довести, если вдруг окажется так любезен и привезет документы. – Нет, – почти скулит Зейн, сжимая член с такой силой, словно ему необходимо кончить на глазах у Лиама. – Зейн, я серьезно, – говорит Лиам, но его взгляд на члене, а это мешает думать. – Сегодня важный день, мне нужно сосредоточиться. – Если поцелуешь его, то не увидишь меня в участке сегодня, – говорит Зейн, продолжая остервенело дразнить себя, и Лиам наклоняется, чтобы коснуться губами головки. Ему тяжело устоять, она большая, аппетитная, и язык скользит вокруг нее хорошо, со знанием дела. Зейн проводит рукой по члену всего раз, чтобы белесая струя испачкала Лиаму губы. – А вот за это последует наказание, – уверенно говорит Лиам, и Зейн расплывается в улыбке, наблюдая за тем, как широкий язык собирает сперму с губ. Поцелуй — отличное напоминание о том, что они встретятся уже вечером, но для Зейна также неплохой разогрев. Он пытается перехватить инициативу, заставить Пейна вдавить его в стол, однако Лиам хорошо осведомлен обо всех его проделках, потому останавливает руку Малика раньше, чем она ложится на его член. Зейн восхищен, однако и раздосадован, поэтому обиженно дует губы, и Лиам уже знает, как долго будет целовать их вечером. Нужно продержаться до семи часов вечера, как минимум, а потом, когда комиссар покинет участок, сразу же смыться, даже не заполняя документы. Всегда оставляй на завтра то, что можно не сделать сегодня. Подхватывая папку, Лиам покидает дом. Ему нужно добраться до участка как можно скорее, потому что комиссар славится своей пунктуальностью, а Лиаму очень нужно произвести хорошее впечатление. Лиам влетает в участок ровно за четыре минуты до приезда комиссара. Эбби вся на нервах, словно кто-то весь вечер скреб рядом с ней по стеклу. Под глазами у нее синяки, из-за чего напарница похожа на енота. Пейн советует ей сходить умыться — комиссар может прицепиться к чему угодно: внешнему виду, чересчур сонному голосу, беспорядку на столе... нрав у него ужасный, и даже раскрытые дела не поднимут ему настроение, если он приедет не в духе. К счастью, комиссар заходит в участок спокойно, не крикнув ни на кого из младших детективов, и у капитана отдела мгновенно проясняется лицо. У них появляется шанс. Он проходит мимо Пейна, жмет ему руку, а Лиам чувствует, как вибрирует карман. Комиссар этого не слышит, но он мог бы — мог бы! — если бы подошел чуть ближе или наклонился, чтобы поздороваться словестно. Эбигейл бежит делать кофе, а Лиам, пропуская комиссара в кабинет капитана, разблокировывает телефон. Экран высвечивает четыре знакомые буквы и всего одно предложение: «Я всё еще чувствую твой вкус на моем языке». Мысль о Зейне с его спермой на губах заставляет Лиама приятно напрячься, но это точно не то, что должен видеть комиссар. Он гасит экран, не открывая сообщение, и это, как кажется Лиаму, должно успокоить Зейна. Чтобы скоротать время, Лиам считает плиты на полу, а когда плиты заканчиваются, принимается за отверстия в вентиляционной решетке. Эбби проходит мимо, приносит ароматный молотый кофе комиссару и капитану (не тот, что они пьют всем отделом), и её лицо перекошено от злости. Сразу видно, в секретарши она не нанималась, однако следующее после Лиама повышение — её, и лучше сразу понравиться начальству, просто на всякий случай. Отверстия в вентиляционной решетке также не бесконечны, и Лиам берется за подсчет кнопок на столе детектива Паркера. Наконец, Пейну позволяют войти — он немного нервничает из-за последнего висяка, но говорят не о нем, и Лиам чувствует себя уверенней. В его кармане вновь звучит вибрация, и вот это уже серьезно. Комиссар будто напрягается, но Лиам убеждает себя, что вибросигнал слишком тихий, чтобы его мог заметить посторонний. Он почти не чувствуется, ему могло и показаться, но когда приходит очередное сообщение, Пейн понимает, что спутать его ни с чем нельзя. – У Вас там что-то серьезное, сержант? – спрашивает комиссар, сверля его надменным взглядом, и его раздражение звучит в голосе слишком отчетливо, чтобы с чем-то перепутать. Капитан бросает в его сторону предостерегающий взгляд. Лиам чувствует острое желание отшлепать Зейна за то, что он выбрал самое подходящее время для своих сообщений, однако мысли о двух аппетитных полукружьях слишком возбуждающе на него действуют, и Пейн принимает абсолютно невинный вид. С Зейном можно разобраться после работы, а сейчас главное выглядеть уверенным в себе. – Нет, сэр, ничего серьезного, – не моргнув, отвечает Лиам. – Какой-то спам. Один из мелких хулиганов, которого я кинул за решетку на пару суток, теперь терроризирует меня днем и ночью. – Разберитесь с ним, – говорит комиссар, однако его лицо уже не суровое, а доверительно-спокойное. – Таких мальцов нужно наказывать. – С удовольствием это сделаю, – улыбается Лиам, чувствуя, что Зейну сегодня ночью точно не покажется мало. Он с нетерпением дожидается окончания беседы, чтобы выйти из кабинета и увидеть новые сообщения от Зейна. Сегодня он дома, абсолютно один, и Лиам оставил его возбужденным, несмотря на то, что они пошалили немного перед выходом. Этого было так мало, что и шалостью сложно назвать. «Хочу, чтобы ты снова поцеловал мой член, – читает Лиам, прислоняясь к стене, и ему сложно не съехать вниз, потому что он любит своего мальчика слишком сильно и хочет сейчас быть рядом с ним, чтобы дать ему почувствовать всё. – Он сейчас такой твердый, не хватает только тебя и твоего рта». Пейну хочется остудить себя, ему нужно нырнуть с головой в ледяную воду и почувствовать холод всего мира, чтобы этот жар, наконец, спал, но вместо этого он листает уведомления вниз и видит ещё одно, пришедшее вскоре после второго. «Я всё еще не одет. Когда ты придешь, на мне снова ничего не будет. Хочешь увидеть фотографию?». Лиам поспешно кладет телефон в карман и идет умыться. Вода из холодного крана течет еле живая, что совсем не помогает, потому что она видится Лиаму липкой, пристающей к коже, бесполезной жидкостью. Пейн мог бы снять напряжение сейчас — после таких сообщений даже двух движений рукой будет много — но Зейн должен ответить за свои выходки, поэтому Лиам решает успокоиться и подождать. Комиссар остался им доволен, значит, не пробудет в участке слишком долго. Однако он решает взглянуть на допрос, и Лиаму кажется, будто комиссар делает это специально. Он успевает разблокировать экран, открыть сообщение, полностью выдавая себя перед Зейном, чтобы посмотреть на фотографию. Зейн перед большим зеркалом у них в спальне, его член сильно стоит, и он дразнит себя, прижав к лицу его футболку. Лиаму становится почти невыносимо, он едва не скрипит зубами, а ведь ему нужно войти в комнату для допроса — где у них с Зейном как-то состоялась пикантная беседа — но Малик успевает послать еще одно сообщение. «Понравилось? Я делаю это прямо сейчас, я думаю о тебе, дышу твоим запахом, представляю, что это твоя рука». Желание разбить телефон становится почти критичным, но Лиам лишь одергивает брюки, прочищает горло и идет в комнату для допросов, чтобы разобраться с мелким воришкой. Он сильно не в духе, поэтому давит на пацана с удвоенной силой, и малой раскалывается, не успевая даже заикнуться об адвокате. Скорая победа не радует Лиама, он выходит из комнаты для допросов с видом усталого волка, и когда комиссар пожимает его руку, Пейн очень хочет оказаться дома, со своим мальчиком. Его мальчик не теряет времени даром, и карман вновь вибрирует сообщением. Лиам смотрит по сторонам — коллеги заняты своими делами, комиссар говорит с капитаном, у него есть свободная минутка, и он открывает очередное сообщение, зная, что пожалеет об этом уже через секунду. «Приезжай, потрахаемся сейчас, – читает Лиам, и ему становится совсем душно, так что приходится расстегнуть верхнюю пуговицу. Он видит, что характер сообщения изменился, значит, Зейн уже с ума сходит от нетерпения. – Я не могу больше ждать. Накажи своего плохого мальчика, сержант Пейн». Капитан зовет его на совещание, и Лиам поспешно направляется в конференц-зал. Он знает, что должен сидеть в первом ряду, чтобы произвести самое лучшее впечатление, но всё-таки устраивается чуть позади, почти не участвуя в разговорах. Рядом с ним кулер, он выпивает стаканчик холодной воды залпом, так что даже горло начинает саднить, а когда возвращается видит на экране сразу два уведомления. «Я знаю, ты хочешь, чтобы я пожалел о своих словах. Я уже жалею. Мне так нужен твой большой член сейчас. Я такой узкий, я бы хорошо принял тебя». Лиам знает, какой он узкий, даже слишком хорошо — тяжесть в штанах уж очень красноречиво об этом напоминает. Зейна не нужно о чем-то просить, не нужно подводить к правильному ответу — он сует в рот всё, что оказывается рядом с его лицом, он готов трахаться снова даже после долгой ночи, и ему всегда-всегда нужен Лиам, чтобы чувствовать себя наполненным и целым. «Ты сможешь делать, что захочешь, – не сдается Зейн, и Лиам думает, что с радостью отшлепал бы его по заднице. Тем более, Малик снова прислал ему красноречивую фотографию, и Лиам может ярко представить, как именно ляжет его ладонь. – Всё твое. Можешь наполнить меня. Чтобы я не мог ходить целую неделю». Лиам чувствует такое напряжение, что может пообещать Зейну месяц. Он думает, что Зейн мелкий засранец, и он прав, потому что Малик не дает ему сосредоточиться на совещании и показать себя с хорошей стороны. Возможно, он не был бы такой проблемой, если бы пришел в участок, но Зейн притворяется послушным, потому мучает Лиама из дома, и он, пожалуй, слишком давно хочет секса, иначе бы придумал что-то еще. «Моя рука с тобой не сравнится, – читает Лиам очередное сообщение, и в его голове слишком ярко всплывает Зейн, играющий с собой виртуозными пальчиками. – Если это не ты, мне всегда будет мало». Это невероятно подстегивает, словно щелчок кнута. Лиам чувствует, как сильно брюки давят на него, и ему неудобно сидеть. Ему будет неудобно сидеть еще некоторое время, и это вина Зейна. Ему хочется потрогать себя, но он не может так рисковать. Не сейчас, когда комиссар следит за ним во все глаза. От желания хочется выть. «Ты доигрался, – быстро набирает Лиам в ответ, чувствуя, как от напряжения стучит в висках. – Я пристегну тебя, когда вернусь, и ты будешь умолять меня трахнуть тебя». Он ждет следующего сообщения, но Зейн, как ни странно, замолкает, хотя Лиам отчетливо видит, что Малик прочитал его послание почти сразу. Возможно, это завело его, и он снова увлекся дрочкой, подумал было Лиам, прежде чем капитан спросил, что он думает по поводу популяризации преступности среди молодежи. Пейн ничего об этом не думает — только о Зейне на четвереньках с его членом в анусе — но покорно привстает из-за стола, на ходу выпуская рубашку из брюк, и начинает виртуозно лить воду. Следующий час он ведет деловую беседу с комиссаром, обсуждает дела, отчитывает молодых детективов (не переигрывая), рекомендует ему обратить внимание на Эбби, которая делает вид, будто совсем не ждет повышения в следующем месяце, и его почти отпускает, однако край сознания всё еще обеспокоен из-за того, что Зейн молчит. «Надеюсь, он там не умер от обезвоживания, когда получил мое сообщение», – рассеянно думает Лиам, демонстративно приводя рабочий стол в порядок. Он несется к своему парковочному месту сразу после того, как комиссар покидает участок, и едет домой, почти превышая скорость, потому что — да, он уже свободен, и да, он хочет показать Зейну небо в алмазах. Дверь закрыта на три оборота ключа, но это не настораживает Лиама. Он сам учил Зейна всегда закрывать двери на замок, чтобы предотвратить кражи и нападения. Свет не включен, Лиам проходит внутрь, швыряет папку с документами на стойку для обуви. Зейн не выходит его встречать, не набрасывается с поцелуем, проталкивая руку в штаны. У Лиама складывается ощущение, словно его и вовсе нет дома, и он проходит еще дальше, осматриваясь. – Я дома, – громко говорит Пейн, ожидая реакции, но Зейн молчит, и Лиам понимает, что он затеял какую-то игру. Это вновь поднимает его на нужный градус возбуждения, и он ослабляет галстук. Он проходит прямо в спальню – Зейн не может быть где-то ещё – и видит лучшее зрелище в своей жизни. Малик пристегнут наручниками к изголовью кровати, на нем верхняя часть его формы, застегнутая лишь на пару пуговиц, фуражка, надвинутая почти на глаза, и совсем ничего внизу. Лиам ясно видит его член, желающий ласки, но медлит с минуту, наблюдая за Зейном. Свет приглушен, Зейн выглядит, как никогда, соблазнительно. Его ноги приглашающе разведены, капля смазки стекает по члену, теряется внизу, огибая поджатые напряжённые яйца. Зейн смотрит на него тяжёлым взглядом, его дыхание тяжелое и шумное. – Смотри, какой я хороший мальчик, – говорит он, чуть-чуть ерзая на кровати. Наручники звенят, и этот звук, похоже, доводит Зейна до ещё большего возбуждения. – Сделал всё, как хочет мой любимый сержант. – Нет, ты очень плохой мальчик, – отвечает Лиам, осторожно забираясь на кровать. Он снимает фуражку с Зейна и кладёт её рядом, осматривая лицо Малика пристально. У Зейна голодный взгляд. – Ты сегодня довёл меня своими сообщениями. Ты нарушил ряд серьёзных правил, когда отвлек меня от работы. Так поступают хорошие мальчики? Его властный тон заставляет Зейна мелко дрожать. Голос проникает в Зейна глубоко — он предпочел бы, чтобы это был не голос, но Лиам, разумеется, может довести его до края даже звуком. Это очень просто. Для этого Зейн всегда и приходил к нему в участок: чтобы видеть, слышать и чувствовать. – Нет, – отвечает он, наблюдая, как Лиам снимает рубашку и оставляет её рядом. Его тело выглядит невероятно горячо, Зейн хочет вылизать каждый квадратный дюйм его сладостной кожи. Собственное дыхание жжет губы — сперва поцелуй, и тогда он выдержит эту ночь. Губы Лиама нужны ему, как вода, умирающему в пустыне. – Я тебя не слышу, – говорит Лиам, поворачиваясь к нему вновь. Он растирает шею, и Зейн завидует его руке, потому что ему очень хочется сделать массаж и расслабить своего сержанта. – Ты язык проглотил? – Нет, сэр, – говорит Зейн чуть громче, стараясь не выдать дрожь, но, черт возьми, он просто мелкая текущая сучка рядом с сержантом Пейном, и так было всегда. – Я был плохим мальчиком и заслужил наказание. Взгляд Лиама немного проясняется. Он доволен Зейном, и это вызывает у Малика приятный спазм. Ему хочется больше вознаграждений, но сегодня он совершил слишком много проступков, и его будут сладко наказывать. – Какое наказание ты заслужил, как ты думаешь? – Ты можешь хорошенько оттрахать мой рот. Посмотреть, как моё милое личико утонет в твоей сперме, – заискивающе говорит Зейн. Он хочет порадовать Лиама и доказать ему, что на самом деле он не такой уж не послушный. Ему нравится ублажать Лиама, нравится предвосхищать его желания. – Знаю, ты это любишь. – Наказание, а не поощрение, Зейн, – говорит Лиам, скептически покачав головой, но все-таки улыбается и наклоняется, чтобы быстро поцеловать его в губы. Без языка, это почти похоже на пытку, но всё-таки контакт есть, и это вновь стимулирует Зейна. Малик жадно тянется за его лицом, пытаясь получить большее, но Пейн отстраняется слишком быстро, игнорируя мольбу в его глазах. – Вот, как мы поступим, Зейн. Что ты хочешь больше всего сейчас? – Тебя, – не задумываясь, отвечает Зейн, чуть-чуть ерзая на кровати. –Твой член. Он ждет Лиама весь день, поэтому наручники немного натерли ему запястья, однако это — ничто, по сравнению с тем, как напряжен его член. Он ощутимо побаливает, и, если честно, Зейна больше беспокоит дискомфорт сзади. Он такой пустой, словно его лишили чего-то жизненно-важного. – Значит, ты не получишь ни того, ни другого, – замечает Лиам, ухмыляясь. Глаза Зейна расширяются от ужаса. Ему нужна разрядка, его сержант — напористый, властный, трахающий даже голосом. Он натягивает цепочку наручников, но она слишком короткая, и Зейн не может приблизиться к Лиаму даже на дюйм. Его тело почти блестит, Зейн хочет трогать его руками, наслаждаться мягкостью чуть загорелой кожи, но Пейн уже на краю кровати. Чем дальше он отходит, тем холоднее Зейну становится. – Если ты будешь плохо себя вести, то наказание продлится дольше, – предупреждает Лиам. Зейн мычит от желания, но уже чуть тише, и у него горит каждая часть тела. Наручники не позволяют сделать лишнее движение, суставы немного затекли, он готов скулить и просить, но ему не позволено. – Я хочу, чтобы ты смотрел, Зейн. Не отводил взгляд. Ты можешь моргать, – разрешает Лиам, однако его голос все еще строгий. – Но если ты закроешь глаза больше, чем на три секунды, я добавлю штрафное время. Ты меня понял? – Да, сэр, – Зейн сглатывает слюну. Он не может думать о чем-то кроме Лиама, который уже расстегивает брюки, стаскивая их медленнее, чем стриптизер. Это уже пытка, но Зейн знает, что первый начал, отправляя Лиаму мучительные сообщения. Он остаётся полностью обнажённым, и Зейн с жадностью рассматривает великолепное тело, полностью принадлежащее ему. Лиам в отличной форме: руки крепкие, ноги сильные, а уж член с небольшими венками вызывает у Зейна приступ, схожий с сердечным. Он может так ярко представить его внутри, что у него почти зудит. Пальцы ног самопроизвольно сжимаются и разжимаются. Лиам придвигает кресло так, чтобы оно стояло напротив кровати. Зейн следит за ним завороженно, и когда Пейн опускается в кресло, он весь напряжен. Воздух наэлектризован. Капли предэякулянта уже собрались на головке, и Зейн чувствует, что яйца подобрались раньше времени. Нельзя кончать так быстро, но как сдержать себя, если Лиам сидит перед ним, смотрит прямо в глаза, практически касаясь своего идеального члена? Рука Лиама еще не касается члена, но Зейн уже напряжен, и ему стоит больших усилий не начать звенеть цепочкой, пытаясь сорваться с наручников. Он видит своего бойфренда целиком, разве что ноги чуть ниже лодыжек вне поля его зрения. Зейн жалеет об этом — Лиам красив с ног до головы, и ему нравится иногда покрывать поцелуями его усталые ступни. Наконец, рука Пейна оборачивается вокруг ствола, и они выдыхают одновременно. Зейн хочет, чтобы Лиам также коснулся его или хотя бы позволил ему удовлетворить себя, но сладкое наказание лишь началось, и Малику приходится запастись терпением. Смотреть шоу, конечно, приятно, но еще приятнее в нем участвовать. Зейн чувствует набухающую, ноющую боль, игнорировать её почти невозможно, как невозможно и игнорировать Лиама, медленно ласкающего себя с непринужденно-расслабленным видом. Он тихонечко вздыхает, и каждый раз, когда эта божественная музыка касается ушей Зейна, ему хочется стонать от боли и возбуждения. Зейну нравится думать, что этот член готовится для него. Лиам ласкает член лишь одной рукой, но и вторая находит себе занятие, разнузданно очерчивая соски и каждую линию на идеальном прессе. Зейн пытливо думает о том, что ему хочется пройтись языком следом за пальцем Лиама, самому исследовать каждый бархатный уголочек его кожи, поласкать его руку губами. Он блуждает рукой дальше, проходится по внутренней стороне бедра, сжимая пальцами свою загорелую кожу. Когда Лиам касается его также, Зейн обычно уже стонет. – Так хорошо, – томно говорит Лиам. Его голос слишком ярко звучит в голове Зейна. Капля пота стекает по виску Малика, он смотрит на Пейна умоляющими глазами, но Лиам неумолим, и его не провести. Он знает, как Зейн хочет оказаться под его руками или потрогать также. – Жаль, ты не можешь это почувствовать. – Лиам... – Тш-ш, – Взгляд Лиама предостерегающий. Если бы не боль и ноюще-пекущее чувство, заставляющее член адски стоять, его голос можно было бы назвать убаюкивающим. – Ты знаешь, я наказываю тебя за дело. Зейн тяжело выдыхает, практически захлебываясь теплым воздухом. Он почти не чувствует рук, но стоит ему пошевелиться, как тупая боль врезается в плечи. Это всё еще сущие мелочи, по сравнению с тем, как горит его член, почти разрываясь от перенапряжения. Он вновь чувствует вязкую каплю, стекающую по стволу, сильный жар охватывает его тело почти полностью. Шея, щеки, губы... сидеть вот так — выше его сил. Лучше бы сосредоточиться на чем-то постороннем, но Лиам не позволяет отвести глаза. Ему и не хочется отводить глаза, он смотрел бы на Пейна вечно. Очень близко. Зейн чувствует, что если Лиам продолжит так изводить его, он кончит, не прикасаясь к себе. Рука Пейна движется размеренно и умело, Малик не замечает, что уже кивает головой, повторяя её движения. Его рот приоткрыт, он словно не думает, но фантомно чувствует, как Лиам надевает его глотку на себя, и головка упирается в горло, а его щеки плотно прилегают в эрегированному стволу. Ноги Лиама расходятся чуть шире, чтобы Зейну было лучше видно, как он взрывается от удовольствия, и Малик, поскуливая, кончает на себя и на простыни, завороженно наблюдая за спермой, медленно стекающей по члену Лиама. Господи, да он мог бы собрать всё в рот, не упустив ни капли, но Лиам не позволяет, он всё еще сидит в кресле, выравнивая дыхание. Зейну всё еще больно, он сильно натянул цепочку, когда кончал, и слезы невольно собрались в глазах. По лицу стекают только капельки пота, Зейн то ли ноет, то ли хнычет, и сам не понимает, какие звуки издает. – Лиам, пожалуйста, сними их, – сбивчиво просит Зейн, наблюдая за тем, как Лиам медленно размазывает сперму по своему члену. Его голова слабо двигается влево, к их столику, чтобы Пейн видел, куда он швырнул ключи. – Пожалуйста, это уже невыносимо. – Ты был послушным, – заключает Лиам, медленно поднимаясь с кресла и останавливаясь у столика. – Но я не уверен, что ты усвоил урок. Может, ты пытаешься меня обмануть. У Зейна нет сил возразить, он лишь мотает головой, и Лиам вновь полусадится напротив него, упираясь коленями в кровать. От него до одури приятно пахнет — Зейн тут же пьянеет, и ему хочется уже почувствовать Лиама всем телом, обнять его, прижать к себе, влезть в его рот языком и развратно ввиниться внутрь. Ему хочется настоящей близости тела и души, чтобы им ничего не мешало. Даже эти замечательные наручники, обычно так приятно волнующие его сознание. Он слишком соскучился. Его глаза вновь с мольбой глядят на Лиама, и Пейн подается навстречу. Поцелуй жадный, языки путаются между собой, утоляя друг другом голод. Зейн горит почти целиком, ему хочется чувствовать губы Лиама везде, но если этот поцелуй прервется, он погибнет здесь и сейчас. Властная рука ложится на его поясницу, тянет живот к животу, Зейн стонет в поцелуй, когда их члены соприкасаются. Слишком долгое ожидание требует хотя бы пары разрядок, они оба это знают, но Лиам не дает ему большего, лишь слегка толкает бедрами, так что трение лишь усугубляет желание. – Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, – трепетно шепчет Зейн, когда их губы разъединяются с развратным, чмокающим звуком. Нижняя губа Лиама всё еще рядом, и Зейну приходится быть сверхатлетичным, чтобы приблизиться к Пейну и задобрить его невесомыми поцелуями в кромку губ. – Я всё понял. Я был ужасно непослушным и заслужил свое наказание, но сейчас я всё усвоил, и мне нужен ты. – Не знаю, – Лиам качает головой, и их губы неловко мажутся друг об друга. – Обычно, ты плохо понимаешь с первого раза. Зейн шумно сглатывает, снова дергается на цепочке. – Пожалуйста, оттрахай меня так, чтобы я неделю не мог ходить, – настойчиво и жалобно просит он, и его нога упорно обвивается вокруг Лиама. Он гладит его своим бедром или сам гладится о Лиама — это невозможно контролировать, и Пейн, наконец, кладет руку на его ногу, чуть-чуть поглаживая разгоряченную кожу. – Мне это нужно, Лиам. Ты знаешь, как я люблю, когда ты меня трахаешь, – сладко шепчет Зейн, и собственный голос звучит так развратно, что Малик почти им упивается. – Пожалуй, это то, что я хотел услышать, – улыбается Лиам и тянется к ключам. Щелчок, и руки Зейна безвольно падают. Зейн шипит от боли, не может толком пошевелить руками, поэтому Лиам помогает ему размять суставы. Прикосновения его рук волшебные, он растирает его конечности до тех пор, пока ощущения не становятся терпимыми. Такой заботливый и нежный, что Зейн буквально тает от невероятного тепла в грудной клетке. Губы Лиама пробегаются по его плечам, шее, Зейн подставляется, и на его лице играет легкая улыбка. Его сержант, наконец, принадлежит только ему одному. На кровати нет ничего, что бы им помешало — Лиам немного медлит, и Зейн почти настораживается, боясь, что он может передумать, однако Пейн лишь помогает ему устроиться поудобнее. Они смотрят друг другу в глаза, Зейн тонет в ореховом плену, сердце описывает одно сальто за другим, Малик не может собрать свои мысли. Он так сильно влюблен, что это физически больно. Да и как можно не любить это лицо, этот голос, этого идеального мужчину — великолепное сочетание наружной и внутренней красоты. – Я люблю тебя, – говорит он, наблюдая за тем, как Лиам достает смазку с нижнего яруса их маленького прикроватного столика. Пейн смотрит на него полу-удивленно, и Зейн поворачивается на бок, упираясь локтем в матрас. – Ты самый красивый. Душой и телом. Ты моя вторая половинка. – Ох, Зейн, – Лиам смотрит на него с такой нежностью, что Зейну одинаково хочется спрятать свое лицо в простынях и броситься к нему на шею. Он выбирает второе, и хотя руки всё еще плохо его слушают, он крепко стискивает Пейна, прижимаясь к нему максимально близко. – Я тебя тоже люблю, мой мальчик. Ты же не думаешь, что нет? – Нет-нет-нет, – Зейн жмется к его плечу лбом, целует там, где может достать, и его тело бьет некрупная дрожь. Он тает, когда чувствует прикосновение, плавится под невероятным бархатным голосом. Он возбужден, вновь до предела, но чувствует изумительную нежность каждой частью своей сущности. – Ты мне так сильно нужен. Не могу без тебя, хочу чувствовать тебя всем телом, – почти шепчет Малик, невесомо скользя рукой по любимому телу. – Хочу, чтобы ты стонал из-за меня, кончал по пятьдесят раз за ночь. Хочу быть причиной твоего стояка с утра. Лиам улыбается — Зейн чувствует его улыбку, когда Пейн целует его в висок. Малик сползает на простыни, помогает Лиаму устроиться между его ног. Ему нравится, когда колени Пейна упираются в матрас и при этом немного разведены. Идеальная позиция, он и сам выглядит хорошо, когда Лиам ставит его так на полу. Обычно его руки заведены за спину, линия наклона идеальная, и Пейн полностью контролирует его. Немного медля со смазкой, Пейн ласкает его ноги, избегая самого главного. Зейн не торопит его, не касается себя — урок усвоен, и он всё еще хочет быть послушным мальчиком для своего сержанта, для своего любимого Лиама, для той самой второй половинки. Его сердце замирает, когда он видит, что Пейн любуется им и его членом. Особенно членом. Ему хочется быть красивым в глазах Лиама, таким же превосходным, как и он сам. Руки Лиама нежно гладят его живот, Зейн тихонько вздыхает. Если бы не первая разрядка, он бы уже давно влез на свой любимый член и объездил его так лихо, что Лиам кончил бы всем телом. Пейн замечает огоньки в его глазах и, наконец, распространяет лубрикант по пальцам. У них давно не было настоящего секса с проникновением, около двух недель, а дрочка — совсем не то, поэтому Пейн хочет удостовериться, что Зейну будет хорошо. Малик прогибается всей поясницей, чтобы принять палец целиком. Ему не терпится, и он пытается расслабиться полностью. Лиам прекрасен, его рука волшебная, но одного пальца мало, Зейн любит, когда Пейн дает ему насладится собой полностью. Второй палец выбивает из Зейна довольный стон. Он обильно увлажняет его и почти касается в нужной точке, но Малик готов скулить и кончать, уже потому что рука Пейна его исследует. Он едва выдерживает растяжку, и последний палец уже видится ему самым желанным на свете. Внутри него так горячо, он сам это чувствует, и это просто потрясающе. Лиам тянет его двумя руками, надавливает, Зейн вздыхает, чувствует, как яйца подбираются, и находит в себе силы шлепнуть Лиама по запястью. – Не наказывай... больше, – поломанным голосом просит он, и Лиам невесомо целует его в колено, оставляя неприятно пустым. Они вольны выбрать любую позицию — Зейн очень гибкий, может свернуться кольцом, как питон, а Лиам сильный и уверенно-аккуратный, и никогда не причинит ему боль (только если он сам не попросит), но больше всего Малику нравится видеть его лицо. Зейн дожидается, пока Лиам нанесет смазку, и садится перед ним, настойчиво толкая в грудь. Зейн не отказывает себе в удовольствии провести рукой по влажной грудной клетке, широко двигающейся на вдохе и выдохе. – Я хочу показать тебе, как сильно скучал, – говорит Зейн. Его тон приглушенный, почти наивный, ему хочется, чтобы Лиам чувствовал всё его желание и всю его любовь. – Мне тебя так не хватало сегодня. Всегда. Лиам откидывается назад, у него великолепная планка, но сейчас он лишь чуть-чуть упирается локтями в матрас. Зейн берет его член в руку и чуть ли не дрожит от предвкушения. Он так близок к лучшему моменту этого дня, что совсем не скрывает трепетной улыбки на лице. Его глаза светятся любовью — он сам это чувствует, и ему нравится видеть, что Лиам тоже это замечает. Зейн расставляет ноги, помещается напротив члена и рукой помогает себе сесть на него осторожно и плавно, чтобы Лиам почувствовал всё. Его глаза закатываются в первый же миг, ощущения настолько яркие, что он тут же гортанно стонет. Руки Лиама опускаются на его бедра, помогая остаться в таком положении. Он гладит Лиама по плечам, мужественной грудной клетке, скользит по животу. Пейн дает ему привыкнуть, они смотрят друг на друга, и Зейн ощущает что-то странное, похожее на боль, но боль приятную, где-то в области сердца. Он хочет сказать, что это лучший момент в его жизни — как и любой момент с Лиамом — но у него получается только сладостно выдохнуть, сжимая член внутри себя. Дыхание Лиама тяжелое, как и его собственное, но он не торопит, несмотря на то, что они оба ждали очень долго. Зейн делает пробный заезд, вверх-вниз, они оба теряются в странных звуках, рвущихся из самой груди, и, кажется, даже удовольствие, растекающееся по телу, делят на двоих. Малику тяжело дышать — он любит быть одним целым с Лиамом, любит чувствовать его приятную тяжесть и твердость в себе. Руки Пейна оставляют на нем незримые следы, но они проявятся, и Малик знает, как это будет красиво. У него послушные мышцы, Лиам любит их так называть, Зейн будто чувствует его мысль, и от этого на его лице проскальзывает улыбка. Он не понимает, что творят его губы, но может догадываться, потому что лицо Пейна выражает примерно те же эмоции. Они стараются не закрыть глаза, держать друг друга в поле зрения, и это почти невозможно, когда Зейн заигрывается и наскакивает слишком сильно, а Лиам уже не сдерживает себя и двигает бедрами, чтобы войти максимально глубоко. – Чтоб тебя, Лиам, – стонет Зейн, царапая его чуть ниже ключиц. – Какой же ты... ах... Он пытается уцепиться, но не может — слишком сладкий жар, слишком приятное тепло распространяется по телу. Это всегда хорошо, каждый раз по-особенному лучше. Руки Лиама сжимаются сильнее, Зейн так любит быть в его власти, что двигается лишь по инерции, лишь бы не потерять ни одной фрикции, ударяющей точно по простате. Пейн всегда знает, как задеть его правильно и жарко. Лиам сбивчиво мычит что-то, следя за ним почти осоловелыми глазами, но Зейн намного громче. Его голос наполняет комнату, его тело прогибается, почти соскальзывает с члена, но Малик ни за что не позволил бы себе потерять этот потрясающий, полностью наполняющий его пенис. Лиам идеален, как никогда. Он натягивает его на себя именно в те моменты, когда Зейн сам стремится опуститься на него. Они как два магнита, но их связь намного сильнее и крепче. Ощущения невероятные, каждое движение томится в теле, словно магма бушует под земной корой. Малику тяжело, он теряет контроль над ситуацией, но Пейн помогает ему. Одна рука перехватывает его член, они двигаются неслаженно, но так даже приятнее, в этом есть что-то непредсказуемое. Зейн ощущает, как влага скользит между пальцами Лиама, как он давит на головку — от этого и приятно, и больно, и ему снова хочется вскрикнуть и всхлипнуть. – Лиам-лиам-лиам, – повторяет он, чувствуя себя, как никогда, близким к финишу. – Лиам, я тебя... Его горло разрывается от стона, он заливает руку Лиама спермой, с силой впивается пальцами в его плечи, и сжимается так сильно, что Пейн вскрикивает, наполняя его приятным теплом. Зейну кажется, словно он ослеп, у него едва находятся силы, чтобы соскользнуть с любимого члена и упасть лицом на уставшую грудь. Лиам чуть-чуть обнимает его за поясницу, вытирает пальцы другой руки о простынь. Зейн с наслаждением дышит его запахом, чувствуя себя ленивым и умиротворенным. – Люблю, – заканчивает он сонным голосом. Зейн никогда не понимает, как у него это получается, но он вновь чувствует улыбку Лиама, она такая теплая, что он тает. – Я хотел сказать, что люблю тебя. – Знаю, милый, – отвечает Лиам, прижимая его чуть сильнее, тепло и заботливо, так что Зейн чувствует себя в безопасности. Это хорошее чувство, крепкое и нерушимое, и он находит в себе силы поднять голову, упираясь подбородком между ребер. Глаза Лиама глядят на него с невероятной нежностью. – Я тебя тоже люблю. Эти слова влетают прямо в его губы, и Зейн уверенно тянется за поцелуем. Их поцелуи — что-то частое, но всегда очень трепетное и важное, возможно, важнее секса, хотя Зейну нравится чувствовать себя продолжением Лиама. Просто когда они целуются, Зейн чувствует себя живым, чувствует живым Лиама, и это то, что кажется ему самым важным. Как и сама любовь.