Дорогая Мато

Дорогая Мато. Дорогая сестра. Прости, что так редко навещала тебя, мне следует найти больше времени. И прости за то, что я всегда молчу. Тебе никогда не нравилось видеть, как люди плачут; думаю, у тебя это от Широ. Поэтому мне всегда неудобно, что я могу только смотреть на твою могилу и плакать, кусая губы. Должно быть, от этого тебе больно, а Широ расстраивается. Но у меня никогда не получается что-то тебе сказать. Как бы я ни хотела попытаться заговорить, ничего не выходит. Поэтому сейчас я пишу тебе это. Знаешь, я думаю, теперь я тебя понимаю. Я всегда задавалась вопросом, почему в конце, в той церкви, ты написала письмо вместо того, чтобы позвонить мне. Мы провели бы несколько драгоценных мгновений вместе, я могла выговориться и ты могла выговориться, я сумела бы хоть раз побыть твоей старшей сестрой, облегчив конец для тебя. Так почему? Почему… если ты правда хотела, чтобы я услышала тебя, правда хотела дотянуться, почему письмо? Что ж, теперь я понимаю. Всё потому, что… иногда, даже если ты правда хочешь что-то сказать, всё равно не говоришь, сдерживаешься, оставляешь это внутри, день за днём, год за годом, и когда наконец приходит время, когда ты наконец можешь… у тебя больше не выходит. Где-то по дороге ты потеряла эту способность. Я была здесь уже много раз. И каждый из них… как бы я ни старалась, я просто не могу ничего сказать, всё бесполезно, слова застывают в горле. Вот каково тебе было? Я думаю, именно так, думаю, ты сидела там со всеми этими мыслями и словами, которые отчаянно хотела сказать, но они не выходили. Поэтому ты взяла карандаш с бумагой и записала всё. Я не могу двигаться дальше, не поговорив с тобой, не попытавшись добиться того, чтобы ты услышала меня. Однажды ты сумела отправить мне письмо с того света, поэтому я надеюсь, что смогу сделать то же самое и когда-нибудь ты это прочтёшь. Наверное… мне стоит начать с ответа на твой вопрос. Почему я так и не пришла за тобой, так и не спасла тебя? Почему тебе в конце концов пришлось спасать себя самой? Правда в том, что семья Тосака полна блистательных людей. Такова я, таким был мой отец, и из-за этого мы самонадеянны. Мы умны, но, продумывая план, выбирая курс действий ‒ теперь я вижу, оглядываясь назад ‒ мы никогда… не проверяли свою работу. Никогда не пересматривали её, чтобы убедиться, не сделали ли серьёзных ошибок. В своей блистательности мы просто искренне верили, что не допустим, не можем допустить такого. Я любила своего отца, так сильно его любила. И он любил нас. Да, он любил тебя тоже, Сакура, и мне так, так жаль, к чему эта любовь его привела. Он хотел, чтобы у тебя было всё, но, понимаешь, я оставалась наследницей. Хорошей наследницей, старшим ребёнком, у меня были сильные, здоровые цепи и острый ум; не нашлось бы ни одной причины, по которой я могла не стать преемницей имени Тосака, я, кому предстояло поднять нашу семью на новый уровень. Но ты… тобой он тоже гордился, он не хотел, чтобы ты оставалась просто второй после меня, всегда под моей опекой, так и не получив возможности быть по-настоящему свободной, счастливой и сильной. Это сводило его с ума. Поэтому он организовывал, строил планы, составлял схемы, как он смог бы дать тебе жизнь, которой, он знал, ты заслуживала, и тогда он нашёл ответ или думал, что нашёл. О, как бы я хотела, чтобы он этого не сделал. Мато, Сакура, семья магов Мато. Возможно, не одна из величайших, но древняя, уважаемая. Они могли столько всего предложить ребёнку, наследнику. У них была вековая история, вся сила клана магов, тщательно взращенная, передаваемая из поколения в поколение, окутанная традициями; у них было огромное богатство и знания. И у них была метка. Мато не собирались уточнять детали, но отец был уверен: это просто из-за того, что одна семья не открывает важные секреты другой. Метка, Сакура, ох, Сакура, вот средоточие всего, чего он хотел для тебя. Гордая наследница Мато, он думал, что решил проблему, он действительно верил, что с этой меткой и тренировкой, с поддержкой преданной семьи ты ни в чём не будешь нуждаться. Ты могла пойти куда угодно, и каждый встречный боялся бы и уважал имя Сакура, пусть даже Мато Сакура, а не Тосака Сакура. И он гордился этим в каком-то смысле: твои цепи тоже были чистыми, ярко горели, я бы взяла к новым высотам клан Тосака, а ты ‒ подняла на новый уровень клан Мато. То, чего, по его мнению, мы могли достичь, оставило бы след в истории на века. Но мы, Тосака, делаем ошибки. Наши планы не глупы, жизнь научила меня тому, что, по сути, они блестящи, но в корне несовершенны. Отец никогда не рассматривал возможность того, что Мато не нуждались в наследнике. Цепи Мато были совершенно тёмными, они были обречены скоро исчезнуть как семья магов, и отец знал, что любой настоящий маг Мато ненавидел бы этот факт каждой частичкой своей души, и поэтому он верил, что ты станешь для Зокена сокровищем. Более того, спасение, на которое он целую жизнь надеялся вопреки всему, могло появиться ‒ новый наследник, новый шанс для семьи Мато, тот, кому он мог бы передать своё учение, кто сумел бы вновь возвысить древнюю семью. Он верил, что Зокен будет дорожить тобой больше, чем собственной жизнью, будет любить тебя и защищать от всего на свете, сделает тебя сильной, чтобы ты могла вести семью за собой, что он в буквальном смысле будет готов умереть за тебя, настолько важной ты для него станешь. Он так этого и не проверил. И я тоже. Мне так жаль, в своей самонадеянности мы обрекли тебя на этот ад. Мы никогда не думали, что Мато не станут дорожить наследником. Но мы не понимали этого Зокена. Он не нуждался в наследнике, он считал себя бессмертным, думал, что он, ничтожество, сам всегда будет во главе семьи Мато, поэтому ты стала лишь тем, чем была для любых других магов, инструментом, не являющимся человеком, только ценным объектом исследований. Это была наша ошибка, мне не страшно, я признаю всю свою вину до последнего, в равной степени как твоя сестра и как человек, несущий имя Тосака. Из-за его действий я провела десять лет в одиночестве, но в удобстве, в довольствии, как наследница, а ты отправилась в это ужасное место. Мне жаль. Кроме того, я не совру, если скажу, что снова причинила тебе боль позже, во время войны, но, ты знаешь, я пыталась. Отец дал мне кое-что, кое-что чудесное, камень силы за пределами моего воображения, гораздо мощнее даже десяти реликвий, на создание которых я потратила всю свою жизнь. С этой силой я могла уничтожить другого мага, бросить вызов Слуге, возможно, даже прорваться через завесу, отделящую от истинной магии, я могла совершить чудо с этой силой, наследием моего отца, и я была готова использовать её, чтобы выиграть войну. Но потом я нашла Широ. Мой Слуга сражался с другим, Широ стал случайной жертвой. Я нашла его только потому, что мне захотелось посмотреть, кто это был, первая потеря, чтобы я собственными глазами увидела цену Войны Грааля. В конце концов, я, Тосака, была магом, который не остановился бы ни перед чем, я могла покончить с собой без колебаний, в тот момент я повторяла себе, что, не убей его Лансер, это пришлось бы сделать мне. Глупо, Сакура, теперь я знаю, но это было ещё одно моё убеждение, что Рин так же холодна, как её имя. Тогда я подумала бы, что нежелание смерти невинного ‒ слабость; сейчас я знаю, что именно это сделало меня сильной. Но этот человек… это был Широ, для меня ‒ Эмия, для тебя ‒ семпай, человек, связавший всех нас: тебя, меня, даже Синдзи. Я понимала, что он много значил для тебя, тогда я ещё не представляла, насколько много, но это всё равно был он. Я так ничего и не сделала для тебя; даже получи я Грааль, у меня не было желания. Я думала, что у тебя всё хорошо, отец не мог ошибиться, правда? Но, наверное, часть меня всё равно была приведена в трепет этой тайной возможностью. Никто бы не узнал, мне не пришлось бы объяснять никому, даже себе, этот небольшой шанс доказать, что я любила свою сестру. Маг так не поступил бы, но так поступила бы сестра. В то время я на самом деле не понимала, почему, но я знала, что должна была сделать это ради тебя и ради себя самой. Я использовала камень. Я спасла Эмию Широ, потратив сильнейшее оружие, которым обладала, и я сделала это ни для кого иного, как для Мато Сакуры. Это был мой тебе подарок. Эта война… сестра, за те две недели я узнала больше, чем считала возможным, о магии, о себе, о том, что значит верить во что-то, даже если всё говорит об обратном. Понимаешь, мой Слуга и мой противник были одним и тем же. Только время отличалось. Я оставила тот камень, который сделала твоим подарком, после того, как он лишился силы, потому что в нём больше не было никакой пользы для меня. Но как мог он не быть ценным для Широ? Он умер, а теперь он жил, и ничего кроме прекрасного камня не могло этого объяснить. Он сохранил его, берёг его. И с его помощью я призвала Широ к себе. Но, Сакура, ты бы плакала, увидев его, это не был твой семпай. Это не был даже тот неуклюжий мальчик, которого знала я, которому завидовала из-за того, что он призвал Сэйбер вместо меня. Он был холодным, расчётливым, безжалостным, и он был предателем. А ещё он готовил такой замечательный чай. У него было желание, не имевшее к Граалю никакого отношения. Его предавали на каждом шагу, и герой Эмия возненавидел мир. Я не сумела его спасти. Я надеюсь, он сам нашёл способ спасти себя, он был ещё одним человеком, которому я не могла помочь, как бы сильно я не хотела. Широ пришлось сразиться с ним в одиночку, он пытался мне помочь. Арчер был ‒ я видела в своих снах ‒ таким чудесным, благородным, очень бестолковым человеком, тем самым мальчиком, который просто желал видеть счастливых людей. Я изучала магию, потому что хотела этого, выбрала это как Тосака, я занималась этим ради себя и своей семьи и никого больше, лишь такую причину я могла принять. Но Широ не было дела, правда не было дела до самого себя, он только хотел спасать людей, и одним таким человеком являлась я. Он спас меня, и он любил меня. И теперь я буду верить, что его надежды я не обману, я спасу его от Арчера, я не подведу и его тоже. Я так люблю его, Сакура, я не стану извиняться за это. Даже перед тобой: я не могу поверить, что эта любовь неправильна. После войны Слуга Сэйбер исчезла. Мы с Широ много думали о ней, мы надеялись, что она нашла то, что искала, но Сэйбер была из людей, выбирающих свой собственный путь. Мы верим в неё. После войны, в те пьянящие дни, когда мы осознали, что победили, когда поняли, что любим друг друга, всё было просто… прекрасно. Я тренировала его. Дразнила его, он смеялся и учился тому, что веселиться ‒ нормально, что он не обязан ненавидеть себя, когда развлекается; мы не могли предать свои мечты, но мы поделились ими друг с другом. Я хотела, чтобы мы стали великими магами, Широ и Тосака Рин, а он хотел, чтобы мир был полон счастливых людей. Я улыбалась для него, как раньше ты, Сакура, мне нравится думать, что мы делали это для него вместе. Затем я потеряла сестру, и мне правда, правда хотелось умереть. Всю оставшуюся жизнь я проведу с осознанием того, что я… мы… мой отец и я… сделали с тобой. Ты послала мне письмо, полное тоски, полное безропотно переносимой боли от неразделённой любви и несбывшихся мечтаний, и я могла только плакать. Я не люблю плакать, Широ от этого расстраивается, а я чувствую себя слабой. Теперь я знаю о себе достаточно, чтобы понимать, что я человек, а не какой-то сделанный изо льда маг, я плачу, когда мне больно, но мне это всё равно не нравится. Плачут, когда больше ничего не остаётся, когда ничего не могут придумать. Я? Тосака Рин? Я предпочитаю злость, злость ‒ это хорошо, злость даёт цель, помогает сосредоточиться, даже когда больно, особенно когда больно. И я была ТАК зла, Сакура. Я не сумела помочь тебе при жизни, я слишком поздно по-настоящему захотела увидеть и обнять свою сестру, прекратить всю её боль, но, по крайней мере, я могла, чёрт возьми, убедиться, что твой последний героический поступок не оказался напрасным. Если ты была готова умереть ради этого, то, видит Бог, я собиралась убедиться в том, что твоё желание исполнилось, чего бы это ни стоило. Я могла не беспокоиться, работа была проведена мастерски, Мато Зокена наконец настигла смерть, твоя ведьма забрала его жизнь. У меня не получилось найти её, я пыталась. Даже наняла мага-следователя, но он просто не обнаружил никаких зацепок, похоже, она хорошо пряталась. Из твоего письма складывалось такое впечатление. Жаль, я бы хотела поговорить с ней; я не могу ни ненавидеть её, ни быть ей благодарной. Она дала то, что тебе было нужно, чтобы засиять на короткое мгновение, показать, что твоя жизнь на самом деле не была бессмысленной, что ты что-то значила и что ты отдала бы нечто настолько ценное, как твоя жизнь, только в обмен на обещание защитить то, что было важным для тебя. Но одновременно она забрала у меня сестру, в тот самый момент, когда та дотянулась до меня. От этого больно. Больно каждый день, и мне придётся с этим жить. Впрочем, когда я была в городе, мне выпала возможность повидаться с твоим братом, это был такой приятный разговор. Я рассказала ему ‒ думаю, довольно красноречиво, ‒ что он поступил очень неправильно и что я считаю по этому поводу; уверена, он всё понял. Я отдала ему твоё письмо, оригинал. У меня не было выбора, я могла отдать ему письмо или поддаться порыву и бить его, пока от имени Мато не осталось бы только пятно на полу. Знаешь, я бы сделала это. Убила бы его, я имею в виду. Я научилась, что убивать нельзя легко, но даже после всего, что мы, Широ и я, сделали, чтобы спасти его ничтожную жизнь, после того, что он совершил… до каких масштабов… думаю, я остановилась только потому, что я умная. Я не могу этого изменить, даже когда хочу. И я знала, что в тот момент, будь у тебя пять минут жизни, ты не обняла бы меня как сестру и не попросила ласкового слова от Широ. Нет, ты провёла бы каждую из них, закрывая Синдзи собой и умоляя меня остановиться. Такой ты была. Так как я могла убить его, зная, что ты всё отдала бы, чтобы меня остановить? Но я сохранила копию, и здесь мне снова придётся извиниться перед тобой. Видишь ли, Сакура, сестрёнка, ты попросила меня только об одном, и я этого не сделала. Прости меня. Когда я вернулась, я показала Широ то письмо. Он тоже был твоим другом и моим любимым. Я не могла хранить от него такие секреты. Он заслужил знать твою историю, ты тоже заслужила, чтобы он тебя понимал. Мы оба плакали в ту ночь и не только тогда. Он правда заботился о тебе, ты ему нравилась. Надеюсь, ты знала об этом. Для нас это было тяжёлое время, порой я даже думала, что мы расстанемся; нам предстояло справиться с тем, что мы совершили, и иногда я почти жалела, что рассказала ему. Но, в конце концов, мы любили друг друга, мы не могли изменить прошлое, поэтому мы решили взяться за будущее. Как ни странно, путь нам указал Синдзи. Эмия Синдзи. Я не понимаю его. То, что он делал, на самом деле правильно? Совершал добрые поступки не из человеколюбия, а потому что… хотел совершать добрые поступки. Такой была его мотивация. У меня плохо получается её принять. Что хорошего в том, что кто-то пытается быть хорошим? Разве так не должно быть из-за того, что он хочет помочь? Но Широ говорит мне, что всё на самом деле замечательно. Что если кто-то видит в хороших поступках ценность, если кто-то ищет искупления ради искупления, то это что-то значит. Злой человек не делал бы этого вообще, злому человеку не нужно искупление или прощение, поэтому, раз он считает это стоящим и стремится к этому, всё хорошо. Он вызывает у меня улыбку. Непохоже на Широ, которого ты знала? Он меняется, в последнее время я вижу в Широ того, кем мог бы быть Арчер, не потеряй он надежду. У него яркие, умные глаза. Он гораздо больше думает, бросает мне вызовы, даже иногда побеждает в наших спорах ‒ конечно, я никогда не позволяю ему об этом узнать. Я люблю в нём это. А Синдзи пытался до самого конца, всё свое время здесь. Он всегда был харизматичным, добавить к этому одержимую настойчивость и, по-моему, будет естественно, что он быстро продвигался. Он оказывал и получал больше услуг, чем любой виденный мною маг. Он был не таким уж замечательным магом, но хорошим, пылким оратором. Он по-настоящему верил в то, о чём говорил, и в сочетании с более чем пятисотлетним имуществом семьи Мато это позволило его мечте обрести форму, по крайней мере на бумаге, всего за полтора года. Ассоциация назначила его главой нового отряда экзекуторов, работой которого было обнаруживать и спасать перспективных магов, подвергающихся незаконным опытам. Я помню произнесённую речь: «…Чтобы маги более не теряли ценный потенциал, настоящим мы наделяем Мато Синдзи полномочиями спасать незаконно используемых недобросовестными магами и следить за их содержанием после того…» Чепуха, Синдзи заплатил за каждый полученный голос. И всё же, это было большим прогрессом, чем то, что мы как маги сделали за сотню лет. Мне противно признавать, но в тот день я им гордилась. Знаешь, он помог и нам, после твоего письма у нас с Широ были проблемы, ему… нам… казалось, что мы подвели тебя, мы понятия не имели, что с этим делать. Но Синдзи не был великим магом, даже с поддержкой Ассоциации его статус охотника оставался только почестью. Для борьбы с нечестными магами ему не хватало обучения и умений. Он нуждался в помощи. Или, как он выразился, обращаясь к Широ, в Герое Справедливости. Сакура… Думаю, без этого мы бы были потеряны. Но мы работали вместе с ним над сложными делами. И мы находили людей. Маленьких девочек, мальчиков, таких, как ты. Каждой дверью, в которую мы вламывались, каждым магом, которого я превращала в пыль или Широ разрубал своими прекрасными мечами ‒ всем этим мы отдавали почести твоему имени и твоей жертве; мы любим тебя. Думаю, даже твой брат, хотя, быть может, он просто сожалел о случившемся. Из нас вышла хорошая команда. У Синдзи были ресурсы для обнаружения прячущихся магов, у нас с Широ ‒ сила, большая, чем у любого из противостоящих нам, и потом, в конце концов, мы все старались ради этих детей. Старались помочь им воссоздать свои жизни и самих себя. В те дни мы все улыбались: Широ, Синдзи и я. Даже если я ненавижу Синдзи, а я ненавижу, я не могу не замечать зарождающийся свет. Об этом сожалел Арчер: он не видел улыбающихся лиц, он спасал, а его предавали, и он искал силу, которая смогла бы осуществить его идеал. Думаю, я вижу, как эта вероятность удаляется от Широ день за днём. В улыбке ребёнка ‒ вся надежда на будущее, когда-нибудь я хочу подарить ему своего собственного, и каждый спасённый ‒ новое чудо. Теперь Широ сохранит сотню жизней или тысячу, и для этого ему не понадобится контракт, только его собственная упорная работа и путь, проложенный злым, бесхребетным человечком, мечтавшим о том, чтобы быть чудом. Широ добьётся сотни улыбающихся лиц, и они, в свою очередь, как его наследники, добьются ещё тысячи, и со временем, кто знает? Возможно, до недостижимого идеала всё же получится добраться. Тогда для Арчера не останется никакой причины. Широ станет героем справедливости своими силами и в конце сложит голову, зная, что мир наполняется улыбками, которых он ждал, и что именно он, и я, и Синдзи, и да, ты, Мато Сакура, начали создавать этот мир, решив не принимать его таким, где невинный может быть использован кем-то злым, и посвятив свои жизни тому, чтобы это прекратить. Знаешь, они расстроились, когда твой брат умер; дети, я имею в виду. Он долго протянул. Шесть лет. Шесть лет он был заражён скверной. Под конец его тело начало разрушаться, это был… неприятный процесс. Сначала он потерял возможность сопровождать нас на заданиях, но с дальнейшим обострением нам стало ясно, что он не проживёт долго. Его разум явно начал угасать, поэтому он, будучи ещё в себе, переписал свои оставшиеся активы на наше имя. Он умер, окружённый всеми теми, кому помог. Я не хотела там присутствовать, но Широ не желал слышать о том, чтобы уйти, поэтому я решила остаться ради него. Я никак не могу одобрить случившееся в тот день. Там была девочка, её звали Эления, у неё были синие волосы, и она была очень близка с Синдзи. Она стала одной из первых, её брат пытался с помощью магии сделать из неё синхронизатора, он добился определённого успеха и ежедневно насиловал её ради собственной выгоды. Параллели очевидны, и Синдзи взял её под свою опеку. Одним случаем я не особо горжусь: я припёрла её к стене и спросила, использовал ли Синдзи её когда-нибудь. Звук, с которым её ладонь ударила по моей щеке, разнёсся, должно быть, на мили. Я спросила, знала ли она правду о Синдзи; она знала. Он сам однажды рассказал ей, когда она задала вопрос о том, почему он сделал то, что сделал. Я… удивилась, услышав, что он так поступил. Так вот, Эления находилась рядом с ним, держа его за руку; за день до этого он почти бредил, но под конец успокоился. Это было дежурство у постели умирающего. Но затем Синдзи начал цепляться за её руку, пытаясь притянуть её к себе, мы хотели оттащить её, но она нас отстранила. Он звал тебя, Сакура. Он обнимал её и говорил, что ему жаль. Как я упоминала, я совершенно не могу одобрить то, что она сделала. Она прижалась к нему и прошептала: «Всё хорошо, брат. Всё хорошо». Он слышал. Он понял. Не знаю, сумел ли он когда-либо обрести покой, но если да, то это было в тот момент. Он вздрогнул и заснул в её руках. Он больше не приходил в сознание и умер на следующий день. Я сержусь из-за этого, сестра. Сержусь, потому что ты должна была оставаться единственной, кто мог его простить. Он потерял право на это, когда ты покончила с собой. Для его извинений было слишком поздно. Но он всё равно получил шанс. Я не испытываю к этому уважения, я не могу получить твоё прощение. Тебя здесь нет. Широ не может, потому что ты сделала выбор и покинула нас, оставив только письмо. Но Синдзи смог или думал, что смог. Мне это отвратительно. Сакура… мы с Широ теперь не в силах тебе помочь. Но… мы по-прежнему можем тебя любить. Так будет нормально? Это всё, что у нас есть, и всё, что мы можем тебе дать. Я люблю тебя как сестру, а Широ ‒ как дорогого друга, и мы чтим совершённую тобой жертву. Поэтому я надеюсь, что ты всё знаешь и что для тебя это важно. Мы всегда можем помнить девочку, оставленную в тёмном, холодном месте, всё равно изо всех сил пытавшуюся найти свет и, когда пришло время, уверенно и бесстрашно встретившую вечность, потому что эта девочка была яркой и у неё было то, во что она верила. Я хочу, чтобы ты знала, что нам очень жаль за ошибки, совершённые нами в те дни, и что люди, которые любят тебя, всегда будут тебя помнить и уважать. Так что отдыхай, спи спокойно, сестра, ты заслужила по крайней мере это. Доверь остальное нам с Широ, мы продолжим начатое тобой дело. Идеал чудесен, и цель хороша. Ради этого ты умерла, ради этого умер твой брат, и, я обещаю, ради этого мы будем жить. Сакура, сестра, милая, я не могу сказать, что ни о чём не жалею. Жизнь, прожитая без сожалений, не имеет смысла, и наравне с хорошими решениями её определяют очень плохие. Мы с Широ не спасли тебя, но мы спасли друг друга с небольшой помощью чуда по имени Эмия Синдзи. Мы всегда будем рядом с людьми, которым ты хотела помочь, и, я надеюсь, где бы ты ни была, благодаря этому мы будем и рядом с тобой тоже. С любовью, Тосака Рин P.S. Я была бы счастлива, если бы ты называла меня сестрой Могила не была особенной. Как и всегда. Особенными были воспоминания о покоившимся там человеке. Конверт аккуратно прицепили к букету роз, осыпанных лепестками вишни. Дул тихий ветер, ничего не указывало на то, что эти слова услышали, но Широ и Рин всё равно улыбнулись друг другу сквозь слёзы. Сакура оказалась права. Конечно, я никогда не услышу твой ответ, но это не так важно… Широ и Рин взялись за руки и ещё раз склонили головы. Пришла пора отправляться домой.