сгорая

      Я вижу по горящим глазам то, насколько сильно ты счастлив держать ее хрупкую ладошку в своей — холодной и большой. Она и вправду безумно милая, безумно воздушная, как сладкая вата, которую ты лично покупал мне во время нашего первого свидания в парке. Вкус сладости до сих пор чувствуется на кончике языка, даже спустя несколько лет.       Я знаю, какой ты блестящий актер, умеющий играть влюбленность, когда это выгодно для тебя, но тогда почему внутри все переворачивается и горит адским пламенем? Горит так сильно и я не уверена, что в мире существуют пожарные, сумеющие потушить этот огонь во мне.       Я залпом осушаю бокал с вином, пробегаясь взглядом по твоему лицу. Даже сейчас ты чертовски красив в этом дурацком смокинге и бабочке, которую она беспечно поправляет, не замечая, как мои ногти впиваются в мягкую кожу на ладонях. Мне необходим свежий воздух и немного времени, чтобы остыть и не видеть, как по-хозяйски она прикасается к тебе, получая в ответ твою теплую улыбку. Господи, почему я не отворачиваюсь от этого мерзкого зрелища, а продолжаю пялиться, чувствуя, как острые ножи вонзаются прямо в область сердца. Медленно и мучительно они протыкают жизненно необходимый орган, заставляя его кровоточить.       — Прекрати на них пялиться, — вырывая меня из мыслей, слегка раздраженно просит Чон, ослабляя классический галстук на шее.       Я равнодушно пожимаю плечами, будто внутри меня сейчас не творится хаос, готовый смести все вокруг. Однажды Чонгук спросил откуда во мне столько философских словечек и заумных фраз, на что я тоже также пожала плечами. У меня сдавило легкие от ответа, который я все-таки не произнесла вслух.       — «Любовь не имеет ничего общего с сердцем», — процитировал однажды ты, а я сжалась, сглатывая. Почему, когда впервые после моего признания в любви, твоего категоричного «а я тебя — нет», и моих слез о разбитом сердце, ты вспомнил об этих строках из книги?       В тот день ты ушел от меня пораньше, ссылаясь на важные дела, которые носили гадкое название «Чеён сегодня приезжает из Китая». Твоя милая девочка Пак Чеён улыбалась тебе сладко и приторно, а я искала в интернете продолжение тех строк.       Любовь не имеет ничего общего с сердцем — этим мерзким органом, насосом, качающим кровь. Любовь первым делом сдавливает легкие. Блядский ты, блядский Ким Тэхён, почему же ты не закончил цитировать слова о сдавленных легких.       Почему, если сердце не имеет ничего общего с любовью, все равно слышится треск чего-то разбитого? Что-то хрупкое разбивается, падая на холодный кафель с характерным звуком. Я знаю этот звук настолько хорошо, что даже не наклоняюсь, чтобы убедиться в своих предположениях, ведь лучше, чем кто-либо другой помню звук собственного разбитого сердца. Оно разбито с того момента, как я увидела тебя в клубе нашего общего знакомого, с момента, когда ты оценивающе прошелся пьяным взглядом по моей фигуре, до того момента, когда на одной из посиделок с общими друзьями, ты не представил ее. Мягкая и сладкая Ченни ассоциировалась у меня с конфетами. Твоими ненавистными приторными сладостями, чертов придурок. Но ты ее холил и лелеял, словно она — ценный подарок твоей бесценной бабули. А мне ничего не оставалось, как заглушать болезненные позывы сердца и внутренние крики о помощи.       Чеён появилась в день, когда ты приехал за мной, чтобы забрать с университета. Ты сидел за рулем, постукивая по нему, а я летела с занятий, словно муха на сладость. Залетев в машину, я крепко обняла тебя, увидев свои любимые кексы, покоящиеся на заднем сиденье автомобиля, не подозревая о том, что буквально несколько минут назад Пак Чеён вторглась в нашу жизнь.       Мы часто проводили время вместе, даже некоторое время я жила в твоей квартире, пока ты не попросил ее освободить, ссылая на ее продажу. А еще через несколько месяцев после этого, ты убил меня. Блять, насколько можно быть слепой, чтобы не видеть того, что ты стал меньше уделять мне времени, отдавая его своей новой игрушке?       — Закончим на этом, — с равнодушием в глазах, отрезал ты, — Ты мне больше неинтересна.       Я билась в истерике, стучала по дверям твоей новой квартиры, захлебываясь в собственных слезах. Я буквально задыхалась, перегорая ко всему в этом мире, даже к тебе. Внутри в тот день оборвалась что-то важное для поддержания жизни. Мне показалось, что это внутренности разорвались, пачкая всю меня, предварительно окунув в чан с дерьмом.       Насколько она дорога для тебя, раз ты даже не позволял ей в лишний раз появляться в компании своих закадычных друзей? Боишься окунуть ее в грязь, в которой я живу последние три года? Смешно.       — О, Санми, привет! — звонко приветствует меня Пак, когда замечает нас с Чонгуком, — Оу, а это..?       — Чонгук, — коротко улыбнувшись, заканчивает парень, — Парень Санми.       Я едва сдерживая усмешку, игнорируя твое присутствие, да и существование, в целом. Расстояние между нами ничтожно малое, что я даже чувствую твой парфюм. Я его ненавижу, также, как и тебя, потому что он проникает внутрь, захламляя все мое нутро. Дышать становится сложно и больно.       — Вау, я и не знала, что Вы вместе!       Вау, Пак Чеён, а я и не знала, что такая, как ты, может чем-то заинтересовать такого, как Ким Тэхён. Такого эгоистичного подонка, думающего только о своих и, теперь уже, твоих чувствах. Хотя, думает ли он о них, раз каждый твой отъезд приезжает ко мне?       — Вы такая красивая пара! Тэ, скажи ведь? — Да, Тэ, скажи, какая мы Чонгуком красивая пара, чтобы я умерла в очередной раз от твоих рук.       Осмелившись, я поднимаю глаза, пересекаясь с твоими — карими и потемневшими. Твоя злость видна невооруженным взглядом, но Ченни этого почему-то не замечает, увлеченная беседой с моим молодым человеком. Я прикусываю щеку с внутренней стороны, пытаясь утихомирить бушующее сердце. Оно стучит нестабильно, ударяясь о ребра. Еще немного и мерзкий орган, выдающий мою одержимость тобой, выпрыгнет из груди.       Пожалуйста, можно мы уйдем. Пожалуйста, я прошу, не смотри на меня так, словно я что-то значу. Не скользи по мне взглядом настолько собственническим, чтобы я не подумала, что могу быть еще кем-то в твоей жизни, кроме пустого места с разбитым или, быть может, отсутствующим сердцем. Оно погибнет вслед за душой.       — Ох, Тэхён, отец хочет поговорить, — отрывает его от меня Чеён. И, кажется, я впервые ей за это благодарна. Мне не хочется умереть прямо среди богатых людишек из общества моих родителей, в этом зале, где сегодня все собрались. Прямо перед тобой, чтобы в очередной раз продемонстрировать, насколько я жалкая, — Побудь здесь, хорошо? Я сейчас.       Она целует его в щеку, заставляя меня вспыхивать от злости. Нутро горит и кровоточит, переворачиваясь от этого незатейливого жеста с ее стороны. Должна ли я сейчас закричать, надрывая горло, чтобы от моего крика у тебя из ушей пошла кровь? Или стоит промолчать, съедая собственную боль в качестве ужина?       Чонгук смотрит ей вслед, а после на мою реакцию, все понимая. Он понимает из-за чего я сцепливаю зубы, поэтому переплетает мои пальцы со своими. И от этого в тысячи раз отвратительнее я себя чувствую. Чон Чонгук в моей жизни занимает аналогичное место, какое и я занимаю в жизни Ким Тэхёна — никакое. Блядский эгоист, который сделал из меня копию себя — монстра.       Я слабо улыбаюсь, но тут же моя улыбка спадает с лица, когда я поднимаю глаза на недалеко от нас стоящего парня. Тэхён чуть ли не скрипит зубами, испепеляя меня взглядом, отчего желваки заходили на его скулах. Он зол и готов убить меня прямо здесь, ведь Чонгука осилить не сможет: тот занимает в этой нише идентичное место, что и сам Ким.       — Пойдем поговорим, — буквально отцепляя нас друг от друга, рычишь ты.       Я слабо улыбаюсь Чону, глазами говоря, что все в порядке, мы всего лишь поговорим, ведь скоро вернется Чеён, а Тэхён не любит, когда его солнце долго ждет. Вдруг начнет волноваться и еще узнает о второй жизни своего женишка. Чонгук, конечно же, хмурится, стреляя молниями в спину Кима, но тот уже ничего не видит из-за пелены злости.       Ким Тэхён собственник, я отлично знакома с его ревностью. В его случае, ревность — не показатель большой любви, даже не привязанности. С самого детства его обделяли в ласке, отдавая предпочтения младшему братику, который, в отличие от Тэхёна, купался в родительской любви и заботе. А сам парень, повзрослев, получил психическую травму, поэтому не привык делиться тем, что однажды стало его. Наверное, именно поэтому он сжимает мое запястье до гематом, не проходящих после этого еще порядка месяца.       — Объясниться не хочешь? — отпуская меня, стальным голосом режешь слух.       Мы стоим у подсобки, где сейчас никого нет, отчего меня током прошибает, ведь никто не сможет придти на помощь, сколько не кричи. А кричать очень хочется. Кричать, орать, выть волком, надрывая горло, чтобы все знали о том, как больно делить своего человека еще с кем-то. Как неприятно быть оглушающе ненужной человеку, который раньше был твоим миром, вселенной. Всем.       — Что ты хочешь слышать? — удивительно, но мой голос даже не дрогнул.       Плотоядно ухмыляешься, а после чуть ли не рыкаешь, приближаясь ко мне, и мне приходится отступить. Но по классике жанра, позади меня лишь холодная стена, от касания с которой, по коже пробегается орава гнусных мурашек. Я сглатываю, утыкаясь ладонями в твою грудь. Становится максимально омерзительно от мысли, что это все — собственность Пак Чеён — этой мелкой дряни.       — Например, какого хуя ты позволяешь этому ублюдку обладать собой? — выплевываешь эти слова с таким отвращением, что и мне автоматически становится мерзко от самой себя.       Насколько плотно можно засесть под кожей, чтобы обычные слова могли вызвать в человеке отвращение к самому себе? Как сильно можно снизить самооценку человеку и заставить чувствовать себя жалкой дрянью?       — А что? Тебя бесит, что я не такая же покорная, как и твой сладкий чупа-чупс Чеённи? — с усмешкой и вызовом в глазах бросаю эти слова, стараясь не думать о чужом дыхании в области щеки.       Ты усмехаешься, запрокидывая голову к белоснежному потолку ресторана. Но не отходишь, даже не ослабеваешь хватку. Наоборот, вжимаешь еще сильнее в стену, чтобы я стала одним целым с ней, а может, слилась. Когда это закончится и я смогу закричать? Потому что невидимые нитки, которыми я привязана к тебе, рвутся. Еще немного и они порвутся, как струны гитары, издав последний печальный звук.       — Блядь. Раздражаешь.       Твои глаза — микс всех красот этого мира. Мои же — коктейль из мусора, именно поэтому я пытаюсь оттолкнуть тебя от себя, перестать чувствовать это — кожа к коже. Бог, если ты существуешь, то я больше не хочу чувствовать боль чаще, чтобы только видеть и касаться Ким Тэхёна. С меня хватит, я хочу прекратить быть мазохисткой, как бы сладко не было от его присутствия рядом. Как бы одержима я не была им.       — Давай закончим это, — игнорируя ноющее нутро, прошу я безразлично, — Прошу, Тэхён, я устала.       — Я тоже, блять, устал! — взрываешь ты, а я не удивляюсь. Быть рядом с тобой — это быть готовой к периодическим взрывам бомб замедленного действия, — Какого ебучего хрена ты все еще смотришь на меня, как на Божество, после всего того, что я позволяю делать с тобой?!       Я замираю, наблюдая за тем, как ты прикрываешь глаза, утыкаясь лицом в мою шею. Похоже, мое сердце сейчас тоже взорвется от переизбытка Ким Тэхёна в крови. Чего же ты тогда хочешь? Наверное, и сам не понимаешь себя.       — Отпусти меня, я задыхаюсь, — почти скулишь, обдавая ухо теплым дыханием.       И я отпускаю. Не сразу. Вначале наслаждаюсь мимолетной близостью с человеком, который три года подряд волновал меня, а потом отпускаю, наблюдая за тем, как мазнув по моей щеке губами, уходишь. Потому, что там, в зале, тебя уже ждет твой человек. Отпускаю, скатываясь по стене и пачкая белое платье в туши и соленой жидкости. Отпускаю, разрешая Чону взять меня за дрожащую ладонь, ведя в сторону своей машины. Отпускаю, улетая из Сеула, чтобы дать себе время остыть. Я сегодня в очередной раз сгорела, но зато я теперь знаю, что и ты тоже все это время сгорал.