Правда как лекарство

Ей и в голову не пришло бы стать для его приемных детей матерью — да они и не особо уже нуждались в этом. Дружелюбный и уравновешенный Дик Грейсон-Найтвинг, темная лошадка Джейсон Тодд — всегда в стороне и почти всегда рядом, непредсказуемый умница Тим Дрейк — эти птички уже выпорхнули из поместья Уэйнов. А вот Дэмиан… Маленький, но опасный зверек с зелеными кошачьими глазами и злым языком: менее всех похожий на Брюса Уэйна — и в то же время зеркальное его отражение. — Мне теперь обращаться к ней «мамочка»? — язвительно интересуется он, когда отношения его отца и Дианы Принс становятся слишком заметными, чтоб продолжать их игнорировать. Острый взгляд его глаз касается ее руки на плече Брюса, и губы у мальчишки кривятся зло и надменно. Настоящий сын Талии Аль Гул, думает Диана невольно. Внешне Брюс не меняется в лице, но мышцы под ее пальцами каменеют. — Обращайся к ней с уважением, Дэмиан, — наконец, говорит он спокойно. — Думаю, этого достаточно. Альфред возникает незаметно и ставит перед ними чайник с тремя чашками. Третья остается нетронутой — потому что Дэмиан демонстративно уходит и только где-то наверху оглушительно хлопает дверь. Брюс напряженно смотрит ему вслед, но не делает ни шага. — Не огорчайтесь, мисс Диана, — вздыхает немолодой дворецкий, когда Брюс ненадолго выходит из комнаты. — Дэмиан… Он не самый простой ребенок — но, клянусь, он куда лучше, чем хочет казаться. Ему просто надо привыкнуть. Если честно, Диана огорчается потому, что огорчается Брюс. Ей правда искренне жаль сына Талии Аль Гул и его искалеченного детства, но не в ее власти вернуть ему то, что могла бы вернуть ему только мать. Да Дэмиан Уэйн, кажется, не слишком и нуждается в этом. Но иногда ей отчего-то очень хочется однажды покрепче взять Талию Аль Гул за белое горло и заглянуть в глаза той, кто смогла сотворить такое с собственным сыном. Неужели там нет ни крохи тепла для него? И однажды мироздание все же дает ей такую возможность. Диана бесшумно входит на заброшенный склад на окраине города, когда Талия, похоже, уже закачивает свою долгую и пронзительную речь. — Я так виновата перед тобой, Дэми, — прижимает она к груди тонкие кисти в черных перчатках. — Так много зла причинила, так много ошибок сделала… Дэмиан стоит шагах в четырех от нее, недоверчиво скрестив на груди по-мальчишески худые руки. В школьной форме и с сумкой на плече он выглядит ровно на свои двенадцать — только взгляд диковатый и настороженный. — Ты так это называешь, мам? — сузившимися глазами глядит он на нее. — Ошибки? Ее огромные бархатные глаза вдруг искрятся от непролитых слез, и она выглядит такой ранимой, такой беззащитной, что даже Диане на мгновение становится ее жаль. Но всем нутром и без своего лассо истины она чувствует ложь в ее речах — как фальшивую ноту. И желание заткнуть этот мерзкий фонтан становится нестерпимым и жгучим. — Я не прошу тебя дать мне шанс, сынок, — продолжает Талия тихо, и мальчик невольно делает шаг ей навстречу. — Но могу попросить у тебя прощения. Я сейчас уйду, конечно, уйду, и ты никогда меня больше не увидишь, если не захочешь пойти со мной сам. Но на прощание если бы ты только позволил… — делает она жест, словно хочет обнять его, и Диана инстинктивно делает шаг вперед. — Оставь его. Слезы в глазах Талии высыхают мгновенно, и теперь в них только ненависть, жгучая и опасная как яд. — Ты? — шипит она, моментально забыв про сына, и напряженные пальцы ее становятся похожими на острые когти хищной птицы. — Новая девка Брюса? Какая-то жуткая одержимость и ненависть звенят в ее низком голосе слишком похоже на ревность. Талия бесспорно красива — опасной и чарующей красотой своей тьмы внутри, но Диана не испытывает ни ревности, ни ненависти. Если ей надо ревновать Брюса к Талии Аль Гул — значит, ей не надо его вообще ревновать. — Ты не уйдешь отсюда, Талия, — сжимает Диана кулаки, но та лишь громко смеется. — Посмотрим. И хохот ее отражается от потолка. А потом Талия бросается вперед, проворно и ловко, как водяная змея, и две женщины сцепляются в смертельной схватке. Гражданская одежда стесняет движения: в драке штанина брюк с треском лопается по шву, а у блузки отрывается рукав. Но у Дианы нет времени досадовать на непредусмотрительность. На глазах у своего сына Талия действительно больше всего на свете хочет ее убить. Бешенство ее так яростно, что больше похоже на безумие. От ненависти она теряет голову — и Диане с трудом удается скрутить ее, не покалечив и тем более, не убив. Потому что Дэмиан все еще смотрит на мать застывшим, непроницаемым взглядом. — Помоги мне, сынок, — просит его Талия, извиваясь на полу как змея под каблуком. — Пожалуйста, Дэми, спаси меня. Я люблю тебя, Дэми. Дэмиан молчит, но глубоко-глубоко в нем конечно же еще теплится сомнение и наивная детская надежда. А руки, сцепленные в замок, почти незаметно дрожат. Не всякий взрослый способен убить в себе надежду — а он всего лишь ребенок. С трудом Диана удерживается от того, чтобы взять Талию за холеную гриву и возить лицом по бетонному полу, пока она, наконец, не закроет свой рот. Но это никому не поможет. Только правда поможет. Всегда помогает, лекарство самое действенное и самое горькое. Когда Диана скручивает ей руки сверкающей нитью лассо истины, Талия начинает говорить. — После всего он должен был убить Брюса, — говорит она о своем сыне так, словно его здесь нет. — Или хотя бы умереть, пытаясь. Диана старается дышать глубоко и ровно. Заставляет себя смотреть в зеленые глаза Дэмиана — потому что он есть и он здесь. Его боль словно жгучим ядом течет по ее венам, но она все равно безжалостно проворачивает лезвие в его ране — как в своей. Потому что нельзя иначе. — Так хотел Рас аль Гул? — Так хочу я, — Талия смотрит на нее с ненавистью. — Больше всего на свете хочу чтобы Брюс умер. Или хотя бы страдал до конца его дней. Он не должен быть счастлив — ни с тобой, ни с кем-то другим. Нет. Брюс, Брюс, Брюс… Она и вправду им все еще одержима. Внезапно Дэмиан пожимает худыми плечами, поправляя школьную сумку, и усмехается. Слишком по-взрослому цинично для своих двенадцати лет. — Не удивила, мам. Ты в своем репертуаре. На мгновение хватка Дианы ослабевает, и Талия умудряется высвободиться. Мгновенно подхватившись, она застывает напротив сына с ножом в руке. Что-то настолько древнее овладевает Дианой, настолько неодолимое как первобытный инстинкт, что она действительно сейчас готова убить. Не из ревности, нет. — Ты его больше не тронешь, — собственный голос кажется ей низким как звериный рык. — Я позабочусь об этом, Талия аль Гул. Словно чувствуя опасность, Талия шаг за шагом отступает. Не сводя глаз с блестящего лезвия в руке ее, Диана подбирается, готовясь к броску. — Эй, мам! — внезапно слышит она голос Дэмиана рядом. — Ну так кто же я тебе, все-таки? Талия улыбается сыну — так же остро и холодно, как сталь в ее руке. — Моя большая ошибка, сынок. Лезвие молниеносно летит ему в горло, и у Дианы нет времени выбирать. Только сверхъестественная реакция помогает ей вовремя сбить мальчишку с ног и вместе с ним покатиться по бетонному полу. Когда она поднимает глаза, Талии словно и не было здесь никогда. Наверное, к лучшему, думает Диана, равнодушно глядя как и без того уже грязную блузку закапывает кровью из разбитой губы. Убивать Талию на глазах ее сына — было бы слишком. — Ну, добро пожаловать в семью, — ухмыляется Дэмиан, поднимаясь на ноги, и протягивает ей белоснежный платок с вышитой монограммой. — Диана Принс. Пальцы у него все еще дрожат — почти незаметно. Вытирая с лица кровь, она старательно не замечает. — И кто же меня слил? — интересуется Дэмиан, когда они идут к машине Дианы, припаркованной в отдалении. — Альфред просил разыскать тебя побыстрее. Он сказал, ты странно себя ведешь в последнее время. — Но я же выкинул маячок в канализацию. Он был совсем детским, я его в пять минут нашел, — недоуменно фыркает Дэмиан. — Был еще один, да? — Два, — кивает Диана, и он закатывает глаза. — Семейка… На всякий случай: я и без тебя прекрасно знал, что она врет, — буркает он. — Не в первый раз. Просто хотел во всем разобраться сам. Но глаза у него еще подозрительно блестят — и Диана старательно смотрит себе под ноги. Из уважения и потому что никто не заслуживает слышать такое от собственной матери. Особенно мальчишка двенадцати лет. В следующий раз он заговаривает только уже на пассажирском сидении ее машины. — И не надо бегать и вытирать мне сопли как мамочка. — они скептически переглядываются, и Дэмиан вздыхает. — Ладно, сравнение так себе… Эй, я же тоже тебе не нравлюсь, Диана Принс? — Ну, — заводит она машину и мягко трогается. — Ты избалованный, наглый мальчишка и иногда мне очень хочется перекинуть тебя через колено и выдрать как следует. Но, думаю, ты небезнадежен, Дэмиан Уэйн. Внезапно он громко смеется — слишком по-взрослому для сопляка. — Кажется, я теперь понимаю, почему он выбрал именно тебя — после Талии Аль Гул и Селины Кайл. Любопытство невольно занимает ее. Если честно, иногда ей, полубогине с немалым грузом прожитых лет за спиной, и самой хочется это понять. — М? — Ты скорее убьешь его правдой, чем ложью, — с усмешкой смотрит сын Брюса Уэйна на нее своими слишком взрослыми зелеными глазами. — Так оно… легче, знаешь ли. И вот еще что, — и тут же прилипает к окну, глядя как за бортом остается закусочная. — Есть хочу. Купи мне чизбургер, а? Вегетарианский. И еще колу? Ты сказала, что позаботишься обо мне, слышишь, Диана Принс?.. Со вздохом Диана на мгновение опускает ресницы и слушает его детское нытье. Ну, матерью для сына Брюса она едва ли когда-нибудь станет. А вот другом — возможно. Когда-нибудь.