Почувствовать

      В этом совершенном мире, созданным Богом, было, пожалуй, одно упущение, на которое Акисе смотрел сейчас.       Взглядом, направленным в зеркало.       Система, включающая в себя болезнь ханахаки, считалась проклятьем теми людьми, которых не устраивали её законы, но Акисе не устраивало исключение из правил.       То самое, что продолжало смотреть на себя в отражении.       Юкитеру осторожно улыбался взволнованной Юно, обещая скоро вернуться из уборной, а девушка оставалась в десяти метрах от входа в мужской туалет и позволяла вырываться из недр грудной клетки тому самому кашлю, вслед за которым обязательно выпадал сиреневый лепесток.       Она откашливалась всякий раз, стоило ей покинуть поле зрения Амано, потому что не могла позволить ему заметить.       Замечал Ару, и ему не становилось от этого легче. Юно перетерпит и продолжит добиваться взаимности: подумаешь, Юкитеру с ней только ради игры. Она не остановится. Она ведь чувствует.       Но ведь Акисе чувствует не меньше, так почему его сознание чисто, а организм абсолютно здоров? Где те самые приступы и прорастающие цветы?       Ну не может быть, чтобы чувства этой психички были столь искренними, а его — нет . Или... Неужели это всё его слепая надуманная влюблённость, что загородила взор от истины?       Нет, тут возникает неувязка.       Навыки детектива помогают Акисе в поиске информации. История свидетельствует, что случаи с любовными многоугольниками существовали и существуют. Окружение своим примером доказывает: если любишь, то страдаешь вплоть до тех самых лепестков.       Открытое взаимодействие с заражёнными ханахаки не приводит ни к чему.       Ару по-прежнему чист. Ни единого ростка внутри. Ни капли крови.       Рождаются подозрения, что это не чувства дефектные, а он сам.       Игра на выживание с призом в качестве места Бога идёт.       Акисе тоже идёт, но не просто так, а в магазин цветов.       Домой он приволакивает десятки пакетов семян, домашние цветы, несколько цветочных горшков и мешок почвы.       — Запись первая, эксперимент один. Глотаем семена, пока что одного растения. Параллельно готовим материал к следующим опытам в случае провала первого. На данный момент я употреблю в пищу семена фиалки: может, сиреневый цвет сыграет роль. Итак...       ...Акисе не получает результата.       — Запись четвёртая. Прошло три дня. Оба эксперимента потерпели крах. Собираюсь смешать всё, что вижу. Хех, я схожу с ума или просто открыл в себе сомнительный талант учёного?...       На следующий день парень зарабатывает несварение и пропускает школу.       Эксперименты заходят дальше нужного в тот момент, когда Акисе вспарывает собственную кожу, чтобы убедиться в наличии либо отсутствии ростков, а потом забрасывает в свежие раны семена.       Семена не приживаются.       Ару пробует ростки.       Ростки не приживаются.       В малиновых глазах постепенно угасает надежда.       — Запись двадцать пятая... С чего я вообще решил, что попытки совместить человека и растение к чему-то приведут. Это не имеет значения. Как и моё существование. Ход исследования можно наблюдать с первой по двадцать вторую записи. Двадцать третья и двадцать четвёртая подводят итоги... если это вообще кого-то интересует. Записей больше не будет.       Диктофон разлетается в щепки. Акисе смеётся и плачет, бьёт со всей дури по зеркалу — так, что то крошится в месте удара. Он подбирает с пола крупный осколок, режет предплечья поверх засохшей сукровицы и посыпает их сиреневыми лепестками.       — Боже, я действительно влюбился. Только влюблённый идиот дошёл бы до такого.

***

      — Ару Акисе...       — Так это ты Деус? Как жаль, ведь у меня накопилось достаточно вопросов. И если ты действительно настолько всеведущ, как об этом говорит религия, то можешь догадываться, что дело не только в игре.       Взгляд горящих пламенем глаз давал понять: юный детектив собирался раскритиковать систему Деуса в пух и прах, пусть даже ценой собственной жизни. От праведного гнева Акисе остановил понимающий вопрос:       — Иммунитет, я полагаю?       — Видимо, он самый. Зачем? — только и сорвалось с тонких губ.       — Мера защиты. Я должен был избавить твоё существование от страданий.       — Что не очень-то и получилось, — парень сомнительно потёр забинтованную руку. — Интересно: Бог защищает от боли одного человека, при этом пуская на самотёк чувства других. И в чём же заключается моя "ценность", если это происходит?       Деус собирается дать ответ, но связь нарушается, и Акисе выпадает обратно в реальность.       — Вот чёрт, — альбинос шипит, оглядывая компанию. Опечатавшийся Косака нервно потеет в надежде на то, что никто не обратил на него внимание. — Я не успел. Мы должны попытаться ещё раз... пожалуйста.       И возобновлённый диалог с Богом начинает идти в том самом русле, из которого впоследствии Ару получит нужные ответы... и не только.       Новость о том, что Акисе не является человеком изначально, несколько подбивает равновесие.       Заявление Деуса о том, что особые чувства были его замыслом, почти что уничтожает парня.       От полного исчезновения альбиноса спасает его... лёгкое помешательство.       — Реакция на иммунитет. Она не была прописана в программе, если ты действительно хотел, чтобы Наблюдатель служил тебе как можно дольше. Мои израненые руки — вот моё доказательство автономности!       Это срабатывает. Деус останавливает процесс уничтожения Акисе и смотрит с крайним любопытством.       — Хорошо. Очень хорошо. На склоне лет лицезреть подобную наглость, однако — награда. Я могу выполнить одну твою просьбу: всё, что не касается Игры напрямую.       Парень задумывается на несколько секунд.       — Избавь меня от иммунитета, Деус.       — Ты уверен?       — Это всё, чего я могу желать.       Акисе выпадает вновь и слышит под конец глухой голос Бога: "Жизнь скоротечна." Он приходит в себя, постепенно, пока несколько пар взволнованных глаз осматривают его с головы до пят.       А потом заходится кашлем. Неприятное жгучее чувство берёт в тиски всё, чем можно дышать, настолько крепко, до мерзкого зудения, что Ару падает на пол во всепоглощающей агонии.       — Что с ним? Акисе? Акисе-кун!       Приступ спонтанно кончается спустя минуту. Альбинос чувствует себя так, будто выкашлял все лёгкие, вдыхает воздух — нет, органы на месте.       А в руке оказывается крохотный лепесток, и почему-то это замечают все.       — Ты когда успел-то?       — А он не в Бога случайно...       Акисе тихо смеётся.       — Да, я пережил почти что роман на Небесах, а теперь моё сердце ранено. Чего вы так смотрите? Я пошутил. Давайте вернёмся к делу.       Больше парень на эту тему ни с кем не говорит.       Лишь мысленно ликует.       "Вот какая ты для всех, любовь. Приятно познакомиться."

***

      Мир, разваливаясь на части, покрывается кровью и сиреневыми цветами в том месте, где Юно и Ару сражаются.       Разница в оттенках.       Мальвы Гасай яркого, насыщенного, глубокого цвета — так и кричат своей пёстрой окраской.       Мальвы Акисе поражают своей нежной, животрепещущей бледностью, чистотой; и как бы девушка не пыталась себя убедить, что в чувствах выигрывает яркость, парень знал: его любовь куда более трепетная и ценная, а победа зависит от подхода.       Юно осознаёт это, когда Акисе целует Юкитеру у неё на глазах без доли наигранности. Крик ненависти рвётся наружу.

***

      На следующее утро Юкитеру просыпается с комом в горле. Тем оказывается соцветие незабудок, от которого больно избавляться вовсе не физически.       Потому что Амано знает: это был единственный ком цветов, остальные не появятся.       Потому что вчера тело Акисе сыграло последнюю мелодию бледных мальв.