I still wonder, you're mine

Под стужей ледяных оков мы можем прочувствовать любовь. Когда она касается поверхности нашей кожи и целует белоснежно снежными губами, охлаждая мозги. У тебя самые теплые руки из всех, что я видел на свете. Когда холода проникают в мой разум, лишь ты меня греешь. Тебе не нужны шерстяные покровы, сильная потливость и пылкий разум. Все чего тебе хватает — взять меня за руку в ледяную стужу. Я тогда бы мог подумать что нахожусь на северном полюсе, но касаясь твоих ладоней погружаюсь в Сахару. У тебя руки пахнут любимым антисептиком с блестками, что ты покупаешь просто так, что выдавливаешь на руки просто так. Он без спирта, ведь спирт для тебя яд, ты ведь завязал, ты ведь больше не глотка. Я даже могу простить тебе двухнедельную пьянку с другом, когда ты перебрал соджу, потому что ты вторил мне сто тысяч раз «это последний». У тебя большой и некрасивый нос. Шучу, он большой и ужасный, хаха. А еще твои тёплые руки очень сильные; каждый раз, когда ты хватаешь меня за плечо, мне больно, но все что я хочу сказать — «все в порядке», а ты даже внимания не обращаешь. Бить меня стало привычкой? Ты любишь меня бить? Или меня? Или бить? У тебя ужасные мышцы: они такие накаченные, что мне хочется закопаться в землю, считая, что я уродец. А потом, я вспоминаю, что все до каждого миллиметра моё. Потом я вспоминаю твой голос, что так высок и чист. Ты сладок на вкус, без ноток терпкой ванили и приторной вишни, засахаренной прошлым летом. Меня бесит твой красивый голос, а потом я вспоминаю, ты мой. А ещё у тебя отвратительный вкус в одежде, ты думаешь, я не вижу как ты косишь под Юнги? Правда, очень. А мне говоришь, что «хен меня парафинит». Черный ты не умеешь сочетать с цветным, а тональный крем на твоей коже ужасен. Честно, лучший твой облик — нагой. Без глаз чужих, когда мы вдвоем, когда на тебе только я и мои руки. Когда мы в моей мастерской, и я рисую тебя, моего Аполлона воплоти. Где мы не занимались сексом? Кажется, таких мест нет. Потому что за каждой премией есть твое «хен, пожалуйста, я тебя так сильно хочу». Это гадко, маленький извращуга. Как я могу сказать тебе нет? Также ужасны выступления, когда я пою на тысячи человек, а ты обнимаешь меня сзади. Я же так хочу развернуть тебя к себе и сказать: «почему же ты не даешь обнять тебя в другое время? Все ради фансервиса?» А потом я вижу твой туманный, влюбленный до безумия взгляд, кричащий «будь рядом всегда, хен!» Иногда мне кажется, что ты сасен фанат, а не участник нашей группы. Включать наши же песни на весь дом. Зачем? Чонгук, а зачем петь мои песни в душе? Чонгук, для чего нужно было брать мою бритву? Или, во сне стричь мои волосы? Забирать мои серьги и говорить что ты мой принц, а не я твой. Для чего это нужно было, если ты знаешь что ты мой? Мы не можем быть отдельно, ведь больше нет тебя и нет меня. Все, что осталось от двух личностей, —это прошлые ошметки юности. Лишь зрелость в общей голове. Однажды я ведь больше не смогу просто любоваться красивым тобой на сцене. Или задумчивым взглядом на арми. Я ведь прижмусь и начну говорить, что снова хочу одиночества. Зимний вечер подходит к концу, и ты говоришь, что пора спать. Как задержать эти мгновения мне еще на секунду? Как запечатлеть эту луну и хлопья снега, хрустящего под нашими ногами? Ты твердишь, что я замерз. Кажется, одни твои теплые руки не сумеют согреть меня. — Я написал 4 o’clock про тебя. — Я помню. — Мне нужно больше музыки, что кричит о любви к тебе. — Ладно.