***
Я открыла глаза, голова трещала по швам, да и все тело было будто одной сплошной болью. Осмотрев себя, увидела багровую от крови, обожженную правую руку. Все предплечье и кисть были словно куском мяса. Стало еще больнее, и я почувствовала, что меня вот-вот стошнит. Я давно перестала бояться крови, но увидеть свою собственную поджаренную конечность явно была не готова, и весь мой завтрак оказался прямо на моей майке, так как я все еще лежала. Странно, что не задохнулась в рвоте. Я попыталась встать, очень хотелось хотя бы умыться — такой грязной я себя сейчас чувствовала, но получила лишь еще парочку «приятных» ощущений — кажется, что-то было не так со спиной в районе лопаток, едва ли это можно с чем-то спутать. Больше я старалась не двигаться, так было почти не больно. Что, черт возьми, вообще происходит? Я отчетливо помню, как сегодня начался день: мама впервые позволила мне сесть за руль её старенького, но горячо любимого «логана». Вчера я отлично сдала на права, и, хоть у нас не было финансов на новую машину, мама сказала, что теперь до школы за рулем буду я. Оттуда она поедет на работу уже не на пассажирском сидении. И меня это вполне устраивало, по крайней мере до тех пор, пока я не заработаю на свою собственную тачку. А лето было не за горами. Сдать экзамены, подать документы в университет, и работать. Работать, работать, и еще раз работать! Но не о мечтах сейчас. Я помню, как вышла из машины, и… пустота. Господи, я ничего не помню! Что было дальше, черт возьми?! Где я вообще нахожусь?! Кажется, задала вопрос я как нельзя вовремя, так как послышались приближающиеся шаги. Звуки ботинок о каменный пол. И ключи, я определенно слышала связку ключей. Через некоторое время пришел какой-то амбал, отдаленно напоминающий человека, и, больно схватив меня за локоть так, что я услышала треск всех сломанных костей, повел куда-то. Я старалась не орать с каждым новым шагом, но слабо получалось. Из горла все равно вырывались всхлипы и писки, а из глаз бессильно текли слезы. Я шла чуть позади моего провожатого, так как он надел на меня кандалы и наручники, и его слабо волновало, рядом я семеню или позади. Но, кажется, мы следовали какому-то графику, поэтому периодически он подергивал цепь, причиняя мне тем самым еще больше боли, и, ухмыляясь, орал «Быстрее» и все в таком духе, будто я рабыня. Вероятно, я была приблизительно права насчет этой теории, ибо в тусклом свете коридора, по которому мы шли, я увидела, что нахожусь в подземелье, оборудованном под тюрьму. Атмосфера, вонь и обстановка очень смахивали на средневековый квест, разница была лишь в том, что декорации, кажется, декорациями вовсе не являлись. Выглядело, во всяком случае, очень правдоподобно. Минут десять мы петляли по бесконечному лабиринту, то спускаясь, то поднимаясь по лестницам, переходя из зала в зал, из коридора в коридор. Сначала я пыталась запомнить дорогу, но после пятидесятого поворота сбилась и плюнула на это дело. В конце концов, мы вышли из подземелий и помещение стало напоминать замок. Мрачный такой, зловещий, по стенам оплетенный шипастыми растениями, на которых, тем не менее, росли цветы. И мне даже казалось, что я слышу голоса бутонов. Схожу с ума от боли? — Эм, приятель, а куда мы идем? И что это за место? — я не удержалась и спросила. Понятия не имею, поможет ли мне хоть чем-то эта информация, но я точно удовлетворю своё любопытство, а там подумаю, что делать. — Ведьме слова никто не давал, — не переставая идти, отчеканил этот… охранник? Страж? Да, пусть будет страж. С чего он меня ведьмой назвал? Это из-за того, что я рыжая и женщина, что-ли? Ладно, пусть зовет как хочет, главное — информация. — И все же? Он не удержался. — Что, ведьма, не узнаешь тюрьмы, в которую угодили князь и лорд Седрик по твоей же милости? Меридиан большой, но это место ты теперь запомнишь, как ничто другое, — ну, если честно, мне стало страшно. У него такой голос басистый, что в жар бросает. Но не от томных вздыханий, а от осознания участи. Меня похитили сумасшедшие? Я сама сошла с ума? Сплю? Нет, точно не сплю, во сне нет такой яркой боли. И что еще за князь, Меридиан? Он экватор с меридианами попутал или что? Сколько вопросов! — А идем мы к князю на аудиенцию. Будь благодарна, что не на плаху. Но сначала, пожалуй, заведем тебя в прачечную. Такой грязной перед князем показаться? Совести нет, — он говорил так, будто я знала, что он меня вызовет, и нарочно блеванула, а также сломала кости и в процессе вся перепачкалась. Так, постойте, что? Мне показалось, или этот типчик, пока говорил про прачечную, гаденько так ухмыльнулся, и хищно посмотрел в вырез моей майки? Ну нет, нет! Нет, нет, и нет! Кто бы ни устроил эту шутку, она определенно вышла из-под контроля. Мамочка, я так хочу домой! — Мы дошли! — услышала я. Что ж, готовься, Вилл, обороняться от похотливого стража, если что. На мое удивление, обороняться мне вовсе не пришлось. Страж передал цепь от кандалов и наручников какой-то рыжеволосой женщине, по одежде напоминающей служанку, и та повела меня дальше по коридору, завернув в один из поворотов на развилке, у которой мы остановились. Поворот заканчивался дверью. Типичной такой дубовой деревянной дверью, как в средние века. И одежда у служанки похожая. Может, хоть она посговорчивее будет? Но не успела я сказать и слова, как она открыла дверь, практически впихнув меня внутрь, и удалилась, заперев мой путь к свободе. Это я поняла, услышав характерное позвякивание ключа в замочной скважине. Оглядевшись, я поняла, что стою в огромном помещении. Под сотню служанок стояли у тазов с бельем, сосредоточенно, почти ритмично полоща его в мыльной воде. Ко мне подошла девочка лет десяти, одетая, как и прочие в этой затхлой зале, в бежевое платье, с юбкой чуть ниже колен, поверх которой был повязан белоснежный передник. Добродушно улыбнувшись, девчушка оглядела меня с ног до головы, смешно сморщив носик, когда увидела майку, всю в рвоте. По-моему она даже хотела взять меня за руку, но передумала, и просто спросила: — Мисс Вилма желает принять ванну? — теперь настала моя очередь морщить нос от нелюбимого сокращения моего полного имени. — Пожалуйста, Вилл. Или хотя бы Мина, что угодно, но только не Вилма. А откуда ты меня знаешь? — Как же так, мисс Вилл? — исправилась, и на том спасибо, — Вы меня совсем не помните? Мы, конечно, виделись всего раз пять, но Роза думала, что нравится мисс Вилл. — Прости, я не помню ничего об этом месте, его обитателях, и даже не помню свой последний день на свободе. Роза — это ведь ты, да? Красивое имя, и от ванной я не откажусь, — я лучезарно улыбнулась девочке, сама не зная, откуда во мне взялась такая нежность, ведь обычно я терпеть не могу детей. Теперь уже не стесняясь вовсю улыбаться мне в ответ, и даже не брезгуя взять меня за руку, Роза повела меня в сторону одной из дверей, находившейся по левую стену от входа. Когда мы туда вошли, я увидела с десяток душевых кабин, а девочка протянула мне руки. — Что такое? — не поняла я. — Роза выстирает вещи мисс Вилл, пока та моется. — А что же мне надеть после? Они ведь не успеют высохнуть, — девочка снова широко улыбнулась в ответ на мои слова. — Мисс, это очень хорошая прачечная, — окей, предположим, она меня успокоила, хотя это было вовсе не так. Отдавать свои вещи ребенку, раздеваясь при нем же, было весьма странно. Но отмыться хотелось сильнее, поэтому я не стала особо спорить, и, раздевшись, отдала сложенные в аккуратную стопочку вещи. Я не любитель порядка, но впечатление о себе портить не хотелось. Вновь сморщив носик при виде рвоты на майке, прачка проговорила: — Зудак сказал, что у мисс Вилл есть двадцать минут на душ, — и за ней закрылась дверь. Зудак это, видимо, тот амбал? Ну что ж, на душ мне и пятнадцати хватит. Когда я вышла из-под теплых струй воды, уже чистая и почти счастливая, увидела на лавке, что стояла правее двери в этом подобии бани, стопку полотенец и свою одежду. Сухую! Да, я определенно почти счастливая. Почти, потому что оставался тот факт, что все тело болит почти до слез, и я неизвестно где, без памяти о последних двадцати четырех часах, если не больше, ибо я понятия не имею о том, сколько была в отключке. Подошла к лавке, начала одеваться. Эх, вот так случается хоть что-то хорошее, и мгновенно перекрывается всем негативом, только негатив на этот раз не от эфемерных подростковых проблем, а от вполне очевидных материальных вещей. Я вышла из помещения с душевыми. Заметив ту дверь, в которую меня затащили из коридора, я поспешила туда, если, конечно, можно применить слово «поспешила» к человеку, у которого, вероятно, трещина лопатки. Идти было очень больно. А обожженная рука, изнывающая теперь после теплой воды, болела даже пуще прежнего. Как только я оказалась у двери в коридор, щелкнул замок, и чья-то рука грубой хваткой снова потащила меня куда-то. Как только мы дошли до развилки, Зудак снова нацепил на меня кандалы и наручники, которые Роза сняла с меня вместе с одеждой. — Идем очень быстро, князь устал ждать наглую ведьму, — я закатила глаза. И не надоело ему так меня называть? Мы блуждали по замку-лабиринту еще минут пять, и вышли, как оказалось чуть позже, в Тронный зал. Он был поистине великолепен! Хоть и до ужаса мрачен. Однако, я всегда любила подобную готическую эстетику, и даже невольно присвистнула от восторга. Если бы не бесившие, всюду разросшиеся лианы с шипами, это было бы просто поистине чудесное с точки зрения искусства место, за возможность изобразить которое моя давняя подруга и художник Эбигейл откусила бы себе руку. А когда мой восхищенный взгляд наткнулся на возмущенный и надменный, захотелось домой, ну просто очень-очень! Восседающий на троне мужчина будто сошел со страниц женских модных журналов: его белоснежные локоны, доходившие чуть ли не до пят, были умело заплетены, хоть и большая их часть свободно волнами спускалась к полу; об острые скулы можно было бы порезаться, а телосложение, скрытое балахоном, при этом подчеркивающим фигуру, было атлетическим, не иначе, в зале зависает большую часть дня. И борода, забавно выглядящая на любом другом, придавала его виду грозности, силы, мужественности. И холодные синие глаза. Взгляд его, при этом, был ставящим на место. На колени, кланяйся, носом в землю. Я и не заметила, как, стараясь не тонуть в этих глазах, так и сделала. Против своей воли! И спина заболела пуще прежнего, так, что я взвыла от боли. — Отдай мне Сердце Кондракара, Стражница! — приказной тон, не требующий возражений. Не замечая, что говорю вслух, а не прокручиваю мысли в голове, слышу свой осипший до шепота голос: — Стражницы, Сердце Кондракара… Бред какой, хочу домой, — и тут же замечаю свечение на своей шее. Буквально из моего тела по волшебству появляется талисман, видимо, то самое Сердце. Не понимаю, почему я так считаю, я просто знаю это, чувствую, и чувствую, что ни за что не должна отдавать его. Вспышки голубого, летающие девушки рядом. Синий портал. Я стою в центре, кто-то говорит поднести Сердце к этому проходу в другой мир, но я говорю, что мы должны объединить силы. Ничего не получается, паренька забирает огромный змей, пришедший за ним из портала. Корнелия смотрит на меня осуждающе. Стоп, Корнелия? Кто все эти люди, почему я знаю их имена? Меня вырывает из видения нехватка воздуха. Кто-то держит меня за горло, я с трудом разлепляю веки, и понимаю, что прижата к стене. Князь без особых усилий держит меня над землей одной рукой. — Я сказал отдать Сердце. Живо! — его голос показался бы мне даже приятным, если бы не тот факт, что от его злобного утробного крика у меня уши в трубочку свернулись. На миг показалось, что я оглохла, а фраза засела в мозгу, повторяясь по кругу. — Я не знаю, кто ты, — хриплю я, — но чувствую, что не должна этого делать. Мне кажется, я вот-вот упаду в желанную темноту, но не тут-то было. Князь смотрит на меня непонимающе, но в один миг синие глаза становятся почти черными от бурлящей в них злости, и второй рукой ударяя живот, он повторяет одну и ту же фразу. Бьет, и повторяет, бьет, и повторяет. Удары отдаются в больную спину, при этом я чувствую, как хрустит и ломается одно из ребер, я закашливаюсь кровью, и вместо того, чтобы думать о спасении, вдруг задаюсь вопросом: почему он сам марает руки об меня? Если он и впрямь князь, должен бы слуг просить. А может, это что-то личное? Слышу звон металла, и видя в руке князя то самое Сердце, ужасаюсь. Сорвал с меня. Просто избил, и порвав цепь, сорвал с меня! По необъяснимой причине хочется кричать. Не от боли или всего навалившегося, я просто чувствую, что если оно достанется ему, то всему конец. В самом широком смысле этого слова. Что бы это за побрякушка ни была, она должна быть в моих руках, а не его. Стоит мне об этом задуматься, князь, будто обожженный, кидает куда-то в сторону нагревшийся предмет и рычит. Я вижу черный след в виде талисмана на его ладони, и мне хочется окончательно победно улыбаться, когда Сердце, вместо того, чтобы врезаться в стену, летит в моем направлении, и я слышу щелчок замочка. Оно снова на моей шее. Довольная этим фактом, я погружаюсь в желанное забытье.***
Как оказывается, не надолго. Я открываю глаза и вижу возвышающегося надо мной мужчину, чем-то похожего на Фобоса, только лицо более вытянутое, а блонд более… желтый. Цвета солнца, пожалуй. У него тоже присутствуют аристократические черты, но они нисколько не идут в сравнение с теми, что я видела у князя. Фобос? Его имя? Или мои иллюзии? Господи, да что с моей головой?! Неожиданно для себя подмечаю тот факт, что тело больше не болит. Совершенно, ни одна клеточка. Мужчина сразу же начинает говорить: — Вы что-нибудь помните? — Например? — не понимаю я. Неизвестный задумывается, по-змеиному высовывая язык. Это еще что такое? — Скажем, мое имя. Хотя можем начать и с вашего, — кажется, он пошутил, но шутку я совсем не оцениваю. Хмурю брови, и серьезно говорю: — Свое имя я помню. Вильгельмина Вандом, лучше просто Вилл. А вас я никогда в жизни не видела, — блондин со змеиным языком странно смотрит на меня, будто не веря своим ушам. — Сыворотка не солжет… — он быстро отходит от меня, напоследок что-то говоря женщине, на вид служанке. Только тогда до меня доходит, что я, как минимум, в комнате, а не в камере. В кровати с алым балдахином и едва ли похожу на заключенную. Я хочу осмотреться, задать кучу вопросов, пока этот тип не ушел, но за ним закрывается дверь. Подходит служанка с кувшином, наполняет глиняную кружку, и извиняющимся тоном просит меня выпить содержимое. А вдруг я сказала что-то не то, и этот мужчина приказал дать мне яду и скинуть смерть на служанку, или вообще обставить всё, как самоубийство?! Упрямо качая головой в знак протеста, я хочу встать с кровати и бежать от греха подальше, но понимаю, что ничего не выйдет, так как, хоть все мои травмы были вылечены, усталость никуда не делась. Заметив мою растерянность, служанка воспользовалась этим, и, зажав мне нос, на что я рефлекторно открыла рот, влила жидкость в глотку. Не успела я понять даже вкуса непонятной субстанции, как снова провалилась в темноту.