Эффект бабочки/Butterfly Effect

Этот момент Рен представлял тысячи раз. В его мечтах они были в романтичном месте, она розовела от смущения, он шептал ей нежности, и его признание обычно сопровождалось ее несмелым «Я люблю тебя». И это только подтверждало, что мечты остаются мечтами. С одной стороны, Кеко точно к такому не готова. С другой, его признание едва ли могло быть встречено не подвергнутым сомнению принятием. С другой стороны он действительно никогда не думал, что однажды Кеко будет знать его тайну и потребует объяснений. Внезапно столкнувшись с действительностью, он нашел себя нетипично косноязычным. Поэтому он сделал то, что любой сделал бы — он остановился. «Хочешь выпить чего-нибудь?» — спросил он, нервно облизав губы. «Ничего, спасибо», — сказала она. «Ты уверена? Вода? Чай? Сок?» «Нет». Он сглотнул и выбрал самый честный подход. «Это заставило бы меня чувствовать себя лучше, если бы ты не просто стояла там». Кеко открыла рот, чтобы отказываться, но затем передумала. Чем быстрее она успокоится, тем быстрее они закончат это. «Тогда можно мне воды, пожалуйста». Он кивнул и поспешил наполнить ее стакан, думая о лучшем способе начать этот разговор. Он посмотрел на нее, слегка опустив глаза, чтобы стоявшая в его гостиной девушка не заметила этого. Ее поза выдавала внутреннее напряжение, как будто она ждала нападения. «Тебе стоило все же поехать со мной, — сказал он. — Не было никакой необходимости идти пешком от ЛМЕ, когда мы направлялись в одно место». «Я не была уверена, что за нами не проследят, — сказала она, принимая стакан. — Это не было бы хорошо, если бы люди увидели, нас вместе». Он открыл рот, чтобы сказать, что он, возможно, просто замаскировался бы и не причинил ей беспокойство, но он знал, что аргумент будет слабым. Даже с его окрашенными волосами и контактными линзами, Рен был ужасно приметен. Его высокий рост, его широкие плечи, все это выделяло его из толпы, и никакая маскировка не могла этого скрыть. Кеко, с другой стороны, должна была только переодеться, чтобы стать неузнаваемой. «Это было мудрым решением…,» — сказал он. Даже когда она была больна, она думала о других. Кеко отвернулась от него, как будто ей было неудобно смотреть ему в лицо, и ее взгляд упал на все еще полный стакан для виски. Она нахмурилась. «Вы пили?» Рен сглотнул. «Я собирался, — признался он. — Ты не против?» «Против, на самом деле, — сказала она. Она, должно быть, заметила его шок, поэтому улыбнулась. — Я росла в отеле, Цуруга-сан. Я видела достаточно пьяных людей». Он собирался возразить, сказать, что она сама наливала ему алкоголь однажды, и что не было ничего неправильного в том, чтобы делать несколько глотков время от времени. Но даже он понял, что было различие между виски со льдом и коктейлем, который она делала тогда. Не говоря уже о том, что предстоящий разговор не был той ситуацией, когда стоило пить. «Конечно. Извини меня, — он взял стакан и вылил его в раковину на кухне. Когда он вернулся в гостиную, обнаружил что она все еще стоит на том же месте. — Можешь сесть, ты же знаешь». Она кивнула, пытаясь скрыть нервозность. Несмотря на уверенность, что приход сюда был верным решением, она чувствовала, что ее трясет внутри. Она не знала, что сказать, она не знала, что хотела услышать, и она была вполне уверена, что не хотела слышать некоторые вещи, которые он должен был сказать ей. Но она знала — это было больше для нее. Больше, чем даже для него. Просто нужно успокоиться. Ты не знаешь наверняка, что он — Корн. «Вы слышали то, что Шо сказал мне, — сказала она, решившись начать этот разговор. — Не так ли?» Рен вздохнул. «Да. Я понимаю, что не должен был подслушивать, но …- Он пожал плечами. — Я думал, что вы общались вполне хорошо, если это имеет значение». «Это был … поучительный вечер, — она согласилась с его замечанием. — Цуруга-сан … мы — друзья, не так ли?» «Да. Да, несомненно». — Хотя я сомневаюсь, что ты захочешь иметь со мной какие-либо отношения, после того как мы закончим этот разговор. «Тогда, пожалуйста, будьте честным. Шо говорил правду? Вы действительно … Куон Хизури?» Рен закрыл глаза и кивнул. Кеко нервно сглотнула. «Ясно». «Ты должна понять, — сказал он, слова вырывались из его рта быстрее, чем он мог остановить их. — Это действительно — большой секрет. Даже Яширо не знает моей реальной личности». — Ну, не настолько большой, по крайней мере до тех пор, пока Фува не выболтает его таблоидам, но он предпочел поддерживать иллюзию, что не все было потеряно. «Я очень сожалею, Хизури-сан, — сказала Кеко, склонив голову. Имя было таким непривычным, как будто она говорила с незнакомым человеком. Оно просто не соединялось с образом человека перед ней. — Это Ваше личное дело, и этот идиот, Шотаро, в него влез. Я очень сожалею». «Это не твоя вина, что твой друг — осел, — сказал он, потянувшись, чтобы коснуться ее плеча. — Действительно, Кеко, ты не находишься ни в каком обязательстве вообще, чтобы извиняться за него». Она вздохнула и кивнула. Неудобная тишина повисла между ними. Рен задавался вопросом, должен ли он добровольно сообщить ей еще информацию и хоронить себя еще глубже, в то время как Кеко рылась в мозгу в поисках того, что бы сказать. Внезапно она спросила «За день до того, как Вы дали мне синий камень, Вы летали. Как Вы сделали это?» Рен почувствовал, что его внутренности сжались от подступающего страха. «О, … ты поняла, что это был я?» Кеко вздохнула немного более свободно, не увидев отрицательной реакции на свой вопрос. «Да». Он внутренне съежился и пожалел, что не может пнуть себя сам. Она на самом деле понемногу вытягивала информацию из него. Девушка действительно знала его лучше, чем кто-либо еще. Он глубоко вздохнул, и позволил себе просто принять это. Безотносительно. Этот разговор скоро закончится, так или иначе. «Это была просто уловка, которую я изучил на уроках гимнастики. Она создает иллюзию полета, даже при том, что ты действительно не делаешь ничего особенного. Балерины постоянно используют этот прием». «Действительно было похоже на полет, — сказала она. — Для Вас это, может, и не было чем-то особенным, но я думала, что это было волшебно. Хизури-сан, я очень сожалею о том, что не слушала Вас больше». «Что ты имеешь в виду? Ты слушаешь меня все время». «Я имела в виду, когда мы были детьми. Вы были несчастны, не так ли? — Он неохотно кивнул и наблюдал, как она удрученно опускает плечи. — Я сожалею. Я была очень эгоистична». «Ты была ребенком, Кеко, — сказал он. — Не будь так строга с собой. Кроме того, если бы я хотел сказать тебе о моих проблемах, я сделал бы это. Я был просто рад провести время с кем-то, кто видел во мне обычного человека». Кеко сглотнула. Ее голова разрывалась от новой информации. Она помнила те времена, когда она сказала ему о Корне, ее волшебном принце, и чувствовала, что ее лицо горело от смущения. «Сколько времени Вы знали, что это была я? Я имею в виду, что я была той девочкой, которую Вы встретили то время?» Рен улыбнулся. «С тех пор, как ты показала мне средний палец в холле ЛМЕ». Она мечтала провалиться под землю сейчас. Но сверх колоссального смущения появилось еще и справедливое негодование. «Получается, что прошло уже два года, — сказала она. — И Вы никогда не говорили мне этого. Все время я говорила с Вами о феях и волшебстве и … Вы, должно быть, вдоволь посмеялись надо мной». «Что? Нет! — Рен практически подскочил. — Я имею в виду, да, я смеялся, но я не высмеивал тебя, Кеко …» «Хизури-сан, почему Вы продолжаете называть меня по имени?» «Потому что ты — мой друг, Кеко, и я отказываюсь снова формализовать наши отношения. И я был бы рад, если бы ты называла меня Реном снова. Я не был Куоном Хизури вот уже пять лет». Она вздохнула. «Рен-сан … ты знал так долго, что это была я. Почему ты не сказал мне, что был Корном?» «Ты думала, что я был волшебным принцем, Кеко-чан, — сказал он, печально улыбнувшись. — Я не хотел… я не хотел быть тем, кто разочарует тебя». «Разочаруешь меня? Ты — лучший актер Японии! Ты — мой уважаемый семпай! Ты выручил меня так много раз! Как бы ты смог разочаровать меня? — Она была так взволнована, что не заметила, как поднялась на ноги. — Я сожалею, но ты не разочаровал меня! Нисколько!» «Спасибо, — сказал он с теплотой в голосе. — Но мы не были друзьями в то время. И к тому времени, когда мы стали … ближе… — он любовался ее румянцем, — я стал настолько привыкшим к тому, чтобы быть Цуруга Реном, что изменить это стало слишком трудно. И … тогда были вещи, которых я предпочел избегать. Воспоминания и чувства, которые, я надеюсь, не появятся никогда снова. Кеко побледнела. «Ты не обязан объяснять…», — Хотя … он отчасти сделал это. После всей лжи наименьшее, что он мог сделать — сказать правду. К счастью Рен, казалось, думал так также. «Это будет известно достаточно скоро, — сказал он. — И будет лучше, рассказать тебе самому, чем ты узнаешь все из газет. — Он думал о моменте, с которого стоит начать рассказ, и понял, что окончательно запутался. — Ты … помнишь того бигля, Рейно? — Кеко кивнула, и ее демонята издали коллективное шипение. — Ты помнишь, как он организовал поспешное отступление, как только прикоснулся ко мне?» «Да. Ты сказал, что он не в себе, и что я не должна его слушать». «Ну, да, вроде того. Но … он был также прав, когда он сказал тебе, что камень, который я дал тебе, поглотил много отрицательных чувств. Прежде чем я встретил тебя… и после этого, я был очень, очень озлоблен. — Рен пытался проигнорировать старые чувства жалости к себе и сосредоточиться на настоящем моменте. — Ты знаешь партнера по фильму своей подруги Канаэ, Хио-куна? Как его постоянно обвиняют в том, что он получает роли только из-за известности своих родителей? Если ты умножишь это на, приблизительно, тысячу, у тебя будет представление о том, что он рос как сын Хизури Куу». Он закрыл глаза, вспоминая все это. Папарацци возле него везде, залезающие на деревья за пределами его школы, чтобы снять его. Бесчисленные съемочные площадки. Еще более многочисленные срывы. «Это было очень трудно. Даже если Хио-кун будет фантастическим актером, он никогда не сможет полностью уйти от известности своих родителей. И я … это ужасно давило на меня. Когда я встретил тебя впервые, я был в отчаянии, потому что для меня было невозможно быть актером как мой отец, и я не видел выхода. Ситуация только ухудшалась. Когда я перестал быть ребенком, люди не стеснялись высказывать, что они думали мне в лицо. И некоторые не стеснялись сделать чуть больше, чем говорить». Кеко смотрела на его руки, сжатые в кулаки, и его плечи дрожащие от подавленного гнева. Она собиралась остановить его, сказать, что сейчас не время, но он взглядом дал понять ей, что он хочет закончить это сейчас. То, что он должен был пройти через это. «Мой друг, Рик, сказал мне не сдаваться. Чтобы я нападал, а не позволял делать из меня жертву. И однажды ночью … я послушал его совета. — Его воспоминания были такими яркими, как будто это произошло вчера. Он был удивлен, как легко было забыть наставления учителей и отца, дать выход гневу и ударить. Бить раз за разом. Даже когда его обидчики не могли больше сопротивляться. — Рик пытался остановить меня, когда думал, что я вот-вот убью одного из них. Другой использовал то, что я отвлекся, и попытался сбежать. Я… побежал за ним». Настоящее и прошлое смешалось для него, и Рен не заметил, как переключился на английский. «Рик хотел остановить меня, и побежал за мной. Другой парень … в темноте, должно быть, он принял его за меня, и он был в автомобиле. Он переехал его». — Он закрыл глаза, но это не остановило его воспоминания. Как тело Рика подлетело, как кукла, вверх. Отвратительный хруст его костей при столкновении с тротуарной плиткой, казалось, перекрыл остальные звуки. И затем … крики Тины. Убийца. УБИЙЦА. «Я — убийца. — Сказал он, и его голос прозвучал сломлено. — Мой лучший друг умер из-за меня. Если бы я не встретил его … если бы я не родился, этого никогда не произошло бы. Его кровь на моих руках». Она все еще здесь? С нее хватит? Он не посмел спросить, чтобы узнать. Он не смел поднимать голову от рук, настолько сильный было напряжение, сковавшее его тело. Куон кричал внутри себя. Кровь, насилие … он никогда не хотел ни того, ни другого. Но он сделал это. И он должен был ответить за свои действия. Перед его взглядом мелькнул розовый цвет, и Кеко встала на колени перед ним. «Рен. — Ее голос был мягким, но при этом уверенным. — Посмотри на меня.» Он повиновался. Сострадание в ее глазах потрясло его. «Что произошло с водителем?» — спросила она серьезно глядя на него. «Водитель?» — он сказал, не понимая смысла вопроса. «Тот, который… сбил твоего друга. Что произошло с ним?» Рен рассмеялся, в его голосе проскальзывали нотки зарождающейся истерики. «Он уехал. Полиция классифицировала это как бегство с места происшествия. Тина, девушка Рика, была слишком потрясена, чтобы дать показания, и я был едва ли надежным свидетелем. Его поймали позже. Я думаю, что его осудили на тридцать лет, или около того». Кеко торжественно кивнула, а затем мягко прикоснулась ладонями к его щекам, вынуждая смотреть на нее. «Я сожалею, Куон. Я сожалею, что ты должен был пройти все это в таком молодом возрасте. Но ты должен помнить — то, что произошло, не было твоей ошибкой». Он снова рассмеялся, и этот смех был ломким, как стекло, но она лишь крепче прижала ладони к его лицу, мешая ему отвести взгляд. «Послушай меня, черт побери! Я не говорю это, чтобы заставить тебя чувствовать себя лучше. Не ты вел тот автомобиль. Не ты толкнул своего друга под колеса. И если он собирался остановить тебя, учитывая ситуацию, в которой ты находился, он, должно быть, знал о возможных рисках. Он никогда не обвинял бы тебя в том, что произошло, и ты не должен обвинять себя в этом». «Но я был безответственным и глупым и жестоким. Ты видела, что я напал на Мурасаме — неужели ты тогда подумала, что это действительно часть роли BJ?» «Ты не BJ. Ты даже не Каин Хилл». «Тем не менее, он умер, потому что я не был лучше. Я… я заслуживаю того, что происходит со мной. Это — моя ошибка». «Из-за чего? Из-за того, что ты не был под присмотром родных? Из-за того, что ты сделал, когда тебе было пятнадцать? Ты был едва ли взрослее ребенка! — Кеко покачала головой. — Как ты можешь ненавидеть себя за то, что сделал настоящий убийца? Этот… засранец, который управлял машиной … он ведь собирался убить тебя. И он совершенно точно осознавал, что собирается сбить человека. Это — его ошибка, не твоя!» Рен уставился на нее так, будто видел впервые. Его голос был полон недоверия. «Ты … — он издал нервный смешок. — Как ты можешь так просто принять все это, и простить? Я мог бы быть душевнобольным убийцей, и после всего, что ты узнала, ты так быстро оправдала меня». «Потому что я знаю, на что это похоже, — сказала она. — Я знаю, на что это похоже — винить себя в чем-то, что от тебя не зависело». Он непонимающе смотрел на нее, а затем вспомнил. «Твоя мать …» — пробормотал он. Кеко кивнула, подтверждая верность его предположения. «Это не легко, — сказала она. — Я не думаю, что когда-либо смогу преодолеть это полностью. Но я понимаю, что легче обвинить во всем себя, чем признать, что кто-то, кого мы любим, был неправ». Рик был неправ, сказав ему бороться? Возможно. Возможно, нет. Но чем больше Рен пытался держаться за свою веру в его собственную виновность, тем больше он чувствовал, что ему не хватает убежденности в этом. «Кеко…» — прошептал он, и внезапно все силы покинули его. Он потерял сознание. Но на этот раз, она была готова поймать его. Ее руки, сжавшиеся на его плечах, поддержали его, в то время как он спрятал лицо в изгибе ее шеи, постепенно приходя в себя. Некоторое время они просто сидели так, без мыслей, не волнуясь об уместности. Он поразился тому, насколько сильной она могла быть, когда хотела. Он любил ее. Он искренне любил ее. Рен отстранился, и она задохнулась от его взгляда. Выражение его лица отражало множество чувств — печаль, облегчение, страх, но все их затмило огромной радостью. Он смотрел на нее так же, как на танцполе, но пристальный взгляд был сильнее в миллион раз. От этого взгляда разметало стайку фей и демонят, оставляя ее сердце обнаженным и уязвимым. Ее дыхание остановилось. Она медленно встала, стараясь казаться спокойной. «Я сделаю успокаивающий чай, — сказала она, вынудив себя безмятежно улыбнуться. — Уже поздно. Ты должен отдохнуть». Рен уставился на ее спину, задаваясь вопросом, что только что произошло. *** Кеко нужно было собраться с мыслями. Она быстро поставила чайник на плиту и начала мыть стаканы, которые они использовали, жалея, что у нее не было большего количества дел. Два ничтожных стакана были недостаточным отвлечением, не против того взгляда. Что произошло? Она делала все зависевшее от нее, надеясь помочь ему с девочкой, которую он любил. Это было первым и последним временем, которое она дала своим чувствам и притворилась, что он заботился о ней. И то, что произошло … это была просто ее внимательность к нему. Просто поддержка. Это не имело никакого отношения к любым странным чувствам, которые она могла бы испытывать… совершенно точно нет. Мир перед глазами расплывался, и она поняла, что у нее слезы на глазах. Она почувствовала, как они скатываются по щекам, и неистово стерла их руками. Почему она плачет? Почему? Возможно, потому что понимание того, что он был Корном, вызвало некоторый собственнический инстинкт в ней. Он был ее тайной, ее волшебным принцем. И теперь она не могла даже утешить себя воспоминаниями о нем, потому что он был чьим-то! «Кеко? — она услышала шепот Рена, и прежде чем она успела скрыть свои эмоции, он оказался позади нее. Медленно, он протянулся, чтобы выключить воду. — Кеко, ты плачешь?» Она хотела ответить. Она хотела быть сильной и показать храброе лицо. Но все слова застряли в горле тугим комком. Его рука легла на ее плечо и мягко повернула ее лицом к нему. Его взволнованное лицо стало последним ударом, сокрушившим плотину, сдерживающую чувства, и это была его очередь держать ее, когда она сломалась. Рыдания сотрясали ее тело, и она плакала так, будто не в силах больше держать все в себе. Все то время, пока она плакала, он не разжимал объятий, ни на минуту. Он покачивался вместе с ней из стороны в сторону, шепча успокаивающие слова и целуя ее волосы. Мягкость этих жестов усилила ее истерику… И она плакала пока у нее не осталось ни сил, ни слез. Где-то за пределами ее восприятия вскипел чайник. Рен отпустил ее, чтобы выключить плиту, затем поднял Кеко на руки и отнес ее к тому же дивану, на котором приходил в себя. Он расположил ее на подушках и нежно прикоснулся, отводя волосы от ее глаз. «Я сожалею, — сказал он. — Я не хотел заставлять тебя плакать». «Это не то, из-за чего я плакала», — сказала она. «Почему тогда?» «Просто … Не важно». «Я действительно пытаюсь… спасти тебя, — сказал он, вздохнув. — Но кажется, мне не хватает сил защитить тебя.» «Защитить меня? От чего?» «От трудностей. От слез. Я не могу видеть, как ты плачешь, Кеко. Но я никогда не смогу сделать этого». Она нахмурилась, непонимающе смотря на него. «Я не хочу этого. Зачем тебе защищать меня? Ведь ты — тот, кто говорил мне браться за любую роль без страха». «Я не имею в виду работу». — Он хотел, чтобы она поняла. И через некоторое время она начала осознавать, что он хотел сказать этим. Его предупреждения на счет «определенных» мужчин, его странные изменения настроения. Эпизод в Каруизаве, когда он злился на нее, и его реакция на то, что Шо поцеловал ее. Его гнев был направлен не на нее, но на себя. Он был сердит из-за того, что позволил этим вещам происходить с нею. Ей должно было бы польстить то, что он показывал такое беспокойство о ней. Должно было быть так. Но не было. Вместо этого она чувствовала себя возмущенной. Кроме того, она чувствовала себя сердитой. Он был Корном. Он знал точно, насколько она стремилась понравиться другим. Кроме того, он знал, насколько важным для нее было его мнение. И все же он позволил ей думать, что она была причиной его злости, и использовал ее вину в качестве рычагов давления. «Я никогда не просила меня защищать», — сказала она, пытаясь скрыть бурю бушевавшую внутри, и встала с дивана. Рен вздохнул и тоже встал. «Независимо от того, что Фува говорит, я никогда не обманывал тебя». Она просто вздохнула. «Рен-сан … это была долгая ночь. Что ж, я пойду». «Но …» «Пожалуйста, … — сказала она. — Просто … позволь мне уйти. — Она взяла свой пакет и вручила ему. — Я отдаю его тебе. Там платье и туфли». Он уставился на нее, как будто она сошла с ума. «Я купил их для тебя, — сказал он. — Они — подарок». «Я не должна была принимать его, зная что он означает. — Слезы, осознание и разбитое сердце, для начала. — Спасибо. Я имею в виду … спасибо. За все». «Я отвезу тебя домой», — сказал он. Она покачала головой. «Ты ведь не хочешь, чтобы моя маскировка в ЛМЕ пропала даром?» Его руки ослаблено повисли вдоль тела, и он пораженно посмотрел на нее. Не было ничего, что он мог сделать, чтобы уговорить ее остаться, поэтому, он сделал единственную вещь, которую мог — молча проводил ее к двери. Пройдя к двери, она на секунду замерла, кусая губу. Он очень сильно надеялся, что у нее могло бы быть что-то еще, чтобы сказать… Но нет. Она покачала головой, поклонилась и ушла. Остановившись на улице перед домом Рена, она прикусила щеку изнутри, чтобы не дать себе снова заплакать. Она только что победила и Фуву Шо и Цуруга Рена. Она достигла своей мечты. Тогда почему она чувствовала себя более несчастной чем когда-либо?