Апельсин

       — Шшш… Тише, тише, Далерка, ну куда ты так спешишь, хороший мой, а? — Андрей растерянно бормочет, стараясь остановить лихорадочный шепот льнущего к нему парня, — Погоди, Кузя, да стой же ты, сумасшедший! — миллиметр за миллиметром, он отстраняется от Далера, мягко преодолевая сопротивление обившихся вокруг него рук, ловит ладонью за подбородок, поднимая голову и пытаясь при этом заглянуть в глаза, — Далер, эй, посмотри на меня, слышишь?       Далер не смотрит, мечется взглядом, с отчаянной силой хватается тонкими пальцами за плечи Лунева, напористо тянет ближе, роняет голову ему на плечо, — Пожалуйста, Андрей, пожалуйста, — задыхающиеся, надорванные стоны в ключицу и все те же настойчивые движения бедер, упрямо прижимающие пах к пытающемуся отодвинуться от него Андрею.       Лунев и сам дышит загнанно, как в середине какой-то адской тренировки на выносливость. В висках стучит, сердце бьется, буквально выламывая изнутри ребра. Животная, дикая похоть кружит голову, лишает воздуха, сводит с ума, тело жаждет продолжения и выдержка уже идет трещинами, но всё же тот самый, финальный шаг, он не делает.       Но какого хера?! Разве не этого он хотел? Не об этом грезил в своих самых диких и невозможных фантазиях? Ну, вот его желание, его долгожданный приз в многомесячной осаде неприступного татарчонка, прямо здесь, в его руках! Голый, на всё согласный, стонущий на пике возбуждения Далерка, буквально умоляющий Андрея трахнуть его!       Тогда почему он ждёт? Чего тупит? Что не так?!       Да всё не так.       Вообще всё. И плывущий, ненормальный, почти пьяный взгляд, которым Далер смотрел в коридоре на вымазанного в кокосовом креме Андрея. И блядское посасывание пальца. И восхитительная, но странно-поспешная и неумелая инициатива с минетом, на которую Андрей среагировал как последний кобель, высунув в предвкушении язык и радостно виляя хвостом, полностью отключив свой мозг и запрещая себе думать.       Зачем думать, когда всё так прекрасно?       Но сейчас, начав слегка соображать, он уже понимает, что именно так настойчиво мигало тревожным красным светом всё это время на периферии его сознания.       Во всём, что делал Далер, не было ни капли нормальной игривой сексуальности, положенной быть в такие моменты. Её вообще не было.       А было там лишь одно огромное, почти отчаянное «в омут с головой». Безрассудная решимость человека, который знает, что всё хорошее в его жизни редко и мимолетно, и каждый раз вскоре исчезает. И который всеми силами пытается это хорошее удержать или хотя бы успеть этим насладиться, прежде чем вернется привычная серая пустота реальности.       Это для Андрея всё происходившее в этой ванной комнате было во многом игрой. Волнующей, но всё же хорошо знакомой сексуальной игрой под душем, пусть и с новыми для него однополыми нюансами. Приятное и веселое завершение этого переполненного событиями вечера, ничего более. Потереть друг другу спинку, похихикать и потискаться, обменяться взаимными «рукопожатиями» и в кроватку, спать. Только на это он и рассчитывал, оставаясь у Далера.       Бонус в виде минета, еще и по инициативе Кузяева, стал для него грандиозным сюрпризом, но — а почему бы и нет? У него никогда не было проблем с тем, чтобы в первый же вечер перепрыгнуть от первого поцелуя к активным действиям. Немного быстро? Да, быстро. Но ведь Далерчик тоже этого хочет, сам сказал.       И раз они оба этого хотят — тогда всё хорошо?       Нет, не хорошо.       Не хорошо для Далера, для которого всё слишком болезненно-серьезно, и который сейчас откровенно ломает себя на глазах у не понимавшего это Андрея. Сжигает мосты. Сжигает в первую очередь себя прежнего, со всеми своими комплексами, правилами, стереотипами, ограничениями и внутренними демонами. Спешит, наверняка еще до конца не уверенный, что это неожиданное счастье с ним надолго. Торопится, переоценивая свою готовность.       И что делать Андрею? Воспользоваться этой внезапной, хмельной решимостью Кузяева? Повестись на зов собственной похоти, на эти хриплые стоны и умоляющий взгляд, взять Далера, трахнуть, отыметь, сломать за один вечер те стены, которыми тот так долго и старательно отгораживался от всего мира? Он мог бы это сделать. Но не похоронит ли он в итоге под обломками самого Далера? И их любовь?       Нет. Всё не правильно. Это не должно происходить так. Не должно быть торопливым, наэлектризованным самоотречением с одной стороны и беспечной полу-игрой с другой. Особенно их первый раз.       — Шшшш… Всё хорошо. Всё хорошо… — Андрей гладит тихо стонущего Далера, обнимает за плечи, целует в мокрые волосы, губы, скулы, висок, лоб, трется носом о его щеку. — Всё будет, обязательно будет, но не так, Далерка. Не здесь. Не сейчас. Ты ведь сам сказал, помнишь? И ты не готов, я же вижу, знаю, это нормально, не надо спешить. Ты же понимаешь, хороший мой, правда? А я никуда не денусь, обещаю тебе. Я не апельсин, не надо пытаться сожрать меня целиком и сразу…       Он снова прижимается всем телом к Далеру, толкает к стене, продолжая шептать ему на ухо разные уютные глупости, облегченно замечая, как из парня плавно начинает уходить то ненужное, почти бешеное напряжение.       Так лучше.       Теперь просто надо закончить всё как можно скорее и идти спать, уютно завернувшись в объятия друг друга. Хватит с них двоих на сегодня.       — Прости… — Далер выдыхает тихий, судорожный смешок, — Я снова всё испортил?       Андрей хмыкает, кладет ладонь на его щеку, гладит подушечкой большого пальца острый подбородок и прижимается лбом к его лбу, — Не надейся. Расслабься, всё хорошо, слышишь?       — Прости, пожалуйста, я просто, я не знаю…       — Заткнись, а? — Лунев останавливает этот заикающийся шепот. — А то укушу, — он и правда наклоняет голову и несильно прихватывает зубами мочку уха Далера, так что тот вздрагивает, смешно ёжится, фыркает в грудь Андрея.       — Щекотно, перестань.       — Как скажешь, — Андрей ухмыляется. — А так не щекотно?       Он опускает свою руку вниз, туда, где между ними всё еще зажаты их немного опавшие эрекции, слегка отступает, чуть сгибает колени, выравнивая себя с Далером, подстраиваясь под его рост и размер, охватывает своей большой ладонью оба члена, трет, ласкает прижатые друг к другу головки, но всё это уже без прежней яростной гонки. Дикий морок последних минут ушел окончательно.       — Вот так… всё хорошо… расслабься… не борись, пусть всё идет, как идет… хороший мой… такой красивый… я никуда не уйду, слышишь? Я с тобой… Далер… Далерррчик…       Они целуются, мокро, влажно, тягуче, слизывая с губ друг друга струящиеся сверху ручейки воды, глотая взаимные стоны, которые становятся громче, протяжнее, согласно со всё более жесткими и быстрыми движениями руки Лунева.       Очень скоро Далер напрягается, его дыхание перехватывает, он отрывается от губ Андрея, гортанно вскрикивает, резко вытягивается, запрокинув голову и выгибаясь, а затем его член стреляет пульсирующими жгутами спермы. Андрей следует за ним секундами позже, содрогаясь от толчков собственного удовольствия, жмурясь до сверкающих бликов в глазах и едва в состоянии дышать. Это длится пару секунд, но он еще долго млеет в послесвечении, почти упав на Далера и сжимая его в объятиях, дожидаясь, пока мир вокруг вновь приобретет четкие очертания.       — Эй? — Андрей наконец отрывается от Далера, смотрит на его покрасневшее лицо, закрытые глаза, мокрые треугольнички слипшихся ресниц, дрожащие ноздри, — Всё хорошо? — он проводит кончиками пальцев по его сжатым губам.       Далер открывает глаза, смотрит ошеломленно, медленно кивает.       Широко улыбнувшись, Андрей протягивает руку и добавляет воду, делая ее горячее. Шагает к раковине, находит среди стоящих на столешнице флаконов нужный, выдавливает шампунь на ладонь и снова поворачивается к Далеру, который по-прежнему молчит, жмется спиной к серой кафельной стене и явно не знает, что делать дальше.       — Иди ко мне…       Он тянет Кузяева за запястье к себе, зарывается пальцами в короткие темные волосы, мягко массирует, позволяя сладко-душистой пене стекать между их телами. Улыбается в ответ на робкую улыбку Далера, удивляясь, что такой обыденный процесс, как мытье головы другого парня может вызывать в нем настолько сильный приступ невообразимой нежности и милоты.       — Чего морщишься? В глаз попало?       Далер встряхивает мокрой головой, трет ладонями лицо, еще сильнее морщит нос, — Пффф. Не люблю этот запах, слишком сильный и сладкий, базаром восточным воняет. Дай я свой возьму?       — Свой? Ты с собой шампунь что ли возишь? А, стоп. Я понял, — Лунев усмехается и мажет покрытым белой пеной пальцем по кончику носа Далера, — Небось, апельсиновый?       Далер трет нос, вздыхает, смотрит в пол, — Апельсин и корица, очень вкусный, лучше этого, тебе понравится…       Лунев смеется, — Ага, и завтра везде сующий свой нос Дзюба непременно унюхает, что мы с тобой одинаково пахнем твоим вкусным шампунем, да? Нет уж, будем вонять местным базаром, как все. Повернись, — он мягко разворачивает Далера, пробегая ладонями по его спине, бокам, узкой талии, смывая остатки пены. Наклоняется, нежно прижимается губами к багровым отметинам на плечах и лопатках, но ниже не идет.       — Всё, — Лунев решительно выключает душ, ищет глазами, находит большое махровое полотенце и кутает в него разморенного Далера. — Хватит на сегодня. Мы и так уже извели годовой запас воды этого отеля, — он быстро вытирает волосы парня, которые тут же встают у него на макушке колючим ёжиком, промокает влагу на теле, — Давай. Иди в кровать, готовься, я сейчас вытрусь и приду, — он подталкивает Далера к двери, не удерживается и звонко шлепает по заднице, получая в ответ ошеломленно-растерянный взгляд через плечо.       — Готовиться? — Далер нервно глотает, часто и непонимающе хлопает ресницами.       Андрей закатывает глаза, — Лечиться будем. Синяк. Мазь. Забыл? А ты чего уже вообразил, развратник? — он смеется, глядя как смущенный парень стремительно выскакивает из ванной.       Большие полотенца закончились, и Андрею приходится воспользоваться скромным маленьким полотенцем для рук. Когда он наконец-то себя более-менее подсушивает, в открытой двери возникает Далер, к изумлению Андрея уже снова в трусах и футболке. Интересно, он всегда спит одетым, или просто стесняется лежать голым в одной кровати с Андреем? Что-то подсказывает ему, что второй вариант более вероятен.       — На. Они новые, — Далер протягивает маленькую картонную коробку, — Футболку, если хочешь, тоже могу новую дать, но мои тебе, наверное, будут малы, — он коротко пожимает плечами, словно опять извиняясь.       Андрей удивленно вскидывает брови, раскрывает коробочку, достает новые боксеры известного бренда и довольно ухмыляется, — Хм, ну спасибо. Футболку не обязательно, — он наклоняется и быстро надевает белье, искоса поглядывая на Далера.       Забавно, конечно. После того, что между ними уже было, теперь совсем не обязательно скромно отворачивается. Однако Далер именно так и делает, старательно смотрит в сторону, нервно кусает губы, вдобавок при этом неловко переминаясь босыми ногами на мокром кафельном полу.       — Так, я не понял, ты почему еще не в постели? — Андрей спрашивает с напускной строгостью, едва сдерживая улыбку. Он кайфовал от недавней внезапной горячности и открытости Кузяева, от близости с ним, но вот такой Далер, смущенный и чарующе робкий, со стоящими торчком влажными волосами буквально плавит его сердце в огромную медовую лужу.       Далер вскидывает на него глаза, снова смотрит в сторону, в пол, облизывает губы, теребит край футболки, в общем, делает все то, что обычно выдает его крайнюю нервозность.       — Андрей… Слушай, я и сам всё прекрасно намажу, может не надо? — он бросает на Лунева быстрый, почти умоляющий взгляд, по-детски вскидывая поднятые «домиком» брови, и снова отводит глаза, — Нам всё же вставать рано. Ты… Ты уверен, что хочешь остаться на ночь?       Ага. Похоже, есть еще кое-что, смущающее бедного парня. Хм, а спал ли Далер когда-нибудь с кем-нибудь? Спал не в смысле секса, а чтобы потом заснуть в одной постели в обнимку и проснуться наутро вместе? Если нет, то причина этой очаровательной робости становится Андрею понятной.       Для него самого совместный сон всегда был ничуть не менее важным шагом, чем секс. Обычно после этого «сакрального» акта следовало очень скорое появление на полке в ванной собственной зубной щетки, затем перетаскивание из дома в дом необходимых, а вскоре и других шмоток, выдача комплекта ключей, походы вдвоем по магазинам и все прочие элементы Серьезных Отношений.       Далер не дурак и, скорее всего, тоже всё это понимает. И боится. Слишком всего много, слишком внезапно. Швыряет маятником весь вечер от крышесносящей эйфории до черного отчаяния, от дикой похоти до мучительного смущения. И ведь видно, что хочет, до одурения хочет, чтобы Андрей остался, но и так, в одночасье начать новую жизнь тоже ох, как трудно.       — Кузяев, алё, ты меня опять выгоняешь? — Андрей выгибает бровь и добавляет в свой голос немного шутливой быковатости, пытаясь отвлечь парня от грызущих сомнений, шагает ближе. Уходить он точно не собирается.       — Нет, нет, я не выгоняю! Что ты! — Далер с силой трясет головой, никак не реагирует на юморной тон, и всё еще упрямо смотрит куда-то в шею Андрея. — Но, может, так будет лучше? Сегодня, наверное, не надо…– он проглатывает конец предложения и замолкает.       — Надо, — Андрей отвечает спокойно, поднимает руку, мягко проводит по голове Далера, приглаживая торчащий ёжик, короткую челку. — Слушай. Я устал и хочу спать, ты тоже. Всё будет хорошо. Просто сон, приставать не буду. Но синяк я сам тебе намажу, не спорь.       — Но…       — Чёрт. Да посмотри же ты на меня! Не могу я с твоим затылком разговаривать, — Андрей чуть встряхивает Далера за плечи, наконец-то добиваясь зрительного контакта, — Я тебе этот синяк поставил, ударил сильно, глупо, со злости. Я виноват, понимаешь? — сейчас его голос уже абсолютно серьезен, — Я должен это исправить. Пусть только мазью намазать. Мне это нужно, очень. Пожалуйста, позволь мне? Ничего не будет, кроме этого, я обещаю.       Он наклоняется и касается краешка губ Далера осторожным, почти целомудренным поцелуем, сразу отстраняясь.       — Ну?       Далер смотрит внимательно и, кажется, пытается найти подвох в словах Андрея, но ничего не находит.        — Хорошо, но… — он тянет с заминкой.       — Вот и славно! — Лунев мгновенно разворачивает Далера за плечи, и, толкая в спину, решительно направляет его в сторону полутемной спальни, не давая тому ни единого шанса договорить или затормозить на полпути. — Так, я люблю спать у окна, — он, не глядя, гасит за собой свет в ванной и подводит слабо вырывающегося парня к огромной кровати, — Не вздумай занимать мою половину, никогда. И, кстати, кровать у тебя дома в спальне ужасная, приедем и сразу купим новую.       Это ложь, придуманная им секунду назад. Ему глубоко похеру на чем спать, тем более, на какой стороне. Да и какая там кровать у Кузяева в квартире он не очень помнит. Всё это он говорит лишь для того, чтобы Далер услышал «перспективу» и понял, что Андрей будет с ним и потом. Что счастье не вспыхнет яркой оранжевой молнией, сменившись утром на привычную, одинокую, туманно-серую неопределенность. Что теперь в его жизни будут и совместный сон, и общая кровать, и общие планы.       Жизнь.       В м е с т е.       Андрей видит, как понимание этой самой перспективы высвечивается на лице у Далера изумлённым, почти детским восторгом, и сам улыбается в ответ так широко, что у него едва не клинит челюсти. Он хотел шикарного завершения этого вечера? Что ж. Видеть сияющие неподдельным тихим счастьем глаза Далера и есть его лучшее завершение.       — А хочешь, давай сразу ко мне переселяйся? У меня шикарная кровать в спальне и, кстати, звукоизоляция тоже неплохая.       Он многозначительно шевелит бровями, наслаждаясь очередной вспышкой милого кузяевского смущения и радуясь, что еще один раунд внутренней борьбы Далера со своими страхами и сомнениями выигран. Ему очень не нравится эта эмоциональная нестабильность и противоречивость парня, и он сильно подозревает, что впереди их ждут еще неоднократные повторения этих мучительных загонов Далера. Но с чего он решил, что тот обязан разобраться со всеми своими проблемами за один вечер? Хорошо бы, конечно, но так не бывает. Им придется справиться с этим вместе.       А сейчас — спать. Его тело с каждой минутой всё настойчивее напоминает о раннем подъеме, долгом перелете и о нарушении режима, усугубленном некоторой изнуряющей физической и эмоциональной активностью последних пары часов. И Далер, судя по темным кругам под его глазами, должен чувствовать похожую усталость.       Осталось лишь одно незаконченное дело.       Он хватает с кровати так и лежащий у изголовья тюбик с мазью, быстро сбрасывает на пол лишние подушки и покрывало, откидывает в сторону тонкое одеяло, плюхается на пружинящий матрас.        — Давай. Укладывайся, — Андрей переползает на дальнюю часть кровати, с ворчанием растягивает уставшее тело, сладко зевает и смотрит на Далера, похлопывая ладонью рядом с собой, — Время вашего визита к доктору Луневу! Извольте лечь кверху задом и приготовиться к процедурам, — он снова игриво дергает бровями, получая в ответ отчаянно расширенные глаза Далера.       — Андрюх, правда, ну дай я сам, пожалуйста? — Далер присаживается на краешек кровати. — Это как-то, ну, совсем… — он морщится, как от зубной боли.       — Нет. И футболку тоже снимай. Я тебе и на спине синяки намажу.       Далер медлит еще пару секунд, но затем с обреченным видом стягивает с себя футболку и ложится лицом вниз, напряженно вцепившись руками в подушку, упрямо зависая на краю огромной кровати.       — Бля, Кузяев, ну ляг ты уже нормально, а? — не выдерживает Андрей, приподнимаясь на локте, —Ты пять минут назад в душе чуть меня не изнасиловал, я от тебя не знаю, как отбился, а теперь ты боишься меня коснуться? Это мне должно быть страшно оставаться с тобой наедине после такого! — О, господи… — Кузяев вжимает голову в плечи и весь съеживается при напоминании о происходившем в ванной комнате. С задушенным стоном, он зарывается лицом в подушку, так что теперь Андрею видны только алые кончики его ушей.       Он придвигается ближе, склоняется над Далером, — И, кстати, ты зря смущаешься! — пакостно хихикая, он щекотно проводит пальцами по ребрам парня, заставляя того судорожно дернуться, — Мы с тобой уже спали вместе. И ты очень мило сопел всю ночь у меня под боком!       Говорит, и тут же жалеет об этом.       Темноволосая голова резко взлетает над подушкой и на Андрея устремляется удивленный взгляд расширенных карих глаз.       — Что? Подожди! Но мы никогда… — Далер замолкает, непонимающе глядя на Андрея из-под высоко поднятых бровей.       — Ну, был там один раз… — неохотно произносит Лунев и досадливо морщится, уже ругая себя последними словами за то, что так тупо и не во-время проебался. Понятно, что рассказать было необходимо, но на кой это было делать сегодня? Сейчас? — Слушай, забудь. Я пошутил. Давай, двигайся ко мне, — он тянет парня за талию ближе, заставляет себя улыбнуться, но понимает, что улыбка выходит совершенно не убедительной.       — Нет, Андрей, стой. Это когда я у тебя в гостях ночевал? Или у меня дома? — Далер сопротивляется всерьез, пытается перевернуться на бок, — Ты… Ты залезал ко мне в постель и…       — Не крутись, с кровати свалишься, — Андрей опять не дает ему договорить, держит за плечо, не давая перевернуться, однако понимает, что отступать некуда. Джин уже вырвался из бутылки. Он отпускает руку парня и чуть отодвигается в сторону, — Нет, не у меня в гостях. И не у тебя.       — Но…       — Хорватия.       Далер замирает, смотрит на него пристально, словно напряженно пытается что-то вспомнить. Молчит. Глубокая хмурая складка пролегла между бровями, взгляд странный, и опять совершенно не читаемый. Закрытый.       Андрей обреченно вздыхает, — Далерка, я…       Тот резко перебивает, — Мы просто спали или было что-то еще?       Лунев отводит взгляд, садится, опираясь спиной на изголовье кровати, подталкивая удобнее подушку, словно готовясь к долгому разговору, сам при этом судорожно пытаясь найти лазейку, чтобы свалить с неудобной темы.       Нужно ответить, объяснить, но как? Эй, Далерчик, прикинь, я воспользовался твоим полубессознательным состоянием после той игры и грязно к тебе приставал, когда ты не мог ничего ответить или меня остановить! Говорят, что за такое судят и сажают в тюрьму, ха-ха, как забавно, правда?       Дерьмо. Если бы это был не Далер, крайне болезненно воспринимающий любое нарушение своего личного пространства, ну или если бы они уже какое-то время были вместе, тогда он бы не так напрягался. Но сейчас? В самом начале? Это же, блять, вопросы Доверия! Именно так, с большой буквы. Самое важное в фундаменте любых отношений, ведь если доверия нет — не будет ничего. Поэтому рассказать надо, и прямо сейчас, молясь, чтобы Далер всё понял правильно.        — Да ничего особо не было. Привел тебя в твой номер, уйти не смог, не хотел тебя оставлять одного в том состоянии. Ты никакой был, плакал, потом отключился. Ну, я и остался, по-дружески. Ни о чем таком не думал, никаких коварных замыслов, честно. А утром проснулся, увидел тебя рядом и всё, пропал…– он делает небольшую паузу, прежде чем продолжить, снова смотрит в серьезные карие глаза. — Я поцеловал тебя. И… Чёрт. Да, Далер! Моя рука лежала на твоем члене и яйцах, примерно полминуты, — Андрей опять тяжело вздыхает, — Но я быстро остановился и ушел. Понимал, что так нельзя. Это всё.       Далер всё также всматривается в его лицо, пристально, словно что-то ищет в его глазах, даже не сверлит, а сжигает взглядом, но Андрей не разрывает зрительный контакт, только неловко пожимает плечами.       — Слушай, я сам тогда ахуел, если честно. Так что… Прости, Далерчик, а?       Тот медленно отводит взгляд, не отвечая. Отворачивается. Лежит неподвижно какое-то время, затем медленно протягивает руку и берет из забытой на прикроватной тумбочке аккуратной горки апельсиновых очисток маленький кусочек кожуры, начиная задумчиво мять его у самого носа. Однако не встает, ледяным тоном говоря Луневу, куда ему следует теперь идти, так что всё нормально.       Парню нужно немного времени, переварить информацию, Андрей это понимает. Он бы и сам неслабо ахуел, вдруг узнав, что его тогда еще просто близкий друг целовал и играл с его гениталиями, пока он спал. И не факт, что его собственная реакция была бы такой мирной.       Он вздыхает, находит лежащий около подушки тюбик и отвинчивает крышку. Внутри не мазь, а прозрачный гель, слабо пахнущий чем-то травянисто-лекарственным. Он выдавливает немного на пальцы, протягивает руку и осторожно касается плеча Кузяева.       — Далер, я мазь открыл. Можно?       Тот коротко кивает, но по-прежнему глядит в стену. Тем не менее, напряжения в его теле нет. Даже когда Лунев наносит первый мазок геля, начав с небольших синяков на плечах и вокруг торчащих лопаток, он не дергается и не отстраняется.       — Не больно? — через пару минут Андрей спрашивает тихо, толком не зная, что лучше сказать, лишь бы прервать это затянувшееся молчание.       — Всё в порядке, — также негромко отвечает Далер, затем поворачивает голову, глядя снизу вверх на Андрея прямым, спокойным взглядом, уже без прежнего напряжения. И вдруг коротко улыбается уголком рта.       Андрей замирает с рукой, лежащей на спине парня, — Не сердишься?       — Не очень.       — То есть всё-таки сердишься. Блять. Ну прости, правда, Далерка, — Андрей морщится, отводит взгляд. — Я знаю, я не должен был этого делать.       Далер перебивает, — Я не на это сержусь. А на то, что ты не разбудил меня. Ты такой дурак.       — В смысле? — Андрей резко поднимает голову, снова упираясь во взгляд карих глаз.       Далер приподнимается на локтях, — Я бы ответил, Андрей. И на поцелуй и… на всё прочее. Если бы ты меня разбудил. И мы могли бы всё выяснить уже давно. Не мучить друг друга. Но ты просто ушел. Почему? — в его голосе нет обиды, лишь легкая печаль.       Андрей глубоко вдыхает и с шумом выпускает воздух. Он и сам уже сто раз думал об этом.        — Фууу… Ну, как тебе объяснить. Я же говорю, это было неожиданно, вот так проснуться и обнаружить, что моя прекрасная натуральность внезапно благополучно похерена. Я был, типа, в шоке, — он криво улыбается и пожимает плечами.       Далер тихо фыркает, — Пфф… Ага, ты и в шоке. Ладно. Всё нормально. Проехали, — он снова опускается на кровать, ложится щекой на подушку, утыкаясь носом в кусочек апельсиновой кожуры, так и зажатый у него в пальцах, закрывает глаза, — Продолжайте, доктор.       Андрей облегченно выдыхает. Не то, чтобы этот неоднозначный эпизод из их прошлого его серьезно беспокоил, он был уверен, что рано или поздно они с этим благополучно разберутся, но он рад, что всё разрешилось так скоро и без всяких сложностей. Он смотрит на лежащего рядом с ним парня, теперь гораздо более расслабленного, чем пять минут назад. Ни напряженных мышц, ни вцепившихся в подушку пальцев. Неужели знание о том, что они с Андреем уже однажды переночевали в одной кровати, так благотворно подействовало на Далера? Или это и есть то самое Доверие в ответ на то, что Лунев не стал ничего скрывать, юлить, врать, отшучиваться?       Или это всего-навсего результат действия магического для Кузяева апельсинового аромата? Ну, пусть так.       Он улыбается и выдавливает на ладонь новую порцию геля.       Остался тот самый синяк, сейчас выглядывающий почти черным пятном из-под краешка белого нижнего белья Далера.       Пару секунд он раздумывает над тем, не попросить ли Далера раздеться полностью, но всё же отказывается от этой идеи. Парень только-только наконец расслабился, ни к чему загонять его в новый раунд борьбы с самим собой.       Неторопливо, Андрей смещает край боксеров наверх так, чтобы получить больший доступ к нужному месту, осторожно касается, наносит гель, и начинает мягко втирать, внимательно следя за любыми признаками дискомфорта со стороны Далера.       — Точно не больно?       — Нет, — тот слегка качает головой, по-прежнему не открывая глаз, улыбается, — Приятно.       Губы Андрея расплываются в ответной широкой улыбке. Кто бы ему сказал сегодня утром, что этим же вечером они с Кузяевым, вместо того, чтобы шарахаться друг от друга словно два ощетинившихся иглами дикообраза, будут лежать в одной кровати, Андрей будет мазать гелем от синяков его голую задницу, а Далер при этом не будет умирать от зашкаливающего смущения, а будет лишь довольно улыбаться?        — Я тут подумал… — произносит он негромко, — А ведь если бы не этот синяк, то всё было бы по-прежнему. Ну, ты и я. Понимаешь?       Далер открывает глаза и удивленно поднимает брови, — Ты намекаешь, что я должен тебе спасибо сказать за тот пинок в тоннеле?       Андрей добавляет больше геля, — Да ни на что я не намекаю. Так… Мысли вслух.       Он продолжает задумчиво водить пальцами по синяку. Странно, его рука сейчас гладит зад Далера, но ни малейших намеков на какое-то сексуальное волнение он в себе не ощущает. Есть только беспредельная нежность, забота и чувство удивительной, щемящей теплоты, переполняющей грудь.       Тело Далера интригует, восхищает, заводит. Но всё же тянет Андрея не к телу Кузяева. Тянет — к самому Далеру. К мягкому, чистому свету, сокрытому внутри. К теплу его умных карих глаз, к редкому тихому смеху, к смущенному облизыванию губ, к старательно сдерживаемым эмоциям, и даже к полчищам самых разнообразных загонов и тараканов в его голове.       — Спасибо… — вдруг едва слышно произносит Далер.       Горло Андрея перехватывает, — Хм… — он судорожно сглатывает, тихо прокашливается, — Да всегда пожалуйста.       Он мог бы добавить к этому короткому ответу что-то еще из своего широкого репертуара матерно-саркастических шуточек, просто чтобы разрядить атмосферу этой сгустившейся милоты. И прежний Андрей наверняка так бы и поступил, как поступал всегда в подобных случаях.       Вот только в этот раз почему-то не хочется ничего разбавлять, разрушать, и милота эта романтичная ничуть не противна, а наоборот, уютно греет сердце. Да и не милота это вовсе, а любовь.       А может сказать? Момент ведь самый что ни на есть подходящий. Чего тянуть? А то даже к себе переехать уже предложил, а произнести такие простые три слова не решается.       Он уже открывает рот, но тут же его захлопывает. Нет, всё-таки лучше это сделать в более правильной обстановке. Пригласить Далера на свидание. Именно так. Может быть, прямо завтра, позвать прогуляться после ужина по городу или по парку с фонтанами неподалеку, скормить ему по дороге парочку апельсинов, там всё и сказать.       — Ладно. Наверное, достаточно, — Андрей аккуратно опускает боксеры на место, стараясь, чтобы их край не касался намазанной гелем области, — Не ложись пока на спину, пусть впитается.       Кузяев только невнятно хмыкает в ответ.       Переведя взгляд и видя, как Далер догрызает измятый кусочек кожуры, Андрей не может удержаться от смеха, — Ты и кожуру от них жрешь что ли? Она же горькая! Ох, чудо ты мое, — качая головой, он, за неимением салфеток, вытирает руку о простыню, мягко шлепает Далера по заду, чмокает быстрым поцелуем в висок, поворачивается, находит на стене выключатель и гасит прикроватный свет. — Ну что, спать? Спокойной ночи? — с блаженным вздохом он, наконец-то, роняет голову на подушку.       — Спокойной ночи, — тихо и как-то задумчиво отвечает Далер.       В комнате воцаряется полутьма, разбавленная лишь призрачно-желтыми отсветами паркового освещения, пробивающимися через неплотно сдвинутые занавески. Прежней духоты уже нет, со стороны открытого балкона едва уловимо веет прохладным ночным воздухом. Андрей находит край одеяла, тянет наверх, набрасывая его на себя и Далера. Глаза быстро привыкают к отсутствию света, и, повернув голову, он различает направленный на себя взгляд лежащего рядом парня.       — Эй, ну иди ко мне… — Андрей скользит рукой по талии Далера, тянет ближе, помогая перевернуться на бок, утыкается носом в его макушку. Вдыхает чистый, свежий запах влажных волос, к которому примешиваются легкие сладковатые нотки так нелюбимого Кузяевым местного шампуня.       Какое-то время Далер чуть возится, удобнее укладываясь, сдвигаясь то ближе, то дальше, несколько раз толкаясь острыми коленками и локтями и немедленно бормоча едва слышные извинения. Андрей не отвечает, тихо смеется, теперь окончательно уверенный в том, что это первый опыт парня в совместном сне и ночных обнимашках.       Наконец, они замирают и расслабляются, окруженные общим теплом.       Всё так правильно и естественно, будто они знакомы всю жизнь, и уже сложно представить, что может быть по-другому, что завтра рано утром Андрею придется незаметно выскользнуть из этого номера, и потом они снова должны будут весь день при всех изображать прежнюю взаимную холодность. Черт, а если подговорить Денисова, чтобы он немного подыграл с этой его «луняевской» темой? Типа долгожданное примирение, всё такое. И тогда можно будет снова открыто приставать к Далерке, быть с ним рядом, обнимать, тискать его, поддразнивать, щекотать, закидывать к себе на плечо, плавясь от его смущенной улыбки и мягкого смеха. Да, надо будет перед завтраком забежать к их сммщику…       — Далер, — сонные мысли о завтрашнем дне напоминают ему об одном полузабытом моменте, — мне бы утром пораньше встать и улизнуть к себе незаметно, пока все спят. А телефон мой у Дзюбы. Поставь будильник?       — Я рано просыпаюсь, раньше общего подъема. Я тебя разбужу… — тихий шепот в ответ.       Андрей молча кивает и закрывает глаза.       Он уже начинает дрейфовать в легкую дремоту, когда палец Далера осторожно касается его губ.       — Лунь?       –Мммм… Что?       — Андрюх, — шепотом произносит Далер и Лунев, открыв глаза, опять видит его блестящие в темноте глаза, — Можно спросить? Один вопрос?       Андрей широко зевает и усмехается, — Ну давай. Не обижайся только, если я отключусь на середине ответа, ладно?       Далер чуть отодвигается и приподнимается на локте, — Ты сказал, что…ну…похерил свою натуральность тогда утром после Хорватии. То есть получается ты никогда прежде… — он нервно облизывает губы, — Не делал этого?       Андрей сонно трет глаза, всё еще не врубаясь в смысл вопроса, — Не делал чего?       Далер снова кладет голову на подушку, смущенно кашляет, делает глубокий вдох и, наконец, запинаясь, едва слышно выдает, — Не вступал в половую связь с мужчиной?       Сон моментально слетает с Лунева, глаза его распахиваются, а брови взлетают почти до самых волос, — Что?! Как ты сказал? В половую связь?! — пару мгновений он лишь одурело хлопает ресницами, а затем начинает сдавленно ржать, — Кузя! Это ж… это… я не знаю! Это фраза из судебного приговора какому-то гребанному насильнику! Кто так говорит, Далер?!       — Прости, — Далер, чье смущение ощутимо даже в темноте, отползает от Андрея еще дальше и зарывает лицо в подушку.       Тот наваливается сверху, тянет его обратно к себе, — В половую связь! Пиздец. А чо сразу не в потолочную? — он прикусывает губу в безуспешной попытке остановить рвущийся наружу смех. — Ох, я точно когда-нибудь сдохну от тебя! Слушай, а скажи «трахаться»?       Далер тихо стонет, яростно трясет головой.       — Ну скажи, Далерчик, а? — Лунев не унимается, продолжая хихикать. — Давай медленно, вместе? Я помогу. Траааа…       — Отвали! — новый задушенный стон в ответ и дерганье плечами.       —…хаааааа… — Андрей обнимает Кузяева сильнее, пытаясь оторвать от спасительной подушки и повернуть лицом к себе, — Давай, Далерка, я знаю, ты справишься!       — Слезь с меня! — сильный толчок локтем в ребра.       —…ться! Ладно, это сложное слово, я понимаю. Давай проще. Ееееее…       — ЛУНЕВ! — голова взлетает над подушкой.       —… баться! — Андрей рявкает в ухо Далеру и сразу же сгребает его в объятия, с силой прижимая к груди и через смех покрывая быстрыми поцелуями, — Ох, чудо ты моё. Нет, гражданин прокурор, — он продолжает тоненьким фальцетом, — я никогда не вступал в половую связь с мужиками, я готов пройти тест на детекторе лжи, молю вас, не казните меня!       — Дурак.       — Ну ладно, ладно, всё. Я больше не буду, — Андрей еще пару раз всхлипывает через последние спазмы смеха и заставляет себя успокоиться. — А, кстати, с чего вдруг такой вопрос?       Далер вздыхает, морщится, лижет губы, опять вздыхает и, наконец, отвечает, — Да ерунда. Просто удивился. Я был уверен, что у тебя есть опыт, а тут ты говоришь, что никогда…       — Был что? Опыт? — Андрей его прерывает, отрывает от себя, резко переворачивает на спину, прижимая к матрасу весом своего тела, и изумленно таращится в темные глаза.       — Кузяев, какого хобота?! Ты опять? Я не гей!       — Но… — Далер смешно округляет глаза, — Но ты так круто всё сделал, — он запинается, — Ну… ртом… Разве это не означает, что ты…       Рот Андрея расползается в улыбке, — Ты про минет что ли?       Далер страдальчески морщится, — Пфффф, ну да, — он отвечает едва слышно, глядя в сторону и кусая губы.       — А скажи «минет»? — Андрей не может не помучить бедного парня.       Тот дергается, пытаясь выбраться из-под Лунева, — Ну хватит, Андрей! Дай ключ от твоего номера, я к тебе спать пойду!       — Всё, всё, угомонись, — Андрей смеется, не пускает, обвивает его руками, словно питон, и только сильнее прижимает к себе. Он немного ждет, чтобы Далер перестал крутиться, чуть отстраняется, целует в лоб, проводит кончиками пальцев по его щеке, — Ладно, раз уж ты завел эту тему… Нет, я не гомосексуален. Мне никогда не были интересны мужчины, и сейчас не интересны. Кроме тебя. Ты первый и единственный. Я, понимаешь ли, строго кузяевосексуален, Далер. Окончательно и бесповоротно. Усёк?       — О… — произносит тот после секундной паузы, смущенно опустив глаза.– Это, ну, круто. Спасибо. Мне, пффф… нравится такая концепция, — он замолкает.       Андрей ждет, медленно поглаживая плечо парня. Но, когда понимает, что продолжения не будет, спрашивает, — Тебя, надеюсь, это не беспокоит? То, что у меня нет опыта с мужиками?       — Что ты! — немедленно вскидывается Далер, — Нет, конечно! — он выпускает нервный смешок, снова упираясь ладонями в грудь Андрея. — Андюх, слушай, забудь, ладно? Всё в порядке. Глупо, что я спросил. Давай спать, пожалуйста?       Но ответ слишком поспешен, чтобы Андрей поверил в его искренность. Значит, всё же беспокоит.       Ладно, это волнение ему хотя бы понятно. Он и сам, если честно, слегка подзависает при мысли о сексе с парнем, что уж тогда ждать от Далера, чья прежняя сексуальная жизнь и так вряд ли была насыщенной и разнообразной.       Наклонившись, он молча накрывает губы Далера своими. Целует мягко, без напора, без языка, не распаляя, а успокаивая, лишь прихватывает подрагивающую нижнюю губу и удерживает пару мгновений. Затем отступает и снова ложится рядом, положив голову на подушку Далера, так, что их носы почти соприкасаются.       — Далерка, — Андрей начинает говорить негромко, — Выкинь ты из башки всю эту хуйню про опытность, неопытность. Просто расслабься, — он нежно проводит ладонью по руке парня, вверх, вниз. — Ну не важно, что у тебя или у меня было раньше или не было. Пусть всё идет, как идет. Мы что с тобой, кролики? Время придет и всё само случится, куда спешить? И без этого есть много приятных способов провести время в постели вдвоем. А когда дело дойдет до секса… Уж как-нибудь справимся, — он добавляет с мягким смехом, приподнимается, трется о щеку притихшего парня, коротко целует в кончик носа. — Не думаю, что там есть большие отличия от секса с женщинами, — он произносит нарочито беспечным тоном, откидывается назад на свою подушку, уверенный, что тема на какое-то время закрыта, и еще один раунд битвы с тараканами Кузяева выигран. Можно спать.       Он широко и с удовольствием зевает, тянет повыше одеяло, немного ёрзает, устраиваясь удобнее. Затем поворачивает голову, собираясь снова пожелать Далеру спокойной ночи и… утыкается взглядом в пристально глядящие на него темные глаза.       — Вообще-то отличия есть, — произносит Далер внезапно, — И весьма значительные.       Вот это поворот! Ошеломленно моргая, Андрей поднимается на локте, — Стоп, стоп! А ты-то это откуда знаешь, позвольте спросить?! — он на автомате хватает парня за предплечье, подтягивая его ближе, — Кузяев, я не понял! Ты что, уже успел с кем-то проехаться в голубом вагоне?!       Нет, он не ревнует.       Ладно, ревнует.       Очень.       — Я… — начинает Далер, но тут же останавливается, — Андрюх, блин, отпусти, больно! — рывком, он отдергивает руку, которую Андрей незаметно для себя излишне сильно стиснул пальцами, и толкает Лунева в грудь. — Что с тобой? Нет, я не занимался сексом с мужчинами. Слушай, ты мне чуть руку не раздавил, теперь еще один синяк будет!       — Чёрт. Прости, — Андрей сочувственно морщится, глядя, как Далер трет предплечье ладонью. Ревность схлынула мутно-пенной волной, оставив за собой смущение и чувство легкой вины. Что он там хотел? Чтобы Далер в одночасье избавился от всех своих тараканов в голове? Да у него и собственных ничуть не меньше. — Давай мазью намажу?— он придвигается ближе, накрывает своей ладонью руку Далера.       Тот пару секунд смотрит на него исподлобья и тихо фыркает, — Ревнивый дурак.       Андрей решительно сгребает его в объятия, не встречая особого сопротивления, — Я не ревнивый, — бурчит он на ухо Далеру, — Это у меня только с тобой крышу сносит. Как представлю, что ты там в отпуске вытворял со своими турками…       — Да мы… Я… Я тренировался! — возмущенно восклицает Далер, дергаясь и несильно пиная Андрея в бедро.       — Не ори. Тренировался он… Знаем мы эти тренировки, — Андрей отвечает наигранно-ворчливо и быстро закидывает колено поверх ног Кузяева, лишая того возможности пинаться, — И, кстати. Какого хера Маркизио около тебя тёрся сегодня весь день, как блудливый кот, а?       Далер поднимает голову, раздумывает пару секунд, а затем вдруг щурится по-лисьи, — Да ерунда, Андрюш. Клаудио просто предложил поучить меня итальянскому, — он произносит удивительно невинным голосом, сквозь который читается едва сдерживаемое веселье. — Пригласил зайти к нему в номер после ужина, начать заниматься, но в итоге мы договорились на завтра, сегодня устали все.       — Ты серьезно?! — Андрей ошеломленно моргает, не веря услышанному.       — Ну да. А что? Что-то не так? — с ангельской улыбкой Далер смотрит на мрачнеющего Лунева.       Андрей сжимает объятия. Вот он вроде и понимает, что Далерка его дразнит сейчас, а всё равно гаденькое чувство ревности снова обжигает изнутри холодным огнем. Чёрт, как бы завтра сдержаться на тренировке и не вмазать по этой холеной итальянской морде… мячиком… пару раз…       — Всё. Хана ему. И тебе тоже, если увижу рядом с ним, понял? — с тихим рычанием, он наклоняет голову и слегка прикусывает кожу на горле Кузяева, заставляя того резко выдохнуть, — Я не шучу, — поднимается губами выше, обводит языком ушную раковину, кусает за мочку, немного оттягивает её зубами.       — Всё, всё, я понял! — парень в его руках смеется, выгибается, стараясь отдалиться от нападения. — Отпусти, пожалуйста, щекотно! Давай уже спать, Андрюх, ну правда?       Тот отступает, но объятий не разжимает, — Погоди спать. У меня к тебе тоже есть вопрос.       Далер шепчет что-то подозрительно похожее на тихие ругательства, коротко закатывает глаза, безнадежно вздыхает, — Какой?        — Откуда знаешь про отличия от секса с женщинами? Неужели порнушку смотрел? — Лунев хитро подмигивает и растягивает рот в огромной улыбке. — И как тебе? Зашло?       Приступ ревности отпустил, и его природная веселость снова берет верх. Неудержимое хихиканье рвется из груди, потому что представить себе правильного пай-мальчика Кузяева, зависающего где-нибудь на порнохабе, он без смеха не может.       — О, господи… — Далер прячет лицо у него на груди, — Конечно нет. Ну почему именно порно?! Есть же и нормальные источники информации!       — А чо сразу нет? — удивленно спрашивает Андрей, — Ну и зря. Я смотрел. Приедем со сборов, я тебе несколько неплохих фильмов покажу, — он тянется рукой под одеялом к заднице Далера, проскальзывает под резинку боксеров и сжимает одно гладкое полушарие, заставляя того подавиться вдохом и почти перестать дышать, — Ладно, если не порно, то что? Книжки что-ли читал? Учебники?       Далер не отвечает и даже не смотрит на Андрея, по-прежнему упираясь лбом ему в грудь.       — Стоп, я пошутил! Кузя, погоди, ты чо, реально какие-то учебники читал?! — Андрей убирает руку и толкает Далера от себя, стараясь заглянуть ему в лицо. Сейчас он изумлен совершенно искренне, — Такие есть?! С картинками? Типа, жопа в разрезе? Схема правильного угла вхождения хуя? — он снова начинает тихо ржать. — И как? Всё изучил и законспектировал? Диссертацию напишешь?       Далер внезапно упирается в Андрея руками и ногами, преодолевая сопротивление Лунева и с силой от него отталкиваясь. Фыркает то ли смущенно, то ли уже действительно зло, — Пусти меня, Лунев.       — Ну чего ты? — Андрей его отпускает, позволяет отползти подальше, но отвернуться не дает, поймав за руку и мягко обернув свои пальцы вокруг тонкого запястья Кузяева. — Не дуйся. Учебники это круто! Дашь потом почитать? А зачет примешь?       Далер отвечает не сразу, но затем, поняв, что Лунев не отстанет, вздыхает, — Не учебники, — он поясняет немного раздраженно, — Есть много сайтов разных, в сети много на эту тему информации, Андрей.       — А, так вот, значит, что ты постоянно изучаешь, когда в перелётах сидишь, уткнувшись в ноут! Ты мой умница! — Андрей нежно ерошит волосы Далера и целует его в макушку, — А я-то, наивный, думал, что ты всё лекции по своей экономике читаешь!       Далер устало усмехается, — Ну, если тебе так будет спокойнее, иногда я читал и лекции по экономике, — он переворачивается на спину, глядя на Андрея снизу вверх умоляющим взглядом, — Андрюх… Всё здорово, но… У нас через несколько часов тренировка. Правда, ну давай уже спать?       — Давай, — кивает Андрей, одновременно с этим начиная задумчиво поглаживать ладонью обнаженную грудь Далера. — А слабо завтра ночью продемонстрировать мне какие-нибудь знания из твоих учебников? — он довольно склабится, глядя на растерянное выражение лица Кузяева.       — Завтра ночью? Ты собрался ночевать у меня и завтра? — запинаясь, спрашивает тот, удивленно вскидывая брови.       — А в чем проблема? — Андрей понижает голос и немного усиливает нажим ладони, скользя по маленьким бугоркам сосков, — Боишься опять не выспаться?       Дыхание парня немного сбивается, он тянется и перехватывает руку Лунева, заставляя того остановиться, — Андрюш, мы на сборах…       — И что?       — Мы же решили… — Далер смущенно замолкает.       — Да помню я что мы решили! — смеется Андрей, — Ну, не захочешь делиться со мной знаниями, будем просто спать. Останусь я темным и необразованным, тебе же хуже, — он убирает руку, мягко охватывает Далера за острый подбородок, наклоняется и нежно целует его в уголок рта, — А у меня был такой прекрасный план, с участием нас двоих и одного большого, сочного апельсина… Что ж, жаль. Ладно, спать так спать.       С преувеличенно грустным вздохом он отстраняется, ложится на спину, закрывает глаза и затихает.       Минуту ничего не происходит, но затем матрас рядом с ним прогибается, и гибкое горячее тело прижимается близко-близко.       — А какой план? — теплое дыхание Далера щекочет тонкие волоски рядом с ухом Лунева, пуская по телу волну мурашек.       — Я сплю, — отвечает Андрей, не разжимая глаз, — У меня утром тренировка, Кузяев, имей совесть!       Острый нос утыкается ему в ухо, трется, смешно сопит, — Ну скажи, Лунев? — его живота нежно касаются прохладные кончики пальцев, начиная выводить на коже неспешные круги и линии, а нос в его ухе неожиданно сменяется на влажный язык. Этого Андрей уже выдержать не в состоянии.       Одним быстрым, плавным движением он поворачивается и без усилий заваливает Далера спиной на подушку, — Что, не спится? Хочешь знать мой план? — он хватает руки парня за запястья и поднимает их наверх, прижимая к резному изголовью.       Далер не сопротивляется, лишь упирается в него взглядом темных глаз, — Хочу, — отвечает он немного хрипло.       Андрей усмехается, — Ну что ж, — он наклоняется ниже, касаясь губами лица Далера, проводя дорожку мягких, неторопливых поцелуев, затем восстанавливает зрительный контакт, — Я планировал зайти к тебе завтра после ужина, прихватив с собой самый красивый и самый сочный апельсин. Я бы раздел тебя, уложил на кровать, завязал бы тебе глаза и медленно, очень медленно очистил бы этот апельсин прямо перед твоим лицом, так, чтобы ты мог ощущать его аромат, — не отрывая тяжелого взгляда от лица Далера, Андрей ищет любой дискомфорт или неприятие подобной фантазии. Но по тому, как ускоряется дыхание парня, он понимает, что идея тому точно не противна. Поэтому он продолжает, — А потом я сказал бы тебе открыть рот. И я держал бы перед твоими губами одну дольку, а ты бы тянулся к ней губами, языком, и потом бы ты сосал её из моих рук, — он опускает одну руку, чтобы коснуться приоткрытых губ парня. — А потом это были бы мои пальцы, с которых ты слизывал бы сок, — он проводит по губам Далера подушечкой большого пальца, продолжая шептать, — А потом я бы дал тебе следующую дольку, но уже держа её своими губами. И я ждал бы, пока ты не возьмешь ее и не съешь, и потом я целовал бы тебя, пожирал твой сладкий, сочный рот. А после этого я прижал бы к твоим губам кое-что другое, и ты бы сосал меня, а мои пальцы в это время…       Кузяев, слушавший его до этого мгновения как загипнотизированный, с широко распахнутыми глазами и приоткрытым ртом, внезапно моргает, — Стой. А если я с завязанными глазами вдруг перепутаю ЭТО с апельсином и укушу? — он вопросительно поднимает брови, заинтересованно глядя на нависающего над ним Андрея.       Пару секунд они только молча смотрят друг на друга, затем Далер не выдерживает и начинает смеяться, запрокидывая голову и обнажая в смехе ровные, белые зубы.       — Блять, да ну на хрен тебя, Кузяев! Никакой в тебе романтики! — Андрей возмущенно отодвигается, слезает с Далера, падает на матрас и сворачивается на боку, спиной к смеющемуся парню.       — Прости, прости! — рука Далера тут же скользит по талии, пытаясь развернуть его лицом к себе.       — Отвали, — Андрей рычит в ответ, стряхивает обнимающую его руку и ещё сильнее сворачивается в клубок.       — Ну, правда, прости, — Далер сразу возвращает руку на талию, несколько раз мягко касается губами спины Андрея, прижимается лбом и снова тихо смеётся.       Лунев разворачивается, меняя положение на более открытое.       — Нет, вот как с тобой можно иметь дело, Кузяев? Ты мне за сегодняшний вечер мало того, что миллиард нервных клеток загубил, так еще и обламываешь постоянно!       Далер трется носом о его шею, — Я больше не буду, обещаю.       Лунёв поворачивает голову, глядя на Далера в полоборота, — Обещаешь? — он плавно переворачивается на спину, одну руку протягивает под шею Далера, обнимает его, прижимая ближе и укладывая его голову себе на плечо. Тот не сопротивляется.       — Обещаю, — едва слышное, почти шепотом, — И я не укушу…       Андрей поднимает голову и с улыбкой смотрит на Далера сверху вниз, — То есть сама идея, ну, с апельсином… — он добавляет в голос низких, мурлыкающих ноток, — Ты не против? И прямо завтра?       Далер смущенно фыркает, — Пффф, я не уверен насчет завязанных глаз… Хотя… Можно попробовать. Но только один момент, — он замолкает на секунду, поднимает глаза, и Андрей даже в темноте видит, как кончик языка нервно пробегает по его губам, — Слушай, ты не обижайся, но насчет вкуса… я просто не уверен… может, можно как-то… что-то придумать…– он говорит всё быстрее, сбивчивее и тише, под конец совсем замолкая.       Лунев тут же снова растекается в огромную лужу от нежности и умиления, — Солнышко, тебе не обязательно глотать, — он тянет руку, нежно касаясь щеки Далера, — Ничего не будет того, что тебе не нравится. Всё в свое время, нам некуда спешить, помнишь?       Далер хмурится, глядя на него очень серьезно, — Нет, подожди, я думаю…       — Не думай, — Андрей перебивает и раздвигает пальцем складку у него на лбу.       — Стой, Андрей, я правда думаю, что…       — Напрасно, — Лунев притягивает его ближе и целует в нахмуренный лоб, — Всё будет хорошо.       Далер упрямо продолжает недосказанное предложение, — Я просто подумал, что если бы мы предварительно смазали твой член, ну, чем-то съедобным, то тогда я мог бы…       Лунев застывает с губами, прижатыми ко лбу парня, — Съедобным?! — он медленно отодвигается, сохраняя каменное выражение лица.       — Чем-то вкусным? Ведь… ведь так можно? — запинаясь, спрашивает Далер.       Андрей пару секунд изумленно взирает на невинно хлопающего ресницами парня, лежащего у него на изгибе руки, — Вкусным? — он, наконец, выдавливает, — А ты не ебанулся, солнышко? Чем я тебе его вкусным смажу? Мёдом? Ну, давай, к поварам забегу после ужина, попрошу. Скажу, извините, но у меня парень извращения практикует, пожертвуйте мёду для минета. А пудрой сверху сахарной не посыпать, не? Может сразу кетчупа захватить? Лучку? Ты давай, не стесняйся, я попрошу лук колечками нарезать, надену на хуй. Апельсин вон тоже колечками на ужин режут, ты только скажи!       Он возмущенно смотрит на ничего не отвечающего, но активно кивающего и давящегося от смеха Далера, затем молча качает головой и снова ложится, подтягивая к себе смеющегося парня.       — Кузяев, ну вот чего ты ржешь, а? Чего смешного? — он говорит с усталым вздохом, — Откуда ты такой взялся на мою бедную голову? — тянет Далера ближе, зарывается носом в изгиб между шеей и плечом парня. — Сначала сводишь меня с ума своими апельсинами, теперь просишь намазать мой хуй хуй знает чем, — он ведет носом вверх по шее Далера и усмехается, — Съедобным… Кулинар хренов. Я же из-за тебя скоро в ресторан не смогу зайти, ты понимаешь?       — Почему? — шепчет Далер, выгибая шею и подставляя её под губы Андрея.        — Да у меня стояк будет при одном взгляде на поднос с теми же апельсинами. А как мёд теперь есть? А суп, если в нём лук будет колечками? Ты понимаешь, что ты наделал?       — Я читал, — Далер отвечает с улыбкой, — что один из способов избавления от навязчивой идеи, это реализовать её. Тем самым мозг избавляется от доминирующего очага возбуждения и…       — Ни слова больше, — Андрей прижимает палец к губам Далера, — Я согласен. Давно мечтал, чтобы ты подоминировал над очагом моего возбуждения, — он с мягкой усмешкой выдыхает слова в рот парня перед тем, как его поцеловать.       Касание губ легкое, мимолетное, ничего большего сейчас не нужно. Они замирают, прижавшись лбами друг другу.       — Давай спать, Далерка?       Тот тихо фыркает, — Что, нет больше вопросов? Неужели всё обсудили?       Андрей, у которого на самом деле еще тьма вопросов, вместо ответа тянет его за талию, переворачивая на бок и прижимая к себе.       — Хватит на сегодня, — он произносит решительно, перебрасывает руку через грудь парня и целует его в затылок, — Всё, спим.       Они обмениваются едва слышными «спокойной ночи» и замирают.       Лежа с закрытыми глазами и ожидая, когда придет сон, Андрей вяло перебирает в памяти весь этот долгий, почти бесконечный день, иногда хмурясь, иногда улыбаясь. Он снова невесомо касается губами волос Далера, млея от ощущения близости с любимым человеком, который еще сегодня утром, казалось, всей душой ненавидел его и скорее готов был сдохнуть, чем оказаться в одной постели.       И вот они здесь.       В м е с т е.       Удивительный день, вечер, ночь… И безумно хочется верить, что это только начало. Он запрещает себе забегать далеко вперед в своих надеждах и планах. Слишком часто в прошлом он начинал строить красочные воздушные замки, которые вскоре обрушивались, причиняя совсем не воображаемую, а реальную, долго не проходящую боль. Пусть в этот раз будет не так, пожалуйста. Пусть они будут вместе как можно дольше, если можно, то всегда. Пара-тройка бесконечностей его вполне устроит.       Сон не идет.       Минута за минутой проходит, но он так и лежит, прислушиваясь к дыханию Далера. Парень наверняка уже заснул, вдохи едва слышны, движения грудной клетки под ладонью Андрея спокойные и размеренные.       Вдохи.       Д ы х а н и е.       Внутри неприятно ёкает. Черт, что же всё-таки не так с его дыханием? Мишка Кержаков, при котором тот врач проговорилась о проблемах со спирометрией Кузяева, был вполне весел и безмятежен с этим его «ха-ха, посмотрите, вот человек, не умеющий дышать!», так что вряд ли там что-то серьезное. Да и не был бы Далер игроком «Зенита», будь у него что-то неправильное с дыханием. Как можно быть в профессиональном спорте, не умея дышать? А Далер — вот он, бегает, пашет на поле едва ли не больше всех.       Поэтому пора обо всём забыть и наконец-то заснуть.       Несколько минут Андрей честно пытается перестать о чём-либо думать и расслабиться, но в голове продолжают упрямо крутиться шестеренки каких-то разрозненных воспоминаний, фактов, подозрений, цепляя нервы, тревожа, пугая…       Далер, сжимающий кулаки и вымученно улыбающийся во время массовых шуточек над ним на тему его неумения дышать. Чистый страх, мелькнувший в его глазах, когда Лунев дарил ему апельсин в этом номере и прямо спросил о его дыхании. Барокамера с кислородом, куда врачи укладывают Кузяева чуть ли не ежедневно, единственного из всей команды. Эти его постоянные синяки и мешки под глазами. Та случайно оброненная им однажды фраза про некие его «физические недостатки».       Блять. И вот как теперь спать? Разбудить и спросить? Нет, это слишком.       Вот если бы Далер сам проснулся…       Андрей слегка прокашливается, прислушиваясь к реакции Кузяева. Когда лежащий в его объятиях парень никак не реагирует, он кашляет снова, уже немного громче.       — Я убью тебя, Лунев. И меня оправдают, — с тихим стоном произносит Далер, не поворачиваясь и даже, похоже, не раскрывая глаз. — Ты в курсе, что лишение сна относится к одному из самых жестоких видов пыток?       — Ты проснулся что ли? — Андрей ухмыляется и поднимается на локте, наклоняясь над парнем, чтобы разглядеть его лицо.       Далер со вздохом переворачивается на спину, — Ну чего ты не спишь, Андрюх, а? Мы же утром сдохнем на тренировке, ты понимаешь? — он устало зевает.       — Слушай, Далерчик, а что там всё же не так с твоим дыханием? — вопрос выскальзывает еще до того, как Андрей успевает окончательно решить, задавать его сейчас, или отложить до завтра.       И всё внутри него сжимается, когда Далер в его руках мгновенно застывает, уставившись на него расширенными, черными глазами, действительно на какое-то время перестав дышать. Секунду назад уютно расслабленный, теперь это плотно сжатая пружина, загнанный зверёк, только и готовый в любое мгновение вскочить, убежать, спрятаться.       А в следующее мгновение Далер резко отворачивается, свернувшись плотным клубком на боку, спиной к Луневу.       В номере повисает тишина. Похоже, что даже цикады снаружи прекратили свое бесконечное стрекотание.       Андрей не давит. Ждёт. Почему-то он знает, что Далер ответит, расскажет, как рассказал сегодня про причины этой своей ненормальной страсти к апельсинам. Просто ему нужно немного времени, собраться с мыслями.       Он мягко перебрасывает руку через Далера, прижимаясь к нему со спины, гладит ладонью его грудь, живот, берет за руку и, наклонившись, прижимает к губам по одному тонкие пальцы. Молча, ничего не говоря, не подталкивая.       Наконец, Далер коротко вздыхает, — Давай утром? — голос тускло-безнадежный, без малейшей надежды на то, что разговора удастся избежать.       — Далер…       — Хорошо. Это моя спина.       Ответ отстранённый, почти безразличный, словно Далер не отвечает на явно болезненный для него вопрос, а сообщает рутинный прогноз погоды на завтра.       — В смысле? — Лунёв недоуменно моргает. Он был готов услышать что угодно. Любые самые кошмарные диагнозы. Но спина? Просто спина? При чем тут какая-то спина? Каким образом может быть связана спина и дыхание?! Или Далер всё же хочет ускользнуть от правдивого ответа и торопливо пытается выдумать какую-то отвлекающую хрень?       Нет, не похоже.       — Да, спина, — Далер сухо усмехается, не реакции Андрея, но каким-то своим мыслям. — Всего-навсего моя кривая, сутулая спина.       Теперь Андрей явно слышит горькие нотки в интонации Далера и сам невольно начинает напрягаться. Больше, чем напрягаться. Страх медленно зарождается где-то в районе его живота, начиная выгрызать там большую черную яму. Как бы он мысленно ни уговаривал себя, что ничего страшного нет и быть не может, он всё равно уже боится.       Он сдвигается, больше не нависая над Далером. Ложится рядом, обвивая рукой его за талию и вынуждая придвинуться спиной к его груди, прижимает коленом его бедро, создавая максимально близкий контакт, буквально заворачивая Далера в теплый кокон из собственных рук и ног.       Он по-прежнему ничего не понимает, но молчит, не желая прервать эту тихую решимость Далера. Просто держит его в объятиях, слушает.       — Я сутулюсь, ну ты знаешь, — наконец произносит Далер, — Все знают. Смеются. Всегда все смеялись, с детства. Тренеры постоянно ругали, родители тоже… Но это не потому, что я так хочу или не умею стоять нормально. У меня позвоночник изогнут не так как надо. Называется кругло-вогнутая спина. Все изгибы чересчур сильные, не как у нормальных людей, — он замолкает.       Андрей тоже молчит. Ему очень не нравится то, как Далер отделяет себя от «нормальных» людей, но всё же пока он не слышит ничего особенно ужасного.       Ну да, постоянная сутулость всегда была одной из любимых тем для подъебывания Кузяева в команде. Как и его любовь стоять, уперев руки-в-боки, отставив одну ногу в сторону, весь при этом перекашиваясь. Он и сам любил при случае поддеть Далера за его «модельную» позу. Но разве может быть в этом что-то серьезное?       Далер вздыхает, очевидно, уловив непонимание Лунёва.       — Там, где изгиб слишком сильный, мышцы постоянно напряжены, гипертонус. Ну, в той же пояснице. А спереди, где живот, пресс, там наоборот, они всегда в гипотонусе, растянуты, расслаблены. Не держат так, как должны. Понимаешь?       Андрей понимает. Он спортсмен, и отлично знает, что такое гипер- и гипотонус. Вот теперь что-то складывается, и липкие щупальца страха сразу распространяются дальше.       — Из-за этого все проблемы, — Далер продолжает, — Из главного… Ну, из-за искривления в грудном отделе получается, что сильно укорочена малая грудная мышца, а она важная дыхательная. Другие мышцы рядом с ней тоже спазмированы, грудная клетка не такая подвижная, вдох из-за всего этого не достаточно глубокий, — его голос звучит удивительно спокойно, как будто он говорит о ком-то другом, не о себе, — Диафрагма тоже не правильно работает, тоже движется не в достаточном объеме. Всё вместе и складывается в моё неумение дышать, — он невесело усмехается, пару секунд молчит, затем тихо добавляет, — Да там всё внутри из-за этого не очень правильно работает. Лёгкие, сердце…       — Сердце?.. — Андрей хрипло переспрашивает, пытаясь скрыть дрожь в голосе.       Перед его глазами возникает образ Кузяева, который он часто, слишком часто, видел под конец тяжелых, изматывающих игр. Совершенно белый носогубный треугольник, серый цвет лица и кошмарные синяки под глазами, которым позавидовал бы любой зомби. Не раз он задавался смутным вопросом, а всё ли у Далера в порядке со здоровьем, уж слишком это были типичные и очень пугающие признаки серьезных проблем с дыханием или кровообращением, любой профессиональный спортсмен это знает.       С е р д ц е?!       Но ведь у них был огромный медицинский штаб, врачи! И не только «Зенита», но и Сборной! Уж врачи-то не дали бы Кузяеву играть, да еще и под такими нагрузками, если бы у него внутри было что-то действительно серьезно не в порядке, тем более с сердцем?!       Далер словно услышал его мысли, — Всё нормально, Андрей. Я имею в виду — нет, не совсем всё нормально, но со мной нет ничего действительно опасного. Врачи же проверяют постоянно. Я прохожу все тесты, вписываюсь в нужные показатели, иногда на пределе, но это не страшно, — он вдруг тихо смеется, — Страшно было только в мой первый медосмотр, перед подписанием контракта. Я таких тестов никогда в жизни не проходил, в «Ахмате» всё было проще, а тут… Очень боялся, что меня не подпишут.       — Но ведь подписали, значит их всё устроило? — спрашивает Андрей мрачно, задумчиво поглаживая руку парня.       — Подписали, — кивает Далер и усмехается резким, царапающим по нервам смешком, — Повезло, что тогда до закрытия окна всего пара дней оставалось, времени не было искать кого-то еще, а «Зениту» срочно был нужен еще один свой, доморощенный игрок, чтоб внести в заявку. Это, в общем, единственное, почему меня тогда подписали. Никто здесь всерьез не рассчитывал на меня, как на игрока. Брали на скамейку, мне сразу тогда так и сказали. А на скамейке можно посидеть и не умея хорошо дышать.       — Контракт поэтому такой короткий дали?       — Ну да, — Далер пожимает плечом, — Но мне было плевать, на деньги, на всё. Я был так рад, ты не представляешь! Это был для меня невероятный шанс, — он замолкает.       Андрей тоже молчит. Слишком много разных мыслей сейчас в его голове.       Теперь хотя бы ясно, почему у Кузяева, по слухам, чуть ли не самая маленькая зарплата в клубе и смешной трехлетний контракт, резко отличающийся от стандартных четырех-пятилетних контрактов всех прочих игроков. Вот ведь в руководстве, наверное, рады! Подписали за символическую сумму, исключительно ради соблюдения правил о «доморощенном» игроке какого-то малоизвестного гадкого утенка, который был согласен покорно сидеть на скамейке, не выдвигал особых требований, не просил большого контракта. А утенок уже через год превратился в лебедя, твердо играющего в основе, и не только в клубе, но и в сборной.       — Послушай… А вот это твоё, ну, руки в боки. Это…       — Легче дышать, — Далер отвечает спокойно, — Расширяется грудная клетка, лёгкие. В детстве привык так стоять, легче становилось, когда задыхался от нагрузок. Тогда я сам не понимал, зачем это делаю, и никто не понимал. Смеялись. Ругали. Потом стало привычкой, — он оборачивается и, поймав взгляд Андрея, выдавливает слабую улыбку. — Сейчас не замечаю, когда так делаю, только когда мне об этом говорят или смеются.       Горячая волна стыда накрывает Лунёва и он прижимается лбом к плечу Далера, сжимая крепче объятия. Господи, ведь он так потешался над Далером каждый раз при виде этой его позы!       — И что, ничего нельзя исправить? — спрашивает он напряженным голосом, — Я не знаю, ну у нас же есть массажисты, физиотерапевты, врачи! Они что, вот так спокойно на это смотрят и ничего не делают?       Далер переворачивается всем корпусом, теперь лежа лицом к Андрею, подкладывает ладонь под голову и смотрит на него с мягкой улыбкой.       — Почему смотрят? Они делают. Ну, что могут. В барокамеру вот укладывают постоянно…       Лунев презрительно фыркает, — И что, эта херня помогает?!       Он абсолютно не понимал смысла этой процедуры. Полежать пару часов под высоким давлением в маленьком «хрустальном гробике», подышать кислородом, и что? Тупая трата времени. Та же сауна и полноценный выходной день давали, на его взгляд, гораздо больший эффект. К счастью, его самого их командные врачи загоняли в барокамеру за всё время лишь пару раз. В отличие от Кузяева.       — Ну, они считают, что помогает, — со вздохом отвечает Далер, — Вроде бы это дополнительно насыщает кровь и ткани кислородом, если собственные сердце и легкие не справляются. Помогает восстанавливаться. Мне, во всяком случае, так объяснили. А исправить? Мне двадцать шесть, Андрей… Можно было исправить, когда маленький был. Наверное. Не знаю.       — Так почему тогда не исправили? — Андрей спрашивает мрачно, чувствуя, как в нем начинает закипать глухая злость.       Далер, уловив изменения в интонации Лунева, мягко касается его плеча, — Тогда к этому особо серьезно не относились. Не связывали проблемы позвоночника с проблемами дыхания и всем прочим. Да и сейчас у нас не принято что-то исправлять в спине для того, чтобы играть в футбол. Здесь такие, как я, кривые и плохо дышащие, сразу отсеиваются ещё на самых первых этапах отбора, в школах, академиях. Их туда просто не берут. А если и берут, то рано отбраковывают. Они не доходят до большого футбола, понимаешь?       — Но ты ведь дошел! — резко отвечает Андрей, переворачиваясь на спину и глядя в темный потолок.       Далер тихо фыркает, — Пфф. Ну да, дошел. Спасибо папе-тренеру. Меня же «Зенит» после академии выставил за дверь в том числе и поэтому. Мало того, что мелкий и тощий был, так ещё и перекошенный весь, сутулый, дыхалка слабая. Сказали, что для молодежки не подхожу. А я безумно хотел играть, где угодно. Но никто никуда не брал. Кому нужна такая ответственность? Вдруг этот кривобокий и плохо дышащий Кузяев сдохнет под нагрузками? И кто бы тогда отвечал?       Андрей хмурится. Ему отчаянно не нравится то, куда идет разговор, но, похоже, обойти тему отца Далера, всё же не удастся. — И что, папа договаривался?        — Да, — Далер кивает. — Он же тренер, связей много, знакомые разные везде есть. Ходил везде, просил, убеждал всех, что я могу играть. Пристроил через друзей на какое-то время в школу «Локомотива» питерского. Потом в «Карелию» к себе взял, оттуда я уже в «Нефтехимик» перешел, тоже с помощью папиных старых татарских связей и уговоров. Потом помог в «Терек» попасть. Не знаю, как он Рахимова уломал, не иначе, как надавил на наше с ним общее таджикское происхождение, — Далер тихо усмехается, — Но тот согласился меня посмотреть, оставил, дал играть, хвалил. А потом вдруг интерес «Зенита». И вот я здесь. Если бы не отец, то этим летом я не играл бы на чемпионате мира, а, наверное, сидел в каком-нибудь душном офисе, продавая никому не нужную хрень…       Лунев молчит, зло кусая нижнюю губу. Папа-тренер… Неужели этот замечательный папа-тренер не видел, что у сына явные проблемы с физикой, с дыханием?! Почему он ничего не делал, чтобы это исправить? Не может быть, чтобы тогда никто не понимал, что причина всего-навсего в позвоночнике. Или ему было не до этого? Или все папины силы и футбольные надежды были сосредоточены на здоровом и перспективном старшем сыне, а тощему и сутулому, но зато умненькому и хорошо учащемуся Далеру была уготована дорога в университет? Ну да, учиться ведь можно и с кривой спиной. Интересно, когда папа включил свою бешеную активность и стал заниматься Далером? Когда старший брат получил ту травму голеностопа, и стало ясно, что он не сможет продолжать играть в футбол и реализовать папины амбициозные планы?       Он закрывает лицо ладонями, с силой трет глаза до плавающих сверкающих пятен под веками, пытаясь успокоиться и не заводиться.       — Я знаю, что ты думаешь, Андрей, — Далер тяжело вздыхает, прерывая поток злых мыслей Лунева.— Не надо.        — Ты о чем? — Лунев убирает ладони от лица.       — Об отце, — отвечает Далер, — Он тебе не нравится.       Он не задает вопрос, а спокойно констатирует факт. И Андрей, уже было открывший рот, чтобы возразить, так в итоге ничего и не произносит. Это не нужно. Они оба знают, что Далер прав.       Не дождавшись ответа, Далер тоже переворачивается на спину. Теперь они лежат бок о бок, касаясь друг друга лишь руками. Неторопливо, Андрей кладет свою ладонь поверх кисти Далера, ведет большим пальцем по выступающим костяшкам и венкам, гладит, переплетает их пальцы вместе и мягко сжимает.       — Если не хочешь об этом говорить, не надо.       Далер отвечает не сразу, но потом, тоже чуть сжав пальцы, вздыхает, — Не сегодня, ладно? Это сложно, правда. Но он не плохой человек, Андрей. Поверь, пожалуйста…       Короткая вспышка гнева снова пронзает сознание Лунева, и он стискивает зубы почти до боли, заставляя себя промолчать. Слишком много сейчас в его голове вопросов, обвинений, страхов. Слишком многое он должен выяснить, прежде чем ответить Далеру "хорошо, я верю".       Вместо ответа он снова переворачивается на бок, перекидывает руку через грудь парня, прижимается лбом к его голове.       Какое-то время они лежат в тишине, затем Андрей тихо спрашивает, — Так всё-таки сейчас исправить это точно никак нельзя? Ну, спину твою?       Далер усмехается, — Ты же сам понимаешь, если такие кривые с неправильными спинами никогда не доходят до большого футбола, то как это исправлять, тем более в двадцать шесть лет, вряд ли кто-то знает. Да и не нужно это никому.       Андрей немедленно вскидывает голову, — Почему? Как это не нужно?!       — Зачем? — Далер небрежно пожимает плечом, встречаясь с ним взглядом. — Проще взять другого игрока, с нормальной спиной и без проблем со здоровьем.       Андрей лишь шепчет тихие ругательства, снова роняя голову на подушку. Как бы ему не были отвратительны слова Далера, он знает, что это жестокая правда Большого Спорта. За каждым из них стоят десятки других голодных до успеха и славы игроков, только и ждущих своего шанса. Далер прав. Никому не интересно возиться с кривой спиной одного полузащитника. Тянет нагрузку? Приносит пользу? Значит, сейчас играет. Когда больше не сможет — на его место придет другой игрок.       — Я в отпуске в Дубаи был, — продолжает Далер, — Там случайно познакомился с тренером одним в фитнесс-центре…       — С немцем тем что ли? — перебивает его Андрей.       — Ну да, — отвечает Далер, удивленно глядя на него, — А откуда ты знаешь, что он немец? Я никому не рассказывал.       — На фотке видел, в сети кто-то выложил. Типичная мерзкая немецкая рожа, — презрительно фыркает Лунев.       Далер мягко смеется в ответ, — Зря ты так. Бруно очень хороший человек и грамотный специалист. Он, когда узнал, что я с такой спиной играю профессионально в футбол, сначала не поверил. Там у них в Германии с такими проблемами детей в футбол берут и дают играть, не отсеивают так жестко, как у нас. Но стараются исправить как можно раньше, пока организм молодой и всё легко поправимо. И к юношескому возрасту они уже ничем не отличаются от своих сверстников с изначально нормальными спинами и легкими, — он делает паузу, едва слышно вздыхает. — Так вот, он никогда не видел, чтобы с подобной спиной, как у меня, кто-то играл на профессиональном уровне. Очень заинтересовался моим… хм… случаем. Показал упражнения специальные, объяснил, как правильно тренироваться на тренажерах. Оказывается, мне можно делать не все упражнения из нашей стандартной тренировки…       — Стоп! — Лунев перебивает и резко поднимается на локте, глядя на Далера сверху вниз, — Как это нельзя?! А наши физиотерапевты и инструктора по физподготовке этого что, не знают?!       — Андрей… — Далер отвечает с усталым вздохом, — Чтобы знать, надо работать с такими игроками. А у нас такие, как я просто не доходят до этого уровня. Да и невозможно мне одному устраивать отдельный режим тренировок, это глупо, пойми…       — Нет. Не понимаю, — Лунев трясет головой, — И что тебе нельзя? Ладно, подожди, не сейчас. Завтра расскажешь. Ты нашим тренерам, надеюсь, рассказал? Ну, про те упражнения, которые тебе тот немец сказал делать и не делать?       Далер чуть досадливо морщится, — Да ну… Зачем?       — Ты идиот? — вскидывает брови Андрей, — Как зачем? Затем! Затем, что… — он вдруг запинается, не зная, как точно сформулировать ответ так, чтобы Далер всё понял и не спорил. Наконец он произносит, — Затем, что я не могу тебя потерять.       — Хорошо, — отвечает Далер, коротко кивая.       — Ты не понял, — Андрей с силой сжимает руки вокруг Далера, — Я. Не. Могу. Тебя. Потерять, — он повторяет, твёрдо акцентируя каждое слово.       — Почему? — Далер поднимает голову и смотрит с таким искренним удивлением, словно и впрямь не верит, что может быть для кого-то настолько дорог.       — В смысле почему? — Андрей недоуменно моргает, — Потому что я люблю тебя.       Вот и всё.       Слова выскользнули сами собой, так легко и естественно, словно это не первый раз, когда он признается в любви Далеру, а как минимум десятая годовщина их счастливой совместной жизни.       — Любишь? — Далер переспрашивает, немного запинаясь.       Андрей пожимает плечами, — Ну да. А то ты не знал. Хотел завтра тебя позвать на свидание, там и сказал бы, но получилось вот так. А ты?       Он уверен в ответе, и всё же внутри всё сжимается, когда Далер отвечает не сразу, а лишь смотрит немигающим взглядом расширенных глаз, быстро глотая и нервно облизывая губы. Проходит несколько бесконечных секунд прежде, чем тот, наконец-то, кивает.       — Да, — ответ чуть слышный, не громче выдоха.       — Что да? — Андрей настойчиво переспрашивает.       Он должен это услышать.       — Я… Я люблю тебя, — Далер произносит хрипло и сразу прижимается к Андрею всем телом, обвивая руки вокруг его груди, — Люблю, — он повторяет твердо, словно закрепляя этим повтором, как своеобразной печатью, какое-то окончательное решение внутри себя.       Голова Андрея плывет, в уголках глаз внезапно режет и что-то перехватывает в горле. На мгновение он зажмуривается, пытаясь сохранить внутри этот момент и эти слова, в которых так долго нуждался.       Л ю б и т.       Ему приходится сделать над собой огромное усилие, чтобы заговорить, — Вот и славно, — произносит он чуть сдавленно и нежно гладит Далера по плечам, спине, чувствуя, как тот едва уловимо дрожит, — И никаких больше тайн. Не скрывай от меня ничего, ладно?       — Ладно, — отвечает Далер после небольшой паузы. Его лоб прижат к плечу Лунёва, тёплое дыхание пробегает по его обнаженной груди.       — Спасибо, что рассказал, — Андрей шепчет, прижимаясь щекой к волосам Далера.       Далер едва заметно кивает, — Спасибо, что заставил рассказать. Не думал, что мне это на самом деле было так нужно, — он поднимает голову, — Только это между нами, Андрей, хорошо? Не говори никому. Про мою спину, дыхание, и всё прочее, — он просит, но это звучит не как просьба. Это скорее утверждение, твердое и не обсуждаемое.       Андрей немедленно ощетинивается, — Блять, Далер, это не правильно! — он резко отстраняется от парня, переворачивает его на спину, смотрит яростно в глаза, — Почему ты не хочешь, чтобы остальные в команде знали? Зачем это скрывать? Тебе что, нравятся все эти шуточки-подъебочки над тобой?       — Это не нужно. Кому надо, те знают. На шутки мне плевать, давно. Я очень прошу тебя, не говори никому, хорошо? — голос Кузяева меняется, там больше нет твердости. — Я… я просто хочу быть как все, — добавляет он едва слышно.       Лунёв молчит некоторое время, разрываясь между желанием упрямо настоять на необходимости рассказать обо всём одноклубникам и тихой просьбой своего парня. Затем принимает решение и тяжело вздыхает, — Хорошо. Я не расскажу. Но когда кто-то снова будет ржать и прикалываться над тобой на тему дыхания, или на тему твоих поз, синяков под глазами… Ну, я не смогу просто стоять и слушать. Даже не проси, Далерка.       Далер молчит, кусает губы. В мягком скудном свете, идущем с улицы от ночной подсветки, его лицо кажется бледным и очень уставшим. Наконец, он кивает.       — Послушай меня, — продолжает Лунев, — Я буду тренировать тебя. Я сам. Ты покажешь мне все те упражнения того немца. Если надо, отпросимся по каким-нибудь семейным обстоятельствам на несколько дней и смотаемся к нему в Дубаи, он сам мне всё покажет, что тебе можно, что нельзя. Хорошо?       Далер вдруг улыбается, — Андрей, он гей.       — Блять. Я так и знал! — Лунев бьет кулаком по подушке, — Не важно. Ну гей. Если он такой хороший специалист, как ты говоришь, пусть будет хоть зоонекрофил, мне без разницы, — он усмехается, — А хочешь, давай сразу в Германию слетаем, если, как ты говоришь, там они знают, что с этим делать. И в Питере тоже найдем нормального правильного врача, массажиста, ну кого надо. Я уверен, что и у нас есть те, кто разбирается в этой теме. Слышишь? — он снова чуть встряхивает Далера.       Тот тихо, со смехом, фыркает, — Пффф, я знал, что нельзя было тебе рассказывать. Ты теперь не отстанешь, да?       Андрей улыбается в ответ, — Неа, и не надейся. Я от тебя больше никогда не отстану, Далер Кузяев. Никогда-никогда. И еще, — он скользит ладонью под острый подбородок парня, поднимает наверх, заставляя Далера встретиться с ним глазами, — Будем тренировать твоё дыхание по дзюбовской методике. Каждый день. Никаких пропусков тренировок, — он говорит строгим тоном.       Далер непонимающе хмурится, — Это как?       Вместо ответа Лунёв притягивает его ближе, кладёт ладонь на затылок и целует в губы, сначала мягко, затем всё сильнее…

***

      Андрей открывает глаза, обнаруживая себя уютно свернувшимся вокруг другого, очень мускулистого, очень горячего и очень мужского обнаженного тела. Воспоминания о вчерашнем вечере более чем ясны, и его рот сам собой начинает расплываться в улыбке. Он не хочет двигаться. Он просто хочет остаться здесь с Далером в руках, притворяясь, что внешнего мира не существует.       Осторожно, он целует короткие волоски на затылке Далера, кладет руку на его голое плечо, большим пальцем пробегает по выступающей под загорелой кожей косточке, и по сменившемуся ритму дыхания понимает, что парень рядом с ним тоже проснулся.       — Эй? — он мягко усмехается, — С добрым утром, соня. Кто вчера говорил, что просыпается раньше всех?        — Доброе утро, — Далер поворачивается в его руках, и их взгляды встречаются. Пару секунд Андрей с легкой тревогой смотрит в сонные глаза, безмолвно проверяя, изучая, спрашивая.       Не жалеешь? Мы в порядке?       А Далер вместо ответа молча тянется к губам Андрея.       Они целуются в луже солнечного света, пробивающегося сквозь неплотно задвинутые занавески, под безумное утреннее пение птиц, и руки Далера медленно скользят по груди Андрея, его теплые прикосновения задевают жесткие соски, вызывают приятную дрожь. Рот Далера открывается шире, чтобы полностью впустить Андрея, их языки встречаются и начинают медленный, ленивый танец. Это прекрасно. Это все, что нужно Андрею. Это все, чего он хотел весь этот год или даже больше.       Где-то в коридоре негромко хлопает дверь, они прерывают поцелуй и замирают.       — Мне надо идти, пока все не проснулись, — тихо говорит Андрей и целует Далера в этот раз не в губы, но рядом. Встает. Быстро влезает в свои разбросанные по полу вещи, почти на цыпочках идет к двери, слышит, что Далер следует за ним. Беззвучно, он нажимает на ручку и осторожно выглядывает в коридор. Никого.       Выскользнув из номера, он оборачивается.       — Так я зайду после ужина?       Пару невероятно долгих секунд Далер лишь смотрит на него каким-то вдруг очень серьезным взглядом, кусая свои всё еще припухшие от недавних поцелуев губы. Затем просто кивает, и на лице его медленно распускается нежная улыбка.       Сердце Андрея делает небольшое сальто.       — Я принесу апельсин, — он даже не пытается сдержать огромную, счастливую улыбку, подмигивает Далеру и закрывает дверь. The End.