Впервые

      Он не помнит, как давно сидит в машине и просто смотрит. Не помнит, как давно попросил Фрэнка остановить у обочины, не помнит, как давно ёкнуло сердце. Не помнит, как давно впивается взглядом в хрупкую фигурку.       Волосы отстригла. Ей к лицу. Глаза начали сильнее выделяться, всё такие же большие и отчего-то грустные. Серые. Бьющие током, раздробляющие кости. Превращающие в пепел.       Её глаза всегда были особенными. Всегда понимающими, даже когда девушка злилась и кричала, даже когда протестовала и собирала вещи. Интересно, а сейчас они такие же?       Такие же, когда в них сверкают слёзы? Когда отчаянно бьётся лбом о запястья? Когда мокнет под барабанящим дождём? Что в них сейчас? Обида? Испуг?       Чего ты боишься, Миранда Ландфорд? Что снится тебе в кошмарах?       Кайден впитывал её образ издалека. Наблюдал, как за диким, опасным животным. Наблюдал так, будто она может ранить, разбить и уничтожить. Но ведь уничтожать-то нечего, не так ли? Не осталось в нём ничего живого. Ни души нет, ни сердца, ни желания любить. Он — бесчувственная машина, робот, механическая игрушка безо всяких деталей.       Какая же ты красивая, Миранда Ладнфорд. Как же давно мы с тобой не виделись, Мира.       Сидит на скамейке под ливнем и плачет навзрыд. В красном платье, в чёрном пиджаке и утончённых туфлях. Выскочила из здания, куда должен был прийти Кайден. Где они должны были встретиться. Совершенно случайно, без помощи Николаса, который отправил королю порядка десяти сообщений о том, что Мира пришла на мероприятие в чересчур коротком платье. А оно ведь и правда короткое, открывающее вид на тонкие щиколотки, на изящные линии икр и колени.       — Ваше высочество, мне стоит открыть окно? — Фрэнк интересуется аккуратно, безо всякого назойливого и неуместного любопытства. А на сухих губах — тёплая улыбка, ведь он понимает, почему машина не доехала несколько несчастных метров.       — Нет. Не нужно, чтобы она видела.       …потому что если мы встретимся глазами, клянусь, я выйду из гребанной машины и удушу её за эти глупые слёзы.       Какого чёрта до сих пор всё так трепещет? Почему нельзя было проехать мимо, не смотреть зачарованно, как она всхлипывает и что-то бормочет под нос? Тебе ли не всё равно, Кайден?       Не всё равно. Далеко не всё равно. Иначе бы Мира не появлялась перед глазами каждый раз, когда он смотрел на тот самый угол в кабинете. Иначе бы он не ходил вечерами в лес, в то самое место, где однажды потерял её. Иначе бы он не хранил во внутреннем кармане пальто маленький ежедневничек и не ел бы клубничные пирожные.       Иначе бы он мог смотреть на других девушек с серыми, как мокрый асфальт, глазами.       Ей кто-то позвонил. Мира в миг выпрямилась, посмотрела на дисплей и вытерла тыльной стороной ладони слёзы. Подняла глаза наверх, к тяжёлому небу, и поднесла трубку к уху.       Кайден видел, как она ежилась. Видел, как поправляет прилипшие ко лбу волосы, как разглядывает промокшую насквозь ткань. А потом почувствовал, как её глаза колюче впиваются в его. Льдисто-голубые, холодные и незаинтересованные. Лгущие.       Они смотрели друг другу в глаза. Жаль, только, что Мира об этом не догадывалась.       Мира кусала алые губы. Мотала головой и натянуто улыбалась. Зачем? Никто же не видит слёз, а вот голос твой всегда выдавал эмоции. Или ты научилась врать и просто вошла в образ? Нехорошо, маленькая, обманывать дорогих сердцу людей. Тебе ли не знать.       Кто ей звонил? Жених? Может быть. Николас обмолвлялся пару раз о том, то за девушкой приударил какой-то тип с работы и он вечно околачивается возле дома Ландфордов.       Кайден ненавидел того парня. Ненавидел всеми жилками души, потому что злился на себя и дуру-Миру. На свои чувства, удушающие и липкие, которые время от времени давали о себе знать. Но для остальных людей, даже для самых близких, девушки-обманщицы по имени Миранда уже давным-давно не существует.       Прошло шесть долбанных лет. А он до сих пор смотрит безостановочно, жадно, свирепо. С щемящей болью в рёбрах и тупой в висках. Она так хороша. С потёкшей тушью, мокрыми волосами, продрогшим телом и в красном платье. Она так хороша. Прямо как тогда, в лесу.       Трясётся ли она сейчас так же? А если бы Кайден взял её за руку, притянул к себе, заставил курносым носиком упереться в ключицу?       Он бы дрожал. И пусть это никак бы не отобразилось на его внешнем виде, внутри бы всё перевернулось с ног на голову.       Потому что держать в руках Миранду Ландфорд без дрожи невозможно.       Её нужно было срочно согреть. Кайден быстро снял с себя пальто верблюжьего цвета и протянул вперёд седовласому водителю.       — Отнеси это ей. Сейчас же, — голос — сталь. Типично для короля. Он резко спохватился, притянул обратно к себе, и вытащил потрёпанную книжку из внутреннего кармана, что находился прямо у сердца.       Фрэнк нахмурил брови. Помолчал пару секунд, а потом взял пальто и вышел из машины.       Кайден был спокоен, когда Фрэнк подошёл к Мире и заботливо накинул на изящные плечи верхнюю одежду. Был спокоен, когда она непонимающе смотрела на удаляющегося мужчину. Был спокоен, когда девушка немо открыла рот.       И был неспокоен, когда она перевела взгляд на тонированное стекло. На Кайдена. Теперь Миранда Ландфорд знала, что король подглядывал за её слезами.       Молча смотрели друг на друга. Вернее, он — на неё, а она — на чёрное стекло.       Алые губки слабо дрогнули в мягкой улыбке, в серых глазах — осознанность и мудрость. Благодарность. Понимание. Она еле заметно кивнула головой и тут же вытерла выступившие вновь слёзы.       А потом укуталась в пальто. Склонила голову к воротнику и глубоко-глубоко вдохнула. Чуть свела брови, закрывая глаза. В горле у короля пересохло.       Какая же ты, Миранда Ландфорд, красивая.       — Поехали, Фрэнк, — цедит сквозь зубы злобно, ненавистно. До скрипа, до боли в желваках.       Но даже напускная агрессия не может справиться с глупой, счастливой ухмылкой, на секунду озарившей суровое лицо короля.       Миранда Ландфорд улыбнулась ему впервые за шесть лет. Миранда Ландфорд забила свои лёгкие дополна его запахом впервые за шесть лет.       Миранда Ландфорд позволила Кайдену почувствовать себя живым впервые за шесть лет.