Драгоценная шпилька

Он приметил её сразу. Смешливую девушку, младшую госпожу Мо. Они часами могли перебрасываться хитрыми взглядами за обедом, и Цзинь Гуань Шань был уверен — если бы драгоценная жёнушка не прислала гневное письмо и не пришлось возвращаться в Лань Лин раньше, эта девица была бы его. Её звали Мо Бао Жэй, в миру — Мо Ян Ю. Легкомысленная и откровенно гулящая. На следующий месяц, когда Цзинь Гуань Шань, специально заехал в деревеньку Мо, она невинно хлопнула глазами и спросила: — Прошу простить, мы знакомы? Совсем вас не помню. Гуань Шань был заинтригован и оскорблён насмешкой в её глазах. Кажется, кто-то затаил обиду за недавний скорый отъезд. Прощение пришлось покупать сладостями — украшениями девчонка не взяла. Гуань Шань чувствовал, как быстро бежит кровь рядом с ней. До чего же дерзкая. До чего же весело. Когда любой плод сразу падает тебе в руки — это хорошо, но скучно. Плод, за котором пришлось тянуться — вот чью сласть действительно ценишь. Гуань Шань наслаждался этой борьбой, ощущением молодости, когда девушки доставались чуть трудней. А-Ю смеялась. Играла. «Наверно, мечтает окрутить навсегда», — с насмешкой думал Гуань Шань. Но А-Ю однажды, пьяно хихикая, сказала: а я замуж не собираюсь. Вот совсем. Буду до старости у семьи на шее сидеть, ножки свесив. Гуань Шань только фыркнул. Они лежали на крыше, в небе расцветали салюты в честь какого-то праздника, а у них была бутыль вина на двоих. Гуань Шань помнил, как когда-то тоже хотел — без жены, без детей, всю жизнь в развлечениях. Тогда ещё была жива мать, два старших брата, и он мог думать, что не возглавит орден никогда. — Выдадут, — сказал Гуань Шань, отпивая прямо из горла. Икнул. — Да кому я нужна? Здесь меня считают ночной бабочкой. Я стану несмываемым пятном на репутации мужа. — Кому не плевать, когда у твоей семьи гора денег. А-Ю сморщила носик. Видимо, тоже понимала, только бахвалилась — по молодости. — Лучше в бродячие музыканты подамся. Знаешь, как я на флейте могу? — Нет, — Гуань Шань всмотрелся в её самоуверенное личико и улыбнулся. — Сыграй мне как-нибудь. — Как-нибудь, — она задумалась, фыркнула. — Как-нибудь обычно не наступает. Как-нибудь — ты снова уедешь. Пошли сейчас! Она схватила его за руку и понеслась к дому, по главной улице, вихляя меж прохожими. Мир слегка кружился от выпитого; взрывы салюта и чужая ругань оглушали. Кажется, флейту в тот раз они так и не нашли. Хоть дом нашли, интересно?.. — Или к тебе в гарем пойду, — игриво заметила А-Ю как-то в другой раз (который наступил). — Наверняка там много красивых женщин… — У меня нет гарема. — Почему? У тебя столько женщин, но нет гарема? Гуань Шань рассмеялся искреннему недоумению на её лице. — Моя жена меня бы убила. Да и главе ордена не полагается. — Обидно. — Очень. Они поцеловались. А-Ю мягко скользнула, легла ему на грудь. — Сколько женщин у тебя было? — Не помню. — А я своих помню, — хвастливо заметила она. — Тридцать две. — И это много? — усмехнулся он. Личико А-Ю стало обиженным. Кажется, она привыкла всех поражать неприличностью этого числа. — Что вы, господин Цзинь, — полушутливо заметила она, — …для вас-то конечно… Он не дал ей договорить: припал к груди, куснул сосок через одежду. Соблазнительно выдохнул: — А сколько у тебя было мужчин? — А вот этого не помню. Кажется… четверо. Но может и пять. Я не очень люблю мужчин, и обычно не захожу с ними далеко. От этого бывают дети. Гуань Шань засмеялся. — Значит я — почти особенный? — Вы красивый. От вас получатся красивые дети. Я сказала, что не хочу замуж, но детей, наверно, хочу. — А я сам никогда не хотел детей, — задумчиво произнёс Гуань Шань. — Видимо поэтому у меня их столько. Они расстались спустя ещё месяц беспечных гуляний. В стенах ордена, на приёмах, в постели с женой Гуань Шаню слышалось беспечное хихиканье А-Ю, вспоминались их пьяные выходки, как они купались голыми в реке, как она всё-таки играла ему на флейте. Он знал, что когда бы не вернулся в деревеньку Мо, А-Ю встретит его без упрёка, снова невинно спросит «мы точно знакомы?»; знал, что пока его нет, у А-Ю будет много женщин и ни одной слезинки в глазах. Она его не ждала, он, — блистательный глава ордена, — был её очередной победой, очередной игрой на сколько-то там ночей. Именно поэтому Гуань Шаня тянуло в деревеньку Мо. Он думал об А-Ю точно так же — мимолётная любовница, очередной романчик. Они с А-Ю думали одинаково. Пожалуй, где-то в другом мире они могли быть братом и сестрой. Гуань Шань не сказал бы, что нуждался в А-Ю; что если она завтра умрёт, его это хоть сколько-то тронет. Но ему наскучило играть одному. В деревеньке Мо жила та, которая разделяла его забавы, не попрекала ничем и никогда. Гуань Шань отправился в Мо третий раз. Пустая прихоть. Когда он приехал, А-Ю уже носила под сердцем ребёнка. Она не хотела с ним видеться. Просто сбежала из дома, едва он пришёл приветствовать хозяев. Гуань Шань разыскал её на улицах, неприкаянно бродящую с мрачным лицом. Он только чуть коснулся её руки, как А-Ю тут же начала выворачиваться. — Пусти, пусти! — она была какой-то усталой, раздражённой. Гуань Шань ещё не знал причин. — Я всегда считала, что лучше не спать с мужчинами. Один раз решила развлечься и вот! Она обиженно, как маленькая, показала на свой, пока что плоский, живот. Гуань Шань поднял бровь. — Почему ты просто не вытравила плод? Гуань Шань буквально чувствовал, как томивший его многие дни узел неясной тоски, развязывается. Она заметно пополнела. Да и дети, дети всегда отвращали. Наверняка оставила, чтобы потом пропихнуть в орден. Он почти с облегчением прокручивал в голове эти мысли. В конце концов, желанье повидать эту девчонку — это было чересчур. Что он в ней нашёл, в одной из многих? А-Ю только бросила на него злой взгляд. — И ты туда же! Матушка тоже твердила: вытрави, вытрави! Я не погублю своё дитя! А если тебе не нужен, то и иди отсюда! Мой ребёнок, не твой! Гуань Шань смотрел, как она прикрывает живот, и думал: она пережила долгие дни унижений — дома, в кругу моющих косточки соседей. Почему же? А-Ю всегда казалась разумной женщиной. И безответственной. Какой демон ей нашептал сохранить ребёнка? Зачем? Что бы она ни говорила в пьяном бреду, А-Ю никогда не была женщиной, мечтающей о детях. Она любила жить для себя, а не для кого-то. — Этот ребёнок тебе бесполезен. Я не собираюсь его признавать. Твоя мать права: избавься, пока не поздно. — Нет. Я не убью его. И не льсти себе, — А-Ю устало повела плечами. — Я не жду, что ты заберёшь его, что вдруг воспылаешь ко мне любовью. Мне плевать, что ты думаешь. Я не смогла, понятно? Убежала от повитухи с рёвом. Он же ни в чём не виноват, — беспомощно прошептала она. — За что я его убью? Гуань Шань обречённо закатил глаза. Глупая девка. Когда они были вместе, А-Ю пила какие-то отвары, чтобы не было детей. Но она правда думала, что это совершенная страховка? Что если обошлось с четырьмя мужчинами до того, обойдётся теперь? Эти отвары ненадёжны. А-Ю должна была быть готова однажды избавляться от последствий. Это как болячки, от которых регулярно лечился Гуань Шань. Неприятно, но необходимо. — Это мой ребёнок, — сказала А-Ю ещё раз и двинулась вперёд по улице. — И чего ради я тогда ехал…? — раздражённо спросил в пустоту Гуань Шань. А-Ю обернулась. — Я слышала, в местном заведении появилась новенькая. Её лотос ещё никто не сорвал. Она слишком красива и за неё требуют слишком много денег. Но для тебя это пустяк, да? — И ты так просто уступаешь её мне? Не присоединишься? — Нет. Мне сейчас нужно беречь тело. Гуань Шань раздражённо цыкнул и двинулся прочь. Свежую девочку он мог найти и в Лань Лине. А вот вторая А-Ю как-то не находилась. «Впрочем, что горевать по разбитому кувшину?» — раздражённо подумал Гуань Шань. Беременность и травля очевидно испортили А-Ю. На вид она ещё была хороша, пусть и слегка округла, как спелое яблоко, но внутри загнивала. К девочке «из местного заведения» он всё же зашёл, и она правда была хороша, но после всего, лёжа с ней в одной постели, Гуань Шань чувствовал разочарование и какую-то детскую обиду на А-Ю. Сдался ей этот ребёнок. Испугалась. На следующий день Гуань Шань слёг с болезнью. Телу было плевать, что хозяин вообще-то заклинатель и что болеть в этой глуши — занятие скучное и опасное народными средствами. А-Ю заставили за ним смотреть. Она ворчала, что беременная, что у её матушки и сестры нет совести. Но покорялась. Семья Мо, в отличие от А-Ю, мечтала о признании этого ещё не рождённого ребёнка. Самой А-Ю просто нужны были деньги на очередные игрушки. Теперь, ограниченная своим положением, она по два раза на дню ходила в местный театр, скупала книги и всякие красивости, от одежды до ваз. Семья Мо, ранее не позволявшая ей настолько много, теперь не скупилась. Всё для будущей матери заклинателя с фамилией Цзинь. Так пошли их дни. Постепенно А-Ю нашла в ситуации выгоду. Она сбегала в покои Гуань Шаня от нравоучений матери и сидела весь день, даже не пытаясь ухаживать за больным. На то оставались слуги. — Ай! Демон, ну точно дитя заклинателя. С кем оно пытается сражаться в моём животе? — недовольно заныла А-Ю, обнимая уже совсем круглое пузо, похожее на спелый арбуз Гуань Шань не сдержался и, как привередливый покупатель, легонько хлопнул по нему (за что его совсем не легонько стукнула А-Ю). Она сидела, рассеянно поглаживая живот и, наверно сама того не зная, едва заметно улыбалась. — Скажи, кого ты больше любишь — меня или его? — Конечно его, — возмущённо ответила А-Ю. — И вообще. Её. Я хочу девочку. Она будет такой же красивой, как я. — Как я, — возразил Гуань Шань. — Снова льстишь себе. Я красивее. — Ты грубиянка. — А ты развратник. — И от кого я слышу…? Они засмеялись. И Гуань Шань подумал, что хочет болеть дольше. Где-то в Лань Лине его ждала работа, Не Мин Цзюэ, которому снова нужна чья-то голова и семья, к которой он не испытывал ничего (хотя нет; он очень боялся свою жену). В деревеньке Мо было спокойно и к нему, Гуань Шаню, относились, как к Его Величеству императору. А ещё была А-Ю и в целом с ней было неплохо и без постельных утех. Слушать, как она проклинает мать, как читает вслух или играет на флейте, как со смесью страха и нежности изучает свой живот, оберегая его как хрустальную вазу — всё это составляло быт Гуань Шаня сейчас. И, если подумать, о чём-то таком он когда-то и мечтал: о жизни без забот и спутнице, — раз уж она всем так нужна, — которая разделит его игры. В конце концов, живот А-Ю — не навсегда. Когда-нибудь она разродится и всё станет, как раньше. Как раньше ничего не стало. — Только в обморок не падай, — измученно шептала А-Ю. — Мальчики… слишком нежные… с ними бывает… Гуань Шань фыркнул. Он видел людей, выпотрошенных заживо. Рожающая женщина точно не была страшней. Ему стало лучше через месяц, как раз, когда у А-Ю подошёл срок. Роды пришлись на ночь. Рожая, она так вопила, что спать не было никакой возможности. Гуань Шань, давя зевки, разглядывал её искажённое болью лицо и думал, какое же это счастье — родиться мужчиной. Он просидел рядом с ней все те долгие часы, нервируя повитух и зля А-Ю своим спокойствием. Казалось, что, имей возможность, он расположился бы спать прямо здесь, да матраса не нашлось. Ребёнок родился крепеньким и здоровым, и тоже голосил. Гуань Шань уже смирился с мыслью, что этой ночью спать не будет. Он с рассеянной брезгливостью рассматривал визжащий свёрток, который ему сунули. — Это всё-таки мальчик. — Он всё равно будет похож на меня, — устало прошептала А-Ю. — Но можешь дать имя, раз уж угадал. Гуань Шань задумался. Ребёнок на его руках почти ничего не весил. Если закрыть глаза, можно забыть, что вообще что-то держишь. Как будто воздух к груди прижимаешь. — Сюань Юй. Невесомый, как перо на ветру, как утренний сладкий сон, чью тайну забываешь с рассветом. Слуги наперебой начали восхищаться красноречием господина. А-Ю улыбнулась. — Ты дал ему такое воздушное имя. Боюсь, он вырастет таким же легкомысленным, как мы с тобой. Гуань Шань кивнул. — Тяжёлые мысли никому не прибавили покоя. Пусть парит над скудными умами и не знает грусти. Они с А-Ю встретились глазами. — Желаешь сыну того, чего лишился сам? — О чём ты? — Я думала, пока ты болел. У тебя часто начинался бред, но ты был трезвым, и я тоже. Как будто снова познакомились. Мы… — А-Ю тихонько усмехнулась. — …смешно, как похожи. Я бы никогда не хотела твоей жизни. Глава ордена, куча людей, за которых отвечаешь, ожидания… А-Ю всё-таки потеряла сознание. Гуань Шань мог бы ей рассказать, как сладка власть, крики в пыточной, сила, перед которой лебезит каждый. Но А-Ю едва ли поймёт. Гуань Шань, бесстыдный лукавый мальчишка, возглавивший орден в шестнадцать — он бы не понял. Он убил своих братьев, устроивших безобразную свару после смерти отца; убил мать, носившую ребёнка старшего брата в утробе. Гуань Шань просто хотел, чтобы ему не мешали развлекаться. Чтобы мир вокруг был неизменен, чтобы вечно цвёл пионовый сад, шумела выкриками торговцев центральная площадь Лань Лина. Ребёнок на его руках надрывно кричал. Раз болезнь прошла, надо было возвращаться. Если Гуань Шаня долго не будет в ордене, орден затрещит по швам. Вот если бы всё-таки вышло заполучить Стигийскую Тигриную печать… Гуань Шань был влюблён в её огромную, тёмную силу. С ней он может заставить все ордена преклонить колени и наконец не мешать. — Снова уходишь? — спросила А-Ю на утро. — Я вер… А-Ю прижала ладонь к его губам, засмеялась. — Нет-нет, не обещай мне! Я ненавижу обещания! Ребёнок на её руках завозился, почмокал губами. Дёрнул отца за прядь волос. — Ладно. Тогда я скажу для него. А-Юй, твой папа очень-очень занят. Но он правда хочет вернуться к тебе и маме. Подождёшь меня, ладно? Гуань Шань наклонился и поцеловал ребёнка в лоб. Поморщился, когда волосы снова сгребла детская ладошка. А-Ю захихикала. — Тебе не нравится папина причёска, А-Юй? Может, папе лучше заплести косички? Гуань Шань фыркнул. — Не лучше. Он осторожно провёл пальцем по лбу ребёнка, остановился, между нахмуренными бровками. — Что такое? — Ничего, — Гуань Шань опомнился, отдёрнул руку. Не говорить же, что он привык к младенцам с красными точками. В волосах А-Ю что-то сверкнуло. Маленькая шпилька, которая всё-таки была принята ещё в первые дни их знакомства. Гуань Шань выдернул шпильку и раскрошил в кулаке. — Эй..! — А-Ю возмущённо вскинулась. Наверно, она специально отыскала шпильку среди сотен своих побрякушек, чтобы сделать ему приятно в прощальный день. — Это дешёвка. Я куплю тебе нормальные украшения. — Я уже говорила, что мне ничего от тебя не надо. — Выбросишь мой подарок? А-Ю надула губы, фыркнула. — Нет. — И вообще, — Гуань Шань остановился уже в проходе. — Мне тоже нравится А-Юй больше тебя. Мои подарки будут для него. — Вот мы и стали обычными скучными родителями, которые любят своих детей, а не друг друга. — А мы любили друг друга? Они встретились глазами и засмеялись. Гуань Шань навещал деревеньку Мо ещё пять лет, пока его здоровье совсем не ухудшилось. Ещё сколько-то лет в деревеньку Мо приходили подарки. А-Ю стала в глазах людей забытой любовницей, которую не оставили совсем только из-за сына. В четырнадцать лет Мо Сюань Юй поехал на обучение в орден Лань Лин Цзинь, где застал умирающего отца. Пока Сюань Юй учился, его мать умерла от несчастного случая. Его отец ненадолго её пережил. Мо Сюань Юй был изгнан из ордена с позором и не придумал ничего лучше, чем отомстить, призвав злого духа Старейшины И Лин. Он знал, что появление Старейшины станет началом конца не только для семейства Мо. Один человек пообещал ему это.