Kneel, my love...

Gyda Valtysdottir — Seikilos Epitaph       Локи сидел перед тобой, внимательно слушая, и чем больше ты говорила, тем сильнее залегала морщина на его лбу, а взгляд становился все более серьезным и суровым, — это был не его мир. Но проблема была не в том, что лофт не знал, как вернуться, — он не желал этого (сам ведь использовал Тессаракт для перемещения) — все заключалось в решении, что делать теперь. У него не было сил что-то придумывать, не было желания куда-то уходить из уютного особняка, где горел камин, а за стенами бушевала метель. Локи хотел остаться, но какая-то часть его души, маленький остаток требовал, чтобы мужчина покинул тебя, вернул все, как было прежде, до его появления. Ты читала это в его глазах, но не могла понять, в чем же причина его желания покинуть тебя. Снова. Твои слова на счет проживания были серьезными, но между вами царило некое напряжение: ты видела в мужчине того, кого любила и любишь до сих пор, а он, видя этот странный блеск в твоих глазах, чувствуя, что ты относишься к нему слишком лояльно, остерегался нового подвоха. Это могла быть очередная проделка Таноса, могла бы быть, если бы не твоя мягкая улыбка, которую ты дарила трикстеру каждый раз, когда он интересовался чем-то об этом мире. Не его мире. Но и не твоем.       В конце концов, было принято решение попробовать встретиться с Тором, который как раз был в штабе Мстителей в этой время (ты знала об этом, так как часто встречалась со Старком и была введена в курс всех дел, сдружившись со всеми членами геройского клуба). Это предложение поступило со стороны Локи, и ты лишилась дара речи, когда поняла, что нужно будет рассказать мужчине о том, кто был вместо него здесь.       — Думаю, нужно начать с того, что ты пытался захватить один из миров, — начала свой рассказ ты, сидя у окна напротив трикстера, который, услышав твои слова, усмехнулся.       — В своем мире я пытался захватить Мидгард.       — То был Ванахейм.       — И в чем же была причина? — Поинтересовался мужчина, не отводя взгляд изумрудных глаз от снега.       — Возможно, та же, что и в твоем случае. Один умолчал о твоем происхождении — сын Лафея, йотун.       Локи молчал, слушая. Его губы были сжаты в тонкую линию. Он вспоминал.       — Желая стать равным Тору, ты попытался захватить царство ванов, но не сумел.       — Меня остановил Один? — Лофт перевел взгляд на тебя, ожидая ответа, но ты медлила, боясь говорить.       — Нет. Ванийка, кажется, княжна. Она оказалась у тебя в плену и смогла разглядеть обиду, которая приняла облик ярости.       — И поэтому попыталась остановить меня? — Хмыкнул трикстер, складывая руки в замок. — Неужели она столь глупа и храбра?       — Не знаю. Но причина была и в том, что она не видела в тебе убийцы, которым ты считал себя сам. Она видела в тебе лишь заплутавшую душу, которой требовалась помощь. И она попыталась помочь. Но ты не захотел этого. — Твой голос слегка вздрогнул, перед глазами вспыхнула картина. Опальный принц возвышался над молодой ванийкой, связанной по рукам и ногам. Она стояла на коленях перед ним, но не склоняла головы, гордо держа ровную спину.       — Одумайся же! — Потребовала дева. — Эти жертвы не будут стоить и гроша! Они принесут тебе лишь страдание! Одину не нужны такие подвиги, чтобы доказать свое превосходство! Он твой отец!       — Он не мой отец! — Закричал Лафейсон. — Если бы был бы он мне отцом, скрывал бы все эти годы правду? Не лгал ли столько лет?       — Он делал это ради тебя! Правда уничтожила бы тебя!       — Правда?! — Мужчина засмеялся. — А что же происходит сейчас? Столько лет мне твердили, что я сяду на трон! Готовили к правлению! И вот! Опальный принц! Приемный сын Всеотца! Я никто для него!       Ванийка отрицательно помотала головой.       — Ты его сын.       — И что потом? — Голос Локи вывел тебя из раздумий.       — Наемники, которые были с тобой, взбунтовались. Они попытались убить девушку. И ты заступился за нее. Спас в облике йотуна.       Мужчина думал. Какую смелость имела эта девушка, что пошла против него одна, зная, что за чудовище кроется под его кожей?       — Она смогла убедить тебя вернуться в Асгард. И Один, в наказание тебе, обручил вас. — Ты непроизвольно потерла безымянный палец левой руки.       — Любил ли кто-то из нас?       — Она — да. Ты… не знал никого и ничего, кроме нее. У тебя была своя любовь. Порой грубая, порой холодная. Но вы жить друг без друга не могли. — Ты отвернулась, чувствуя, как по щеке стекает слеза. А перед глазами вновь мелькали картинки. Темный балдахин прятал за собой пару. Зеленая ткань путалась в телах, горящих в агонии от чувств, переполняющих богов. Пальцы рук сталкивались друг с другом, крепко сжимая, до побеления. Легкие горели от нехватки воздуха из-за поцелуев, несчадно сжигавших их сердца.       Мужские пальцы с силой сжали девичьи бедра, оставляя на них красные отметины. Дева под ним изогнулась в спине, глуша стон в изгибе шеи. Ее губы скользили по широким плечам, ключицам, груди, тяжело дышащей в такт с ее.       — Мы опоздали на ужин, — прошептал трикстер, склоняясь ближе к девушке.       — Пропустим и завтрак. Думаю, Один будет не против. Ты под моим присмотром.       По комнате разнесся бархатный смех.       — Потом пришли темные эльфы. Они напали на землю, желая заполучить Эфир. Ты сражался со Мстителями плечом к плечу. Вы были хорошими друзьями, пусть они и не всегда оценивали твои шутки по достоинству. — Ты усмехнулась, вспоминая недовольные лица и скорчившегося от смеха трикстера. — А потом… ты погиб.       Метель кончилась. Все стихло. Белый снег укрывал равнину. А ты видела на нем кровавые пятна.       Кинжал вошел до самой рукояти, заставив Бога Обмана пасть на земь. Дева упала рядом с ним на колени, в безумии сжимая черные волосы.       — Не смей! Не смей оставлять меня! Ты дал слово! Помнишь? — Она любовно оглаживала острые скулы, лоб, губы, неотрывно смотря в затухающие глаза. — Ты обещал быть рядом всегда.       — Я ведь… Бог… Обмана. — С тонких губ скатилась алая капля. — Прости…       Сердце йотуна затихло, как и ее. На снегу виднелись пятна крови.       Ты не заметила, как встала с места, в несколько шагов оказываясь рядом с дверью. Легкие горели; глаза щипало от слез; сердце стучало в груди.       — Т/И! — Лафейсон было направился к тебе.       В глазах мужчины читалось неприкрытое волнение. Но он остановился, услышав твой голос.       — Стой! Прошу тебя, стой! — Соленые капли градом посыпались из глаз.       — Скажи… Это ведь ты, — проговорил мужчина, делая шаг к тебе, отчего ты сильнее отшатнулась, прижимая руки ко рту, пытаясь заглушить крик. — Это ты. Та ванийка. Жена.       — Нет, нет, нет! — Волосы били по щекам, но это не приводило в чувство.       Столько лет ты пыталась забыть его; столько дней провела без сна, боясь сомкнуть глаза и вновь увидеть окровавленные руки на его щеках; столько боли, перенесенной в тишине гор и озер. Ты забыла о ней, лишь иногда морщась в момент, когда память подкидывает прошлое, словно фокусник нож в руке. И порой тебе хотелось вонзить его себе в грудь. Прямо в сердце, которое снова билось в агонии, вырывалось наружу. Но так не должно было быть.       От бессилия ты пошатнулась, норовя упасть, но, как когда-то, не позволили холодные крепкие руки, прижавшие тебя к мужской груди.       — Почему ты не сказала сразу? Почему? Зачем скрыла? — Локи осторожно поглаживал тебя по голове, шепча.       — Это ведь не ты. Я видела твою смерть. Ты…       — Я здесь. Пусть я был мертв. Но сейчас я перед тобой. Дай мне шанс.       — Сколько угодно.