Медсестра

Поезда. Вновь поезда с ранеными. Не думала, что война забирает настолько много жизней. Я хватаю сумку с медикаментами и бинтами и бегу из госпиталя прямиком к поезду. Я мчусь очень быстро, порой так быстро, что мне кажется, даже ветер не в состоянии догнать меня. Осталось еще пару сотен метров до поезда, как под моими ногами вдруг исчезает земля. Я падаю, сильно ударившись спиной, и кувырком лечу вниз в воронку, оставшуюся с прошлого налёта. Я уже и забыла про её существование. Слышу неприятный хруст в ноге и чувствую последовавшую за ним боль. Я вся в грязи. Но самое главное — медикаменты со мной. Собравшись с силами, я поднимаюсь с земли. Левую ногу очень больно переставлять. Я кое-как вылезаю из воронки, хватаясь за камни и волоча за собой ногу. Вот я уже и на вершине. Стиснув зубы, я продолжила свой неуклюжий бег. Левую ногу пронзает острая боль, и я чуть не падаю. Но сохраняю равновесие и продолжаю бежать дальше — необходимо помочь раненым. Наконец я у поезда. Я осматриваю людей вокруг, хочу найти главную медсестру. И вот я вижу слабого и покалеченного юношу, который был или моим ровесником, или буквально на год-два старше меня. Он с надеждой посмотрел в мои глаза. По его состоянию я поняла, что жить осталось ему не много, силы медленно покидали его. То, что я являлась медсестрой госпиталя, не спасает меня от вида крови. Пересилив себя, я лезу в пустой вагон для того, чтобы помочь или освободить человека от мук. Вдруг раздаётся громкий звук взрыва. Я чувствую, что моё тело взлетает ввысь. Рай был близко. Но у меня не было крыльев, и я упала на землю с чавкающим звуком. В ушах звенит. Я пытаюсь открыть глаза. Левый заплыл кровью, я им ничего не вижу. В правом глазу весь мир расфокусировался, превратившись в размытые сюрреалистичные пятна. Я собираюсь встать и вижу, что мои руки полностью в крови. С огромным трудом я приподнимаюсь и встаю на ноги. Тело пробивает мелкая дрожь. Вокруг меня разорванный в клочья поезд и окровавленные останки человеческих тел. Деревья горели. Я дрожащими руками нащупываю свою сумку. Внутри всё разбито. Достав бинт, я отряхнула его от осколков стекла и начала перевязывать свои ладони. Жгучая боль по всему телу. Но я терплю, лишь скупая слеза вырывается из моих глаз. Наконец мои руки забинтованы, у меня остаётся ещё пара бинтов. Я делаю шаг вперёд, мои ноги подкашиваются, я падаю и теряю сознание. Я снова открываю глаза. Всё тело охвачено мучительной болью. Кажется, я единственная, кто выжил в этом кошмаре. Я вновь поднимаюсь на ноги и, вытирая окровавленное лицо бинтами, направляюсь в сторону своего дома, осторожно перешагивая тела погибших. Я не могу их спасти… Я еле-еле бреду через развалины, тихо бормоча имена всех людей, кто погиб у поезда. И вот я поворачиваю к дому. А моего дома нет. Вместо него — раскуроченная воронка средних размеров. До меня доходит очень страшная правда: моей мамы и сестры больше нет. Мой папа был убит на войне. Теперь я осталась одна. Совсем одна. Я кричу от отчаяния, слёзы текут из моих глаз. Силы покидают меня, я оседаю на колени и вновь проваливаю в беспамятство. Повсюду белый яркий свет. Где я? Наверное, я умерла. Наверное, я там, где нет войны, где нет боли и страданий. Я вспоминаю, что случилось. Этот разбитый поезд, эти тела, смерть моих близких. Я начинаю плакать, ибо мне стыдно за то, что я никого не смогла спасти. И страшно от того, что я видела. Из-за застилающих глаза слёз я начинаю видеть очертания окружающих меня предметов. Кажется, я в госпитале. — Ох, наконец-то вы пришли в себя, — раздался мужской голос. — Вы так долго были без сознания. Я протираю глаза, поворачиваю голову на подушке и вижу перед собой незнакомого мужчину с белой бородой и в таком же белом медицинском халате. — Вы единственная, кто выжили после бомбардировки того поезда, — продолжал пожилой человек. Я почувствовала пустоту внутри себя. И злость. Много злости на этих немцев, что уничтожили всех, кто был мне дорог. Они уничтожили моего отца, мою мать и сестру. Они уничтожили моих подруг-медсестёр. У меня больше никого не осталось. Я в ярости. Мне хочется рвать и метать. Но вместо этого я с полной уверенностью в голосе выдаю: — Я хочу на фронт.