Можешь перестать писать, мальчик занят

— Это просто для фото, — предпринимает попытку оправдаться Антон, и Смолов, наконец, поворачивается к нему лицом, с грохотом откладывая свой телефон на стол. Взгляд из-под бровей тёмный и грубый, Федя выглядит побитым жизнью щенком, и Антон тяжело сглатывает, не ожидав увидеть мужчину таким. — И на кой-хер тебе это «для фото»? — Федь, пожалуйста… — Объясни мне, Миранчук, зачем тебе эти «отношения» с таким-то сокровищем? — С ней весело, у меня давно никого не было… Федь, пожалуйста. У тебя тоже Инстаграм полон разных фото, но я же молчу… Это даже не мой профиль! — В любом случае, если что-то есть, это всё было до тебя, и ты это прекрасно знаешь. — Ты как ревнивая жена, Смолов. — Ты считаешь, что я не имею права злиться? Знаешь что, Миранчук? Иди-ка ты на хер. — Федь… — Мудила, — Смолов толкает плечом Антона, выходя из номера, и Антон устало вздыхает, заваливаясь на постель. Антону двадцать три года. Если он не будет мелькать хоть случайно с какой-нибудь «королевой», к нему будут вопросы, а этого хотелось бы меньше всего. Федя был женат, Феде всё равно, а у Антона всё только начинается, и ему это нужно, хочет он этого или нет.

***

Когда Федя возвращается в номер, немного остыв, Антон только выходит из душа, и показательно поправляет полотенце на бёдрах, игнорируя обиженный взгляд мужчины. Будто Антон не знает, что единственная по-настоящему слабая точка Фёдора — он сам, и нет у Феди страха больше, чем страх потерять мальчишку. Федя вздыхает так тяжело, устало опускаясь на постель, пряча лицо в ладонях, и Антон понимает, что он проиграл. Что угодно, но только не по-настоящему несчастный Федя. — Прости… — Делай что хочешь, Тош. Ты взрослый человек, — Антон задыхается от возмущения, слыша такую непривычную «взрослую» реплику от Феди, не получая прощения, и зло бросает в него пустой бутылкой, попав по бедру. — Когда перейдешь в «Juventus», будешь у них капитаном, Смолов. — Что? В смысле? — Потому что ты самая главная Старая Синьора. Фёдор прыскает со смеха, вскакивая с постели, и резко дёргает Антона за руку, заваливая на постель, сам усаживаясь на его спину, обездвижив. — Ты такой наглый мальчишка, Тош… Так плохо ведёшь себя… — Ты не сделаешь этого. — И кто меня остановит? Явно не Антон, который приподнимает бёдра, чтобы Смолов стянул с него полотенце, и даже не пытается перевернуться, лишь подкладывает подушку под живот, когда Федя привстаёт над ним, целуя в левую лопатку, правой рукой раздвигая ягодицы, пощипывая и жёстко сжимая. — Это только для фото, Антош, — передразнивает Фёдор парня, мягко, почти незаметно шлёпая по ягодицам, и наклоняется к лицу, заставляя смотреть на него, заставляя отвечать на жёсткие поцелуи, которые не любит Смолов, которые нравятся Антону. У Антона мощные загорелые ноги, но ими восхищаться Федя сегодня не будет, его внимание — только на молочно-белой заднице, упругой и подкачанной, с родинкой где-то сбоку справа. Федя знает, чего хочет Антон, но Антон сегодня плохой мальчик, и он специально раззадоривает его, мягко проталкивая два смазанных слюной пальца в подготовленную задницу. — Федя… Федь, пожалуйста, не сейчас. Пожалуйста! — Мы вернёмся домой, и я устрою тебе, Миранчук, то самое «не сейчас». А это лёгкое напоминание о том, чей ты плохой мальчишка. Антон подаётся навстречу каждому движению пальцев Феди в себе, пытается выгнуться так, как нужно, но Смолов прекрасно осведомлён обо всём, лишь играется, заставляя Антона рычать от возбуждения и злости, не получая желаемого. — Ты связался с ней, не поставив меня в известность, — Антон недовольно стонет, когда Федя свои пальцы слишком резко из него вытаскивает, и призывающе сжимает мышцы, но Федя снова двумя руками его ягодицы сжимает, не обращая внимания на возмущения Миранчука. — Не поставив меня в известность, — первый шлепок заставляет Антона хихикать, но он быстро подавляет смех, пытаясь успокоиться. — Она пишет тебе в директ, — шлепок более ощутимый, но Антон всё ещё улыбается, только выпячивая задницу под руку Феди. — Она пишет тебе комментарии. Пишет так, будто имеет на это полное право! Удар оказывается уже с небольшой болью, и Антон чуть закусывает губу, стараясь терпеть. — Будто имеет хоть какое-то право на тебя, Антон, — удар по нежной коже внизу ягодицы, и Антон пищит от боли, дёрнувшись. — Эта глупая сториз только разозлила всех, а ты не понимаешь, что она только вредит тебе, — левая ягодица получает два удара подряд, по напряжённой мышце и тут же по тонкой коже, а Антон шумно выдыхает. — Ты только мой. Несколько хаотичных по силе шлепков обрушиваются на задницу Антона, и парень тихо вскрикивает, когда Федя сильно шлёпает его в последний раз, и снова проникает пальцами внутрь, медленно растягивая в стороны вход. — Федечка… — Ты мой, Антон. Я понимаю, для чего ты это делаешь, но если ты ещё раз поступишь так за моей спиной — пеняй на себя… Не своди ноги, — Смолов встаёт с постели, быстро раздевается, и достаёт из глубины до сих пор неразобранного чемодана Антона смазку. Растирает немного по члену, возбуждая себя, любуясь своим растянутым мальчиком, держащим себя за горящие ягодицы, и шумно вдыхает, желая скорее ощутить его на своём члене. — Вот так, Антош, — Фёдор стонет, хватая парня за влажные кудряшки на затылке, и подминает под себя, двигаясь глубоко и быстро внутри парня, до рваных стонов удовольствия, перемешанных со стонами от боли, когда Смолов неаккуратно задевает раздраженную кожу ягодиц. — Пожалуйста. Ты же знаешь как… Смолов знает своего мальчика слишком хорошо, Смолов своего мальчика балует, поэтому под жутко недовольный стон Миранчука выходит из него, подталкивая ближе к краю кровати, встав на пол. — Помоги мне, Антош, — мягко шепчет, мочку уха прикусив, и Антон не выдерживает: резко рукой за шею обнимает, завалив, и грубо целует, но оседлать не пытается — только Федя тут главный. — Я другое имел ввиду… — Да. Да, я знаю. Сжимая свой член у головки, очерчивая её большим пальцем, Антон глушит свои громкие стоны в подушке, подмахивая бёдрами на каждое движение мужчины, с трудом сдерживая себя и свой неожиданно быстрый оргазм, желая чего-то большего, дольше… С тихим стоном, навалившись на Антона, Смолов кончает внутрь, что так раздражает Миранчука, делает несколько последних фрикций, и опускается на постель рядом, до сих пор поджимая пальцы на ногах, смотря на Тошу, целующего его правую руку, пальцы, кончая на постель и мокрый от пота пресс Феди, тихо усмехаясь. — Тоша… — Миранчук широко зевает, поднимая взгляд с липкого пресса на уставшие, довольные глаза Феди, и сам улыбается. — Это пока что всё, что я могу тебе предложить… — Федя неловко кашляет, снимая с безымянного пальца правой руки кольцо, и надевает его на правую руку Антона, внимательно следя за реакцией онемевшего парня. — Не балуйся больше. — Я тоже люблю тебя, — выдыхает Антон, крепко обнимая любовника за шею, и Федя, кажется, впервые свободно дышит, сжимая своего мальчика в руках. — Пойдём в душ… — И спать? — И спать. Обещаю.