свяжи меня как этот шарф

Телефон заблокирован, благодарственные слова за поздравления сказаны. Осталось лишь тихое дыхание двух человек, прижимающихся друг к другу. Между ними повисло неловкое молчание, словно они не знали, что им следует делать дальше. Кенсу не убирает руку с ключиц Сехуна, а тот в свою очередь не выбирается из объятий старшего. День рождения уже заканчивается, им всем стоит пойти спать после бурного празднования. Но они почему-то не идут. Сехун все еще не подарил свой подарок, хоть и планировал, но не знал, как подступиться. На самом деле, для него такое впервые. Их отношения только начали развиваться, и О не хотел показаться слишком безынициативным или, может, жадным. —Что ж, нам пора спать, я думаю, — Кенсу первым прервал их затянувшуюся паузу, но не собирался вылезать с кровати. Словно он давал выбор. Хотя, на самом деле, так и есть. Его рука все еще поглаживала тёплую кожу, чувствуя размеренное дыхание младшего. Сехун откинул голову на плечо Кенсу, действиями не разрешая уйти, это было столь очевидно, даже по сияющим глазам О. Так они и остались лежать, нежась на удобных простынях. — Я еще не подарил свой подарок, хён, — Сехун начал несколько издалека. — Ты о чем? — Кенсу выглядел озадаченным, с нахмуренными бровями. Он точно помнил, что Сехун подарил ему шарф в праздничной коробке, да еще и с бантом, причем это было еще утром, после пробуждения. Тот ворвался с поздравлениями и улыбкой, уместился прямо на Кенсу, который все еще спал одним глазом. А теперь оказывается, что Сехун еще что-то готовил. Вместо слов О просто подтянулся выше и теперь был на уровне с Кенсу, а своими руками положил свободную руку До на кромку своих штанов. Всё ещё было не совсем понятно, что за подарок, но, кажется, он был непосредственно вовлечен в часть с подарком. Смутные догадки начали появляться в сонном мозгу Кенсу. Сехун не хотел озвучивать абсолютно всё, будучи не уверенным, как лучше сказать это, не выглядя при этом продажно. Он не предлагал себя как часть подарка, но в голове была задумка, основанная на одной подслушанной беседе Кенсу. Сехуну было неловко просить, он просто надеялся, что его намек поймут, а дальше всё и так станет ясно. Его щеки уже горели, а сердце билось так быстро, от неизвестности. Он уже целый час всё не решался, просто наслаждаться близостью мужчины, но сейчас последний шанс. Кенсу же не особо понимал намеков, его пальцы поглаживали мягкую кожу живота, цеплялись за края штанов, и в это время Сехун заерзал, не смотря на До. —Ниже, хён, — единственное, что сказал Сехун, откидывая голову на чужое, так удобно подставленное, плечо. Глаза Кенсу стали размером с блюдца, когда он понял, что макнэ намекал на то, чтобы снять штаны или запустить руку под них. Разве можно отказать, когда говорят так тихо, интимно, просят прикоснуться, получить свой подарок. И До облизывается, пальцами проскальзывая ниже, через кромку спортивных штанов. Можно чувствовать, какой тёплый и податливый младший, как он начинает чаще дышать, когда рука Кенсу идет дальше. Приходится даже наклониться. Он не знает, как далеко ему стоит спуститься, учитывая, что он уже надавливает на кожу внутренней стороны бедра, где его пальцы обдает жаром. Теперь это совершенно не невинные объятия на кровати после хорошего вечера. — Еще ниже, — голос младшего звучит прерывисто. Ему не терпится увидеть реакцию, от чего поворачивает голову, смотря на очки, которые явно были лишними, спускается взглядом на увлажнённые губы, и их хочется поцеловать. В комнате почти не было освещения, лишь свет с коридора, и при этом можно было видеть напряженную линию челюсти. И Сехун не удержался от того, чтобы не поластиться, проведя носом по скуле и вдыхая запах парфюма вперемешку с легким запахом алкоголя. Кенсу продолжает, проводит ниже, наконец, наталкиваясь на что-то. Это нечто было мягкое, шелковистое, теплое от жара тела. И он не знает, что с этим делать. Это лента? Сехун перевязал себя подарочной лентой? Зачем? — Что это? — Кенсу решает не тянуть, просто спросив обо всем макнэ, потому что сейчас ему хотелось стянуть мешающие спортивки и просто посмотреть. Наблюдать за тем, как выглядит это нечто на теле. Развязать или наоборот затянуть туже. — А ты посмотри, — Сехун выгляди коварно, когда по привычке прикусывает губы, его рука опускается прямо на руку До под штанами, говоря, что на самом деле Кенсу может это сделать. Все-таки это подарок имениннику. Разве не лучшее окончание праздника воплощение потайных желаний? Вот так и думал Сехун! Черт, он так долго думал, как бы все провернуть. Как-то раз, он услышал пьяный разговор Кенсу и Минсока, где его бойфренд проговорился, что не прочь попробовать связывание. Только тогда они ещё не были вместе, но это так отчетливо врезалось в память, что лучшим решением было воплотить всё на дне рождении. Кенсу очень хотелось «развернуть» свой подарок. Настолько, что почти тряслись руки. Сехун специально приподнялся, чтобы До было удобнее переместиться прямо между ног макнэ, помогая ему стащить мешающиеся сейчас штаны. И он ахнул. Потому что обе ноги младшего были перевязаны двумя светло синими лентами, которые красиво сочетались с оливковой кожей Сехуна. Шелковая ткань начала мяться, будучи под штанами, она достаточно туго сжимала бедра, словно младший поправлял ее… И тут Кенсу понял, куда Сехун уходил перед началом трансляции. Так, он поправлял съезжающую ткань. Это было так красиво, что До хотелось как можно четче запечатлеть в памяти. Бантики были неровными, видно, что Сехун не слишком аккуратно поправил её, на одной даже слишком сильно стянул. Кенсу прикоснулся к ленте, пальцами, ещё раз ощущая её мягкость. Так хочется сжать в своих руках чужие бедра, прямо так, с лентой. И зачем себе отказывать? Ведь кожа под пальцами тоже приятная, горячая. Кенсу наклоняет голову и целует чуть ниже узла и прикусывает, не сильно, но достаточно, чтобы получить в ответ прерывистый вздох. Руками раздвигает ноги шире, чтобы сполна насладиться своим «подарком». Ещё и ещё хватает зубами кожу, кусает, облизывает, со слышным чпоком, который раздается на всю комнату. — Нравится? — произносит Сехун неожиданно, отвлекая Кенсу от понравившегося ему занятия. Взгляд последнего уже помутневший. Ему не просто нравится. Нет, он просто обожает, когда на Сехуне разнообразные ленты, завязки и прочее. Особенно на ногах. Кенсу даже представить не мог, как его будут привлекать обвязанные лентой длинные ноги. Настолько, что даже не хотелось их развязывать, а продолжать кусать, целовать и, может даже, оставить засос. — Очень, ты выглядишь великолепно, — Кенсу говорил прямо, смотря в глаза Сехуна, в чьих глазах плясали чёртики. Кажется, его подарок очень даже пришелся по вкусу. И О не мог не радоваться, но это ведь было только начало. Просто перевязанные лентой бедра, не интересно. —Я слышал, тебе хотелось увидеть меня связанным, — это звучит так легко, но было непросто произнести. Щеки горели, никогда прежде Сехун не пробовал ничего со связыванием. Хотя, однажды, Кенсу удерживал его руки за спиной, пока сам брал его сзади, от чего было невозможно шевельнуться. Вспоминать тот раз было приятно, тепло сразу отдавалось на низ живота, возможно, Сехун сам разделял желание быть обездвиженным, хотя бы частично. Кенсу тут же реагирует, растеряно смотря на младшего. Как тот узнал?.. Он сам не решался предложить, будучи не совсем уверенным. Но раз Сехун сам предлагает, причем в таком праздничном стиле, разве можно сказать «нет»? — Что ты хочешь? — Кенсу хотел услышать это, точно узнать, чтобы действовать. Ему хотелось попробовать столько всего! Его взгляд жадно исследовал ноги, ленту, прошелся по гладкому животу и выше к грешно выпирающим ключицам, которые он хотел укусить еще, когда они вели трансляцию. —Но это твой день рождения. Чего хочешь ты? — Сехун смотрел прожигающе. Ему самому не терпелось, он ждал весь день и ночь, обеспокоенно смотрел вниз, думал о том, в порядке ли там ленты, поправлял их, бант выходил совершенно не так, как хотелось. Но теперь… он полностью в руках Кенсу. Сехун уверен, что не будет ничего, что будет противно или не понравится. Он даже не против, если ленты останутся там, а Кенсу просто возьмет его прямо так, в конце сильно дергая за ленты. —Что я хочу? — Кенсу задумывается, всё ещё прокручивая в голове идеи. — Хочу тебя. Хочу развязать ленту, или нет, оставить ее там. Только одну. А второй, связать твои руки. Как тебе такое? —До все равно беспокоиться, ему нужно согласие, но Сехун уже нетерпеливо ёрзает, сжимает пальцами плечи мужчины, а на словах о связывание рук слишком шумно выдыхает. Да, он полностью согласен. Согласен на всё, что предложит Кенсу. —Да, да, я хочу… все, что ты мне дашь, — Сехун тянет на себя, снимая со старшего очки и кладя их несколько небрежно на столик рядом с кроватью. Кенсу поднимается выше, устраиваясь между расставленных ног, руками сжимая еще крепче кожу на бедрах, с силой засасывает горячую с соленым привкусом кожу, вдыхая травяной запах. Эта ласка всегда отдавалась в пах младшего. Было что-то такое в оставлении следов, но Кенсу вовремя останавливается, а на коже остается едва заметный розовый след, который сойдет к утру. Но это все равно действовало на младшего, который начал активнее приподнимать бедра, пытаясь получить ласку. Он становится таким податливым после, с поплывшим взглядом и красными влажными губами, которые хотелось целовать, пока с губ срываются несдержанные вздохи и стоны. И Кенсу не отказывает себе, наконец, пробуя манящие губы. Слишком нетерпеливо и влажно, Сехун отвечает отчаянно, отрывается, чтобы провести по щеке, по скуле, обнимая за шею. Он ждал этого весь вечер и ночь, потому что мог позволить себе лишь целомудренный чмок перед празднеством. Но видя, как губы Кенсу смыкаются на палочках или стопке, хотелось отобрать все предметы и заменить их своими губами. И как будто специально Кенсу дразнил, расплывался в улыбке или облизываясь после курочки. И Сехун терпел, но сейчас не намерен, язык мажет по верхней губе старшего, ощущая горечь, сталкивается с таким же горячим языком Кенсу, позволяя проникнуть в свой рот. Черт, этот момент всегда нравился Сехуну. Весь такой серьезный старший, начинал распадаться на части, слыша отрывистые вздохи, в ответ на свои поцелуи. Уверенность так и исходила от него, от чего хотелось продолжать так вечно, особенно когда Кенсу стискивает в своих руках талию, опускается ниже, при этом засасывая чужую губу. Приходится приподняться, чтобы руке Кенсу было удобнее разминать половинки. Все его тело выгибалось навстречу, а пальцами Сехун проводил то по волосам, то по плечам, скрытым одеждой. Это всегда раздражало его. В то время, как младший говорил о своих намерениях, расхаживал полуголый, дразня своим видом, Кенсу просто пожирал взглядом, и никогда не отплачивал, застегиваясь до последней пуговицы, разве что соблазнял своим горячим шепотом с самым невозмутимым видом. — Нам надо быть тише, — так не вовремя напоминает Кенсу, как раз особенно сильно прикусив ключицу, которая манила слишком долго. Сехун прекрасно все понимал, но было сложно, особенно, когда Кенсу сам двигал бедрами, давая почувствовать, каким возбужденным он становится от младшего, или когда сам До выдыхал слишком горячо на разгоряченную кожу Сехуна. Это так стучало по ушам, что О и не подумал бы, что кто-то, это может не услышать. Или низкий голос Кенсу, когда он говорит быть тише. Так происходит всегда: он говорит быть осторожнее, доводит до той точки, когда Сехун начинает стонать, слишком отрывисто, не системно, а Кенсу добивает голосом и таким же стоном, содрогаясь от узости и жара тела. —Да-да, я знаю, —Сехун отмахивается, прекрасно понимая, что все эти напоминания не помогут, ни ему, ни Кенсу. — Сними ты уже свою футболку. Руки младшего судорожно начинают стягивать мешающую футболку. Он любил его тело, оно не было супер подкаченное, как у некоторых в группе, но всё ещё оставалось в форме, как раз для танцев. Какая-то часть Сехуна была рада знать, что он единственный, кто может увидеть, что же скрывается под футболкой Кенсу, если не считать остальных участников группы. Сехун мог с уверенностью говорить, что только он может касаться, целовать, кусать и делать с телом Кенсу, почти всё. Вот и сейчас, кое-как удаётся стянуть футболку, жаль только, теперь руки старшего находились на кровати, по обе стороны от талии Сехуна, который в свою очередь изучающее скользит пальцами по груди и напряженным мышцам Кенсу. Ему не удается не облизнуться от вида полуголого старшего. Несмотря на всю свою комплектацию, он всегда умудряется выбивать дух из Сехуна своими размашистыми движениями бёдер и сильной хваткой. — Дай-ка угадаю, ты взял с собой смазку, припрятав её в своей сумке? — Кенсу отбрасывает от себя ненужную ткань, нависая над Сехуном, из-за чего визуально кажется больше, особенно, когда начинает раскачиваться, потираясь своим стояком о бедро Сехуна, прямо там, где расположена одна из ленточек. Когда они собирались, Кенсу и подумать не мог о том, чтобы захватить с собой нечто подобное, потому что любит проводить ночи в уединении. Но Сехун так не думал, он планировал так долго, что не захватить с собой ничего, было бы просто растратой времени. — Разве это не чудесно, что я всегда готов? — и улыбается хитро, нагло хватая Кенсу за задницу, чтобы притянуть ближе к себе, и почувствовать, как чужой стояк упирается в собственный. И приятным бонусом была аккуратная небольшая, мягкая попка старшего, которую так любил Сехун. —Ты меня убиваешь, — Кенсу поддаётся, начиная раскачиваться именно так, как этого хочет Сехун, прижимая сильнее к постели. Руки напрягаются, и можно видеть, как вздулись вены, от того как сильно тот сжимал постельное белье. Воздух накололся, тяжелое дыхание заполнило всю комнату, особенно усиливаясь на судорожных поцелуях Кенсу. Ему нравилось доводить до края, простыми прелюдиями, чтобы Сехун начинал поскуливать и раскрывать ноги шире, пытаясь получить больше. Вот и сейчас он сильнее обычного двигает бедрами, имитируя фрикции. Это заставляет Сехуна съезжать наверх и отпустить так понравившуюся ему попку Кенсу, чтобы вместо этого схватит его за шею и вовлечь в ещё большее пошлый поцелуй, состоящий только из языков. —Я так хочу тебя, сейчас. Ну же, быстрее, хён, — Сехун начал дрожать, слишком активно поднимать бедра, лишь бы ощущать, как член старшего проезжается по собственному и ниже, почти около нуждающейся дырочки. И с каждым разом все громче постанывая, слыша в ответ такие же, но приглушенные. Кенсу сам уже не может терпеть, руки устали так, что он почти валится на Сехуна, который обвивает его всеми конечностями. —Где ты оставил свою сумку? — голос не хочет слушаться, становится слишком низким, соблазнительным, как и чертовы чёрные глаза, в которых нет ничего кроме желания. Ещё немного и Сехун кончит прямо так. Его язык быстро облизывает уже красные губы, а глаза мечутся по комнате. Да где он вообще оставил свою сумку? Все предметы размываются, а скользкий язык Кенсу на шее и ключицах мешают сосредоточиться, и перемещает руку около лица младшего, демонстрируя свои вздутые вены, которых Сехун хотел коснуться, может даже укусить. И он почти это делает, когда сцепляет пальцы вокруг кисти, даже забывает, зачем он вообще оглядывал комнату. —Сехун, чёрт, где твоя сумка? Кенсу поворачивает голову Сехуна к себе, ловя его поплывший взгляд, в котором так и читалось: «Трахни меня». И он очень хотел это сделать, от чего пришлось отстраниться от столь желанного тела, чтобы самому поискать сумку. Наспех надетые очки помогают видеть предметы четче, хоть его и постоянно отвлекал Сехун, капризно требуя внимания. —Если ты не прекратишь, в следующий раз я трахну тебя с кляпом, — это звучало как угроза, но заставила пройтись дрожью по телу младшего. Он помнил, каково это было в прошлый раз. Челюсть ныла целый день, если не больше, везде слюна, даже в волосах. Но это было прекрасно, знать, что всё болит от качественного траха, горячего и мокрого. Но сейчас не стоило рисковать ноющей челюстью, и Сехун отпускает Кенсу, покорно дожидаясь его возвращения, не забывая потирать свой сосок и нервно дергать ленту. Без До было холодно, хотелось свести ноги, сжать руку на крепко стоящем члене и кончить. Но это было плохой идеей, потому что в таком случае взгляд Кенсу становился такой темный, что в следующий раз младший бы рыдал, умоляя коснуться к себе. Кенсу ловит взглядом черную сумку, которая была небрежно брошена около двери. Приходится встать и порыться в ней, потому что Сехун таскал много ненужного хлама. Маленький тюбик ароматизированной смазки был почти на самом дне, неприметный, но еще не использованный. Руки быстро достают ее, а когда Кенсу поворачивается, то видит, как Сехун уже развязал одну ленту. Но это был подарок Кенсу. Его праздничный подарок. А Сехун начал самовольничать. До почувствовал, как ему захотелось перевернуть Сехуна и наказать за то, что он решил сделать, как хочется ему. —Это мой подарок, Сехун, разве нет? Разве не ты говорил, что я могу выбрать, что с тобой сделать? —тюбик в руках так сжат в руках, а Сехун смотрит слишком возбуждённо, реагируя положительно на изменившийся тон До. Ему всегда нравилось, когда с ним были несколько грубым, наставляли и всячески указывали, как лучше удовлетворить. —Разве я говорил тебе, развязывать эти чертовы ленточки? —И что ты сделаешь за то, что я испортил твой подарок? — Сехун говорит это, смотря прямо в глаза, продолжая теребить в руках развязанную ленту. Его глаза горят, язык снова проводит по искусанными губам, а Кенсу уже слишком близко, изведенный до конца последней фразой. Черт. Эта дерзость заставляла кровь кипеть, заставляя сходить с ума. Возможно, от этого или от взгляда младшего, или же от нетерпения самого До, Кенсу поспешно опускается на кровать, заметно шлепая по бедру О. —Повернись. Сехун смотрит слишком довольно, сжимая в руках ленту, лениво поворачивается и получает очередной заметный шлепок по ягодице. Кожа горит, и от неожиданности макнэ не сдерживает заглушенный подушкой стон. Неужто, Кенсу решил его отшлепать, как непослушного, плохого мальчика? — Приподнимись и дай мне ленту, — До говорит твердо, растирая место шлепка через ткань боксеров и безжалостно сжав в руках после. И Сехун поддается, приподнимаясь, старается получить чуть больше ласки. Кенсу ухмыляется. Как легко заставить младшего подчиниться, стоит лишь надавить тут, прошептать на ушко, что ему сделать, и все, Сехун извивается, смотря своим поплывшим взглядом. —Хочу тебя связать, малыш, — Кенсу наклоняется, говоря тихо, прямо у уха, обжигая дыханием, заставляя Сехуна зарыться в подушку, потому что он обожал, когда До так выделял это прозвище. Младший, любимец. Сехун обожал такое обращение, когда о нем заботятся. И Кенсу делал это лучше всех, называя своим малышом, дразня до красноты ушей и дрожащих коленей. — Вытяни руки, давай, — очередное указание, которое Сехун выполняет. Руки так крепко сжимали простыни, а теперь находятся около изголовья, готовые к тому, чтобы их перевязали. Ему не терпится почувствовать нежную ткань ленты и крепкий узел Кенсу. До в последний раз дразнит покрасневшее ухо младшего, приподнимается и начинает, отбросив свои очки обратно. Его движения выверенные и уверенные. Связать крепко. Не перетянуть. Сделать еще один перекрут. Кенсу постоянно спрашивает, не слишком ли туго, не хотелось бы оставлять особо заметных следов, которые будут сходить неделю. Сехун утвердительно мычит, его руки теперь связаны, не дают выскользнуть, и он поднимает голову, чтобы взглянуть на творение Кенсу. О боже, тот даже завязал бант! Ровный, не то, что у Сехуна. Теперь-то он точно выглядит как подарочек. Самый драгоценный для Кенсу. — У тебя так хорошо получилось, хён, мне нравится, — Сехун не мог скрыть восхищения конечным вариантом. Так даже намного лучше, ради этого стоило развязывать ленту. —А мне нравишься ты, Сехунни, — так откровенно и прямо. Кенсу смотрит своими горящими глазами, в широко раскрытые глаза младшего и проводит ласково по его волосам. Даже в такой момент, когда Сехун стоит на коленях, с выпяченной попой, повернутой на бок головой на подушке и вытянутым руками, Кенсу не мог не сказать о своих чувствах. Они так и распирали его, когда перед глазами был довольный, улыбающийся макнэ. Или разгоряченный и нуждающийся только из-за стараний самого Кенсу, прямо как сейчас. Сехун хнычет, слишком смущенный словами. Многие говорили, что он красивый, что он им нравится, но никто не говорил это так. —Хен… не смущай меня, — такая откровенность толкала самого Сехуна быть честным, открытым, насколько он вообще мог. —Ох, значит, теперь ты смущаешься, малыш? — взгляд Кенсу пронзительный, а тон игривый. — То есть ты не смущался, когда хён тебя связывал, кусал твои бедра, шлепал тебя? Нет?.. Сехун еще больше покраснел и простонал, разгоряченный словами Кенсу. Ему очень нравилось, когда его дразнили, показывали, какой он нуждающийся во внимании малыш. Малыш Кенсу. —Ты грязный мальчик, Сехунни. Хотелось подарить свой подарок не дома, чтобы, кто угодно, мог услышать, какой ты малыш, не так ли? — Кенсу продолжал и продолжал, распаляя, руками лаская нижнюю часть спины и талию. Хотелось спуститься ниже, но ещё рано. —Хен, пожалуйста…— Сехун сплел пальцы, начиная раскачиваться и сильнее расставляя ноги. — Что такое, малыш? Не терпится? Кенсу осторожно касается кромки белья, понимая, что тянуть больше не может, как бы ему не хотелось. Собственные руки трясутся, от желания заполучить податливое тело. И он совсем не мило стягивает боксеры вниз, стаскивая, кажется, с бесконечных ног. Теперь Сехун полностью перед ним: открытый и возбужденный. И… черт бы побрал фантазию Сехуна, потому что следующее, что видит Кенсу, — блестящее голубое в цвет ленты основание пробки. И совершенно неизвестно, как долго она там была. — Ты хочешь моей ранней смерти, — Кенсу уже не говорит, а восхищенно шепчет, руками раскрывая половинки. — Так вот, что ты имел в виду под словами «всегда готов»? По телу Сехуна проходиться дрожь, когда он чувствует, как Кенсу пальцем обводит края пробки, поддевает её и начиняет тянуть. Она так удобно располагалась всё это время, а теперь начала выходить, скользить по смазанному входу, что Сехуну приходиться стиснуть пальцы, чтобы не застонать слишком громко. Сехун начал поднимать бедра ещё выше, чтобы продолжать держать всю длину в себе, ощущать распирающую заполненность, но ему не дают, почти вытягивают пробку и снова вставляют с хлюпающим звуком, который смешиваться со стоном макнэ. —Нравится? — Сехуну удаётся повернуть голову, чтобы задать этот вопрос, хоть он прекрасно видит по приоткрытым губам и напряженной позе, насколько Кенсу приглянулся подарочек. —Черт, ты так великолепен, просто не представляю, за что мне такое. Она просто идеальна тебя растягивает. Сожмись еще, малыш. И Сехун выполняет, сильнее сжав в себе игрушку. Он уже так привык к ней внутри, что почти забыл, лишь неосторожные движения напоминали об этом. Кенсу полностью вытягивает пробку, осматривая ее. Стеклянная, гладкая, влажная от смазки и горячая от внутреннего жара младшего. Видимо, она новая, потому что Кенсу ее не видел, а ему нравилось, когда внутри Сехуна было что-то, будь то просто пальцы, анальные шарики или вот такая вот незамысловатая простая пробка. В ответ на действия Кенсу, Сехун начал вилять бедрами, пытаясь получить игрушку обратно, ему не нравилось это чувство опустошенности, дырочка начала сжиматься, требуя, чтобы в нее вошли. Кенсу смачивает палец слюной, проводит прямо по краю дырочки, раздразнивая. И Сехун больше не может терпеть, его бедра так активно виляют, что Кенсу приходиться еще раз шлепнуть непослушного младшего. Но тому, кажется, это только понравилось, по тому, как он прерывисто застонал, почти заскулил и свел ноги чуть ближе. На коже тут же остался след от ладони, красный и горящий, как раз там же, где и предыдущий. И еще один, и еще, и стиснул в руках нежную кожу, оттягивая в сторону и оставляя следы пальцев. Правая ягодица Сехуна так горела и выглядела восхитительно с отпечатком руки Кенсу, что тот не удержался и впился зубами, но не так сильно, чтобы было больно. Сехун весь дрожал, как будто его уже хорошенько вытрахали. Его губы сложились в тонкую линию, удерживали стоны. Но от ощущений скользкого языка почти рядом с дырочкой, было невозможно удержаться и не рухнуть на кровать, пачкая естественной смазкой простыни. От ощущений ткани на члене становится легче, Сехун облегченно вздыхает, уткнувшись в подушку. — Как ты себя чувствуешь? — Кенсу обеспокоенно поглаживает голову Сехуна, пытаясь понять его состояние. Вдруг он переборщил? Но едва ли разбитое состояние макнэ можно было назвать «переборщил», потому что в ответ О только покачал головой, снова приподнимаясь. —Я порядке, блять, просто отлично, хён… еще, пожалуйста, —Сехун тянется назад, пытаясь насадиться снова на пробку, которую Кенсу держал в руке, осторожно проводя по колечку мышц. Закончить все сейчас? Слишком легко и недостаточно для Сехуна, он готовился, он жаждал, он представлял. И все это оказалось лучше, чем в его мыслях. Кенсу поднимает младшего за подбородок, чтобы убедиться в его словах, потому что ему совершенно не хотелось изматывать макнэ до изнеможения. Глаза Сехуна блестят, он смотрит так призывно, а губы смыкаются на пальце Кенсу, заставляя того прошипеть. Теплота рта сразу же чувствуется на подушечке, что отдается жаром в его уже давно возбужденный член. Кажется, что ещё горячее быть не может, но каждый раз Кенсу ошибался. Может. —Попроси еще раз, — голодный взгляд Кенсу изучающее прошелся по младшему, по его выгнутой спине, связанным рукам, зацепился за ленточку, которая почти развязалась на бедре, переходит на пробку, которая то и дело скользила между ягодиц. Кенсу на пробу надавил кончиком, входя только на небольшую часть, а Сехун уже сам начал выгибаться, стараясь принять больше. — Попроси еще раз, Сехунни, — голос Кенсу твердый, пальцы сразу же вытягивают игрушку, которая приглянулась Сехуну, пока тот не попросит. Ему хотелось дать все и сразу, когда О так на него смотрел, это была та особенность, которой Кенсу с трудом противился. И каждый раз проигрывал. Будто то просто покупка еды, подарка или же чертова пробка. Почти не следуя собственным словам, Кенсу начинает снова входить стеклянной пробкой в растянутую дырочку младшего. Дыхание сбивается, с каждым входящим сантиметром, Сехун отчаяннее шепчет: «Еще, хён». Кажется, он не замечает, как это становится его мантрой, которую он повторяет, не переставая. В голове туман, а член так крепко стоит, требуя внимания, что хочется коснуться, но нет возможности из-за связанных рук, а Кенсу не дает свести ноги, оставляя его раскрытым. Стеклянная игрушка то входит и выходит в выбранном Кенсу темпе, то совсем медленно и глубоко, то быстро и до дрожи в коленях. Сехун стискивает зубы, его уши горят так сильно, по лицу и шее стекает пот. Его спина выгибается так сильно, когда в очередной раз Кенсу вводит игрушку глубоко, оставляя ее там, а мокрыми пальцами скользит к чувствительному месту под яичками, чтобы окончательно добить младшего, который не удерживает равновесия и почти оказывается на постели, но Кенсу его удерживает. Он обхватывает его за талию, перемещаясь между расставленных ног. — Еще немного, малыш, — очередной горячий шепот у уха. Хватка на талии усиливается, и Сехун стонет, слишком громко, перемещая свои сплетенные пальцы ко лбу. Его немного. Ему нужно совсем ничего, чтобы кончить. Еще пару попаданий по простате, быстрое движение рукой по члену и голос Кенсу у горящего уха. Кенсу добавляет еще немного смазки, еще больше облегчает скольжение, слыша отвратительный звук хлюпающей смазки. Его язык слизывает солоноватость кожи на спине, прямо около копчика, направляется вверх, прямо к сведенным лопаткам. Это так мокро и горячо, что Сехун скулит, выпячивает попу, насаживается еще больше. Он не может контролировать то, как его бедра сами по себе двигаются вверх и вниз, и, кажется, это вполне устраивает Кенсу. Он сам добирается языком до шеи Сехуна, прикусывает, оставляет влажные следы. Руками может чувствовать, как дрожит Сехун, как напрягается его живот, как тесно тело прижимается к груди Кенсу. И тот не может отказать своему малышу. Рука, что держала пробку, в последний раз вводит злосчастную игрушку, оставляя ее глубоко внутри Сехуна, и перемещается к нуждающемуся члену. Кенсу может почувствовать, каким влажным под ним стал Сехун, хватает всего несколько быстрых движений, чтобы почувствовать сперму на собственных руках. Он практически выдавливает оргазм из макнэ, снова и снова собирая и размазывая капли спермы на влажном члене. Сехун так сильно сжимает в себе игрушку, что она начинает выскальзывать, кажется, он кончает слишком долго и отчаянно, продолжая ругаться и умолять Кенсу не останавливаться. Руки и ноги словно ватные, совершенно не держали, сердце колотилось, как бешеное. Сквозь пелену возбуждения он не слышит успокаивающий голос Кенсу, его легкие поцелуи по всему телу. Он чувствует только тепло и заботу, которая выбивает на слезы, которые Сехун отчаянно удерживает в себе. Кенсу вытаскивает пробку, помогает ему перевернуться, чтобы продолжить покрывать разгоряченное тело поцелуями, теперь по ключицам, по груди, пропуская слишком чувствительные теперь соски, по прессу, и по тазовым косточкам. — Как ты, малыш? Все хорошо? — Кенсу снова оказывается на одном уровне с Сехуном, расплывается в своей очаровательной улыбке, заставляя сердце макнэ трепетать, а оно и так не успело успокоиться. — Все намного лучше, чем хорошо, — Сехун не узнает свой голос, хриплый и надломанный, словно его хорошенько трахнули, хотя вообще-то так и есть. От распирающей его любви, он обвивает Кенсу всеми конечностями, притягивая к себе, перекидывает связанные руки через шею До. Даже тяжесть чужого тела не беспокоила его, когда их губы, наконец, встретились в ленивом поцелуе. Сехун знал, что его губы суховаты, но это ничуть не беспокоило Кенсу, который продолжал сминать губы О, ласкать своим языком, практически слизывать оргазм с чужих уст, в то время как сам не смог до сих пор кончить. Кенсу обожал разомлевшего и ласкового Сехуна, каким тот становился после оргазма. Он словно пластилин, из которого можно лепить что угодно. Обычно именно в такие моменты Кенсу удавалось затащить в ванну, осыпать комплиментами краснеющего Сехуна. — Ты как всегда прекрасен, Сехун, мой малыш, — очередной поцелуй, но уже в щеку. — А теперь давай развяжем тебя. Кенсу выпутывается из объятий, чтобы в очередной раз поперхнуться воздухом от вида Сехуна. А в голове шальная мысль: «А может оставить его так? Слишком уж сладок». Но все же, трясущимися руками распутывает ленту, отбрасывая её куда-то на пол, а следом снимает и ту, что покоилась на бедре. Теперь перед ним был просто горячий младший, который начал растирать кисти. На них остались следы, которые сойдут через пару часов, а значит пока можно посмотреть на них и запечатлеть в памяти. Кенсу валится рядом, смотря в потолок. В голове абсолютная пустота, а в штанах заметный и болезненный стояк. И мужчина совершенно точно не хочет вставать, чтобы одному с ним справиться. — Тебе, правда, понравился мой подарок? — Сехун начинает первый, прерывая их молчание, сопровождаемое только тяжелым дыханием обоих и поглаживанием по бедру макнэ. Понравился это не совсем то слово, которым это все можно описать. Кенсу в восторге, в экстазе, в его памяти еще надолго останется образ младшего в лентах и со стеклянной пробкой. — Очень, не знаю, как ты вообще до этого додумался, но ты просто маленький гений, — Кенсу говорит абсолютно серьезно, поворачивая голову и смотря прямо в глаза Сехуна, которые светятся от счастья. — Чисто технически, маленький здесь ты, — Сехун не может не пошутить, его смех раздается по всей комнате. Кенсу недовольно шипит, пихая того в плечо, но это ничуть не сбавляет настроения Сехуна, который перекидывает ногу на ногу До, а руку — на грудь. И только после этого задевает коленом все еще возбужденный член Кенсу. Глаза Сехуна сразу загораются не хорошим огнем, он опускает взгляд, видя заметную выпуклость, а зубы зажимают губы. О сильнее давит коленом на член через ткань, выбивая из Кенсу судорожный вздох. — Мой маленький хён, — Сехун говорит тише, скорее для себя, чем для Кенсу, который пытается остановить скользящую вниз руку макнэ. Но это не останавливает его, наоборот лишь раззадоривает. Сехун стискивает возбужденную плоть прямо так, через ткань штанов, совсем не милосердно и получает в ответ тихий стон. — Ну же, хён, я тоже хочу тебя услышать, — Сехун говорит капризно, когда оттягивает края штанов и белья, чтобы взять член в руки. Кенсу уже так возбужден, что просто отдает контроль в руки Сехуна, который высвобождает, наконец, плоть из плена одежды. Так намного лучше. Сехун тянется за смазкой, почти ложась на Кенсу, выдавливает приличное количество и начинает дрочить именно так, как нравится До. Быстро. Мокро. С оттяжкой. И Кенсу не сдерживает себя, постанывая от манипуляций. У него сводит пальцы ног, когда Сехун начинает массировать еще и яйца. Он почти чувствует, как кончает. Так близко. Так, чертовски, близко. Еще парочка движений по члену, дразнящий головку палец, и язык Сехуна, который проходится всего лишь раз по всей длине, и Кенсу кончает, причем не на уже и так испачканную кровать или на свою разгоряченную кожу. Нет, он кончает на Сехуна, который, кажется, на это и рассчитывал. Кенсу сжимает бока младшего, который поворачивает голову, а по его шее и тем самым ключицам стекает сперма. — Ну, ты точно меня доведешь до гроба.

***

— Я даже спрашивать не хочу, — Чанёль говорит это, как отрезает. Его мозг даже не хочет воспринимать информацию, что все услышанные стоны значат не просто «мы подурачились в импровизированной драке». А рядом стоящий Кенсу слишком красный, чтобы хоть как-то комментировать и как-то обсуждать столь интимную тему.