Особенности национального вопроса в XXII веке ("Сборник снов")

      Положив ноги в теплых шерстяных носках на массивный деревянный стол и откинувшись на спинку стула, Лаиэ взяла в руки небольшой экранчик. Она все еще немного злилась на сестру за то, что она так грубо прервала их с Кáрином на том самом моменте, когда он рассказал про обновление интерактивной карты «Гео-Эдвенчер 03.2». Он говорил, что новая горная локация очень похожа на место, где он родился и вырос, а Лаиэ записала в ответ пространный текст о том, что никогда не видела своей родины и иногда очень грустит из-за этого, но уже отправив его, вдруг почувствовала, что он получился неуместным, чересчур личным. Да-да, надо идти готовить еду, все понятно, но вот неужели так сложно подождать минут пять и не вырывать планшет из рук?       Она с раздражением резала салат, надавливая на рукоять ножа с такой силой, что на руке образовалась красная отметина, а ее голова была занята лишь навязчивыми мыслями о том, что она написала лишнего и это не-по-пра-ви-мо.       Она постоянно раздражалась в последнее время: по поводу и без, на Хвеи, которая вела себя скорее как строгая мать, чем как сестра, на того же Кáрина. Как он может не замечать того, что происходит вокруг, делать вид, что не замечает? Пару лет назад, когда они только поступили в школу, все было просто: нужно было держаться вместе, чтобы их, чужаков, не сожрали. А теперь... Для жителя горной планеты он был до неприличия общителен и дружелюбен, и у него больше не было проблем с одноклассниками. Теперь он как будто делал вид, что этих проблем никогда и не было. А вот к Лаиэ все чаще цеплялись, но теперь уже по другой причине, из-за их дружбы. «Ты ему не ровня», — шипели ей вслед самые-крутые-и-богатые девочки класса, ей оставалось только усмехаться. Конечно, не ровня. Только вот эти дурочки все равно ничего не знают.       Она открыла окно диалога с некоторым волнением. [Спасибо, что написала это. Я понимаю, что ты хочешь сказать. Но у тебя такая классная семья, правда. Я других таких не знаю. Ты тут? Эй, не уходи!]       Эти сообщения были отправлены час назад.       Почти сразу появилось новое. [Тут? Можно голограмму пришлю?] [Э-э, ну давай]       После нескольких секунд загрузки возле стола появилось объемное изображение Карина, он протягивал ей руку, приглашая встать. Она поднялась со стула, не касаясь светящейся руки, но изображение тут же сделало шаг, заключив Лаиэ в объятия. Она дернулась, то ли от неожиданности, то ли из-за неприятного покалывания, которым тело отреагировало на столкновение с голограммой. Она еле удержалась от того, чтобы отстраниться. Это было бы несложно — касание голограммы было едва ощутимым, но тут же поймала себя на мысли, что это может показаться странным. Изображение отодвинулось, оставив руки на ее предплечьях. — Ну что ты... — Мне показалось, что так будет хорошо. Ты в последнее время смурная.       Ей захотелось его оттолкнуть, но какой смысл отталкивать голограмму? Он ее злил, и она не могла понять, что делать с этой злостью. ***       После обеда дед остался убирать со стола. Мелкого уложили спать, в отличие от местных детей он всегда был непрочь поспать. Лаиэ посмотрела на сопящего Кири, на нежно-зеленый отлив его кожи. Он пока совсем не умеет сдерживать себя. Какой ему сейчас детский сад, в школе еще натерпится. Он хоть спокойный, может, проблем таких не будет, а у Лаиэ, что ни всплеск эмоций — то потеря контроля. Да, раньше было хуже. Теперь она хоть умеет не реагировать на банальные подколки.       Хвеи просила помочь, собрать с ней травы в лесу. Здесь — и в Доме, и вокруг него — было так хорошо. Не то что в городе. Там они ютились в непонятной белой коробке, типовой, безликой. Здесь же, в хижине, буквально врытой в землю, надежной, теплой, все было натуральное, во всем текла жизнь, все ощущалось, отзывалось и разговаривало с тобой. Ветки на крыше были живые — весной они цвели. Камин, который дед сложил из камней своими руками был свой, родной, живой, камни откликались на прикосновение. На оконных рамах рос самый настоящий пушистый мох. Флоранам без Дома никак нельзя. Они чахнут, теряют силы. «Может, поэтому мне так тошно?» — подумала Лаиэ. Каково же тогда Хвеи, ей ведь постоянно приходится мотаться по городу? Каково Кири? Ему бы сейчас по полям бегать на Наре. Тут таких полей нет, только мрачные хвойные леса с холмистыми опушками, кочки. Даже ровного места не найдешь. Да и об этих самых наринских полях Лаиэ только в книжках читала. А каково деду, который все помнит, помнит, как надо?       Лаиэ сидела на корточках, собирая остроконечные ростки с бледно-желтыми цветами, когда услышала шум. Негромкие взрывы. Белые облака над головой стали темнее.       Что-то начиналось. Что-то крайне нехорошее.       Она поднялась, чтобы найти взглядом сестру, которая собирала травы чуть поодаль, но ветер поднялся такой сильный, что для этого действия потребовалось дополнительное усилие. Высокую траву прижало к земле.       — Ладьи! Это Ладья! — голос сестры звучал, как будто она говорила в подушку, звук был сдавленный, ватный, но даже так в нем был неприкрытый ужас. Хвеи всегда была очень сдержанной, сознательной, даже хладнокровной, Лаиэ никогда не слышала в ее голосе подобной интонации. Она проследила за взглядом сестры, и повернулась, двигаясь медленно, точно в толще воды.       Черное яйцо, окруженное ореолом неприятного металлического света, медленно опускалось на верхушку ближайшего к ним холма. Когда оно коснулось земли, наверх от него потянулась темная кайма силового поля. Было видно, что вдали темно-серая пленка от многих других таких объектов тянется выше и выше, создавая большой купол.       Лаиэ так и стояла в ступоре, глядя на расползающуюся тьму, пока сестра не схватила ее за руку и они вместе не побежали к дому. Хвеи взяла своего сына на руки, окликнула деда, и через пару минут они уже бежали по лесу все вместе к запасному телепорту, спрятанному в корнях упавшего дерева. Лаиэ никогда не понимала, зачем сестра решила купить такой дорогой (и более того — нелегальный) агрегат, она не понимала и того, почему они так спешат сейчас, ведь, как она слышала, Ладьи — это всего лишь безобидные исследовательские зонды. Конечно, будет нехорошо, если с их помощью власти узнают о Доме, и о том, что они находятся не в городе, как им подобает, а там, куда жители этой планеты по-хорошему, вообще, не должны попадать — место это было удалено от всех транспортных узлов, до него приходилось добираться пешком, долго. Почему-то телепортом для этого пользоваться было нельзя, видимо, опять же, из соображений безопасности, которым сестра свято следовала. Но не могло же само нахождение в неположенном месте считаться преступлением? Или могло? Лаиэ не решалась перечить сестре. В быту, препираясь из-за домашних дел — сколько угодно. Но сейчас сестра внушала своим видом уверенность, она понимала, делает.       Телепорт выплюнул их в одном из самых злачных и загазованных районов нижнего города. Благо, в Сарране вечерело рано, и они не привлекали лишнего внимания. В любое другое время Лаиэ ни за что бы не захотела оказаться в таком месте, но взглянув на сосредоточенное выражение лица сестры, она немного успокоилась — совсем чуть-чуть — не пытаясь, впрочем, задавать вопросов. Заметно спокойнее стало, когда они оказались в своем коробкообразном доме и закрыли за собой двери на все возможные ключи. Функция распорки стен снова барахлила, и полоток слегка обвис. Этот дом был больше похож на шалаш из пластика, зыбкий и неустойчивый, безразличный к их бедам и радостям, но все-таки даже он давал некоторое ощущение защищенности.       Сестра села на пол в центре комнаты. Остальные расселись вокруг нее.       — От Этьена нет новостей уже несколько дней. И тут вдруг Ладьи... Это не похоже на случайность.       — Неужели, ты думаешь, что...       — Я ничего не думаю. Возможно, все не так страшно, как мне кажется. Но в последнее время он шифрует сообщения, говорит, что нужно быть осторожнее, что даже к нему в последнее время не очень доброжелательны. Но сейчас я даже не знаю, что с ним, — ее голос дрогнул.       Этьен, муж Хвеи, был человеком. И человеком он был очень мягким, мечтательным, каких называют «не от мира сего». Другого бы сестра и не выбрала. Будь другим он, вряд ли бы выбрал в жены флоранку.       — И знаете... — сказала она медленно, как будто самой себе, — я больше не буду сидеть сложа руки. Я верну то, что им принадлежит, мне оно не нужно, но я не буду молчать!       Лаиэ не сразу поняла, что происходит.       Сестра положила руки на пол, и ее энергия стала переходить в пластиковую поверхность.       Лаиэ ахнула:       — Хвеи, нет!       Она уже много лет не видела никого из своих в таком виде. Волосы Хвеи все больше становились похожими на осоку, кожа зеленела, шея покрылась матовой суккулентной коркой, которая тянулась вниз, под одежду.       Через пару минут Хвеи подняла голову и темно-зелеными глазами без зрачков оглядела их. Глаза ничего не выражали — флораны не были слишком эмоциональной расой — но теперь Лаиэ понимала ее не по выражению лица или глаз, она ее чувствовала. От сестры исходила удушающая волна ярости. Лаиэ замерла, испытывая ужас и восхищение. Она не знала, что сестра способна на эту эмоцию.