***
В назначенное время в зале уже толпа народу. Официанты, все как на подбор в костюмчиках и белых перчаточках, грамотно преподносят дорогие напитки, рассчитывая норму и время, чтобы никто из гостей лишнего не перебрал и досидел до конца. Естественно, никакого средневековья и бальных платьев — всё по-деловому, современно, дорого и со вкусом, но без излишнего пафоса в виде каких-нибудь бокалов из золота или хрустальных люстр. По тёмно-бордовым стенам расположены небольшие светильники, создающие более интимную обстановку, чтобы для слегка затуманенного разума и подвыпившего взгляда было не так ярко. Пол застелён паркетом из древесины американского ореха и смотрится дорого, в принципе, как и стоит, но под итальянскими диванами и креслами, постелены мягкие ковры, смягчающие трение ножек и цокание каблуков. Рядом же с гостями флиртует элитный эскорт, развлекая разговорами, поцелуями, поглаживаниями. Но одна пара выделяется среди других, сидя отстранённо в VIP-зоне — удалённое от остальных место, отделяющееся перегородкой в полтора метра и возвышением на пару ступенек от основного зала. Обзор на танцующих у шестов с него более удобен. Обстановка внутри этой зоны не самая расслабляющая, разговор ведётся довольно долго, от чего оба уже устали. Каждый хочет оставить выгодную долю себе и лишний раз не подставляться. Особенно любит юлить скользкий и неприятный на вид старикашка, строящий из себя богача, от которого противно даже стоящему за шторкой и подглядывающему Чимину, но другой молодой на вид парень ему не поддаётся и уже смог переделать под себя пару пунктов из важной бумаги, что сразу же исправляли сидящие рядом юристы. Но когда обстановка накалилась до предела, то начальница сразу поняла, что дело пахнет жареным и предложила гостям посмотреть особенный номер.The Weeknd — The Hills
Весь зал погружается в темноту, лишь два небольших луча отражаются от ткани, просвечивая белую накидку до пола и привлекая взгляд к молодому и подтянутому телу. И альфа замер на месте. Омега. Чистый, немеченый, несозревший, не состоящий в стае. Все окружающие оборотни мгновенно заинтересовались данным чудом и напряглись, чувствуя рядом самца с превосходящей аурой и отчётливо понимая, что им не поздоровится, если он заявит свои права. На тонком изгибе шеи завязана перламутровая полосочка держащая ниспадающую ткань, пробуждающую желание узнать, что же там под ней кроется. Стройное тело кажется ещё более хрупким и мягким из-за пластичности движений и светлого тона кожи, что так и манит прикоснуться и ощутить шёлковистость, отчего кончики пальцев приятно покалывает. Пальцы левой руки, обтянутые такой же жемчужно-белой сетчатой перчаткой, медленно скользят по телу, что ответно выгибается, словно прося ласки, а бёдра соблазняюще двигаются навстречу пилону, словно партнёру. Возможность уловить хоть что-то детальней о своей внешности он умело мешал сексуальными прогибами, женственными поворотами частично-оголённых плеч и бёдер. Полупрозрачная накидка изредка развевалась и приоткрывала полуобнажённые участки кожи, после повторяя плавные линии за телом, продолжающим эротично вращаться вокруг шеста и давая голодному до зрелищ залу оценить невероятное изящество своего тела. Кажется, что юноша каждой клеточкой тела поглощает инструментальные биты, дополненные электронными мотивами в сочетании с чистым мелодичным пением мужчины. Это действительно производит мощное впечатление. Невозможно оторваться. — Сколько он стоит? — хрипло, не отводя загипнотизированного взгляда от сцены, поинтересовался старикан, намереваясь блеснуть кошельком. Не таким большим, как оказалось, потому что… — Персональный стриптиз 6,5 миллионов вон, — поспешила сообщить мисс, стоящая рядом с хозяином в VIP-зоне. Лицо мужчины исказилось, он разочарован. — А тогда сколько же будет эскорт? — гулко сглотнув, когда из-под ткани на долю секунды промелькнули аппетитные ягодицы, с исчезающей между ними тонкой полосочкой. — Простите, но он только стриптиз. — Кто и откуда? — вмешивается в разговор хозяин, наклоняясь ближе к управляющей, и не сводит глаз с пухлых, напоминающих розовый бантик губ, уголок которых насмешливо дрогнул, будто услышав их разговор. Немного неожиданно юноша поворачивает лицо, подставляясь под световые прожекторы и показывая утончённую и абсолютно подходящую своему образу внешность. Никаких острых черт, пирсинга или тату. Кожа чистая, без яркого макияжа, свойственного для сценических вступлений. Короткие блондинистые волосы придают ещё больше светлости и аристократичности, а пленительный взгляд карих глаз, как голос мифических сирен, утягивает и зовёт за собой в самые глубины топи. Он контрастно представляет собой образ некого ангела, ещё не падшего, но постепенно теряющего свою былую непорочность и чистоту, погружающегося в разврат и похоть. — Пак Чимин, двадцать лет. Студент Сеульского университета. Сначала искал работу для лечения отца, но тот вскоре всё равно умер. А сам парень остался, набрался опыта и произвёл фурор. Сам же Чимин также увлёкся внешностью неизвестного. По опыту может сказать, что симпатичному парню около двадцати трёх, он богат и успешен, его любят дамы, а он любит их. Явная похоть сверкает в глазах, изредка перебиваемая попытками взять себя в руки и не залипать так открыто; взгляд Чимина перескакивает на полуоткрытые сухие губы, нескончаемо смачиваемые языком от усилившегося сердцебиения и дыхания. Но мужчина продолжает держаться молодцом, а его самоуверенность и важность с впечатляющей внешности переходят и на властную позу, подчёркивающую всю самодостаточность обладателя идеально отглаженными стрелками на брюках дорогого костюма. Он сосредоточенно продолжает наблюдать, а Пак после собственного мини-анализа отворачивается в приятном раздумье, с улыбкой, что не осталось незамеченным и принято за флирт. — Но ни за что не соглашается перейти в третий класс*, аргументируя тем, что зарплата и так хорошая. Мистер Чон, я совру, если скажу, что она незаслуженная. И словно в доказательство её слов, под успокаивающе-мелодичный куплет без битов, ангелочек подносит тонкое запястье ко рту и, ухватив ровными белыми зубками край перчатки, сначала томно, а потом резко тянет её на себя. Мгновение — она у его ступней. Обхватив пилон, он плавно присаживается, опустив руки сверху вниз по блестящему металлу, невольно заставляя смутиться от ассоциаций с таким движением, и в приглушённый бит отходит на пару шагов ближе к краю сцены. Тут же другая ладонь вызывающе-плавно следует от полуоткрытого рта к линии шеи, огибает грудь и скользит по накаченному, в меру рельефному прессу, и останавливается. Зайчик закусывает губу и обводит жаждущих в зале персон игривым взглядом. Пальчики цепляют и немного отгибают кружевную полоску на лобке. И в этот самый момент внутри Чона всё словно обдаёт жаром, во рту пересыхает так, что хочется невольно протолкнуть неприятно застрявший в горле комок и облизнуть губы. Но сопровождаемая разочарованными выдохами кисть снова поднимается вверх. Чимин резко разворачивается, в пару лёгких шагов подбегая к пилону, и, словно бабочка вылетающая из ненужного кокона, быстро подтягивается на руках. Плавно вращается вокруг оси, опережая развивающуюся следом за ним мантию, то желанно оголяющую участки шёлковой кожи, то вновь их скрывающую. Музыка взрывается очередным будоражащим мотивом, а Пак, резко перецепив руки, переходит в вертикальное положение, поднимая стройные ножки вверх. Накидка под силой тяжести падает вниз, позволяя лишь частично взглянуть на точёную фигурку, которую на интимном месте обтягивает полоска эластичной ткани; тонкая паутинка из белого капрона, что словно вторая кожа обтягивает левую ногу, на лодыжке которой частично закрепляется подол накидки. Вот бы люди знали, сколько времени Пак потратил на то, чтобы научиться правильно «играть» ею. Шёпот удивления от неожиданных перемен проходится по залу, и тут же тонет в соблазняющих изгибах ног, рисующих невообразимые фигуры. Лучи от прожектора, отражаясь от проступившего на теле пота, придают коже некое божественное сияние, от чего юноша кажется ещё более нереальным и неземным. В этом клубе работают кондиционеры, но Чон продолжает гореть словно на медленном огне, не в силах оторвать завороженного взгляда от то скрещивающихся, то разводящихся широко в стороны грациозных ног. На последней ноте Чимин плавно опускается на ноги, смущённо улыбается, смотря в упор на того старикашку, чья слюна, кажется, стекла по подбородку, капая на ковёр, а сигара, зажатая в пальцах, подпалила дешевый пиджак, и, неподдельно краснея, закусывает губу, окончательно скидывая с себя полупрозрачную ткань. Но свет гаснет ровно в этот же момент, оставляя на языке у гостей вкус колоссального возбуждения.***
— Я должен сказать спасибо. Заключение договора прошло успешно, и твоя доля в этом довольно весомая. Ты шикарно двигаешься, — наверняка, он часто слышит это, но никому не даётся, продолжая оставаться недосягаемой мечтой. Паку стоит отметить, что вблизи Чонгук ещё более привлекателен, а его шикарный костюм не менее дорогой, чем золотые часы на запястье. Но, на удивление, Пак чувствует себя более чем уверенно, сидя на кожаном диванчике в чёрных боксёрах с надписью Calvin Klein и просторной футболке, попивая сладкую жидкость из бокала. — Чего хотите? — устало выдыхая, чувствуя толику притворства в словах. Альфа осторожно, на пробу, освобождает свою звериную ауру, воздействуя на «самку» в попытке произвести впечатление сильного «самца». — Так очевидно? — присаживается напротив, понимая, что смысла строить из себя манерного святошу явно нет. — Нет. Просто вряд ли такой занятой человек, как Вы, тратил бы своё время лишь на то, чтобы сказать мне это. Время не тяните, я дорого стою, — немного самовлюблённо, скорее для придания себе важности и статуса за неимением подходящей сейчас одежды. — Согласен переспать за тринадцать миллионов вон? — Пак искренне опешил, но вовремя взял себя в руки и постарался не выплеснуть содержимое бокала. Кажется, зайчик не пьёт алкоголь, раз рецепторы улавливают не белое полусухое, а яблочный сок. — Откуда у молодого парня столько денег? — Мне двадцать семь. Не такой уж и зелёный, — парировал, изрядно удивив Чимина с возрастом, ведь он давал ему двадцать три. — Оцениваете меня в тринадцать лямов? Может, тогда сразу купите как раба, раз деньги девать некуда? — Ну, можно и так, — с полной невозмутимостью соглашается Чон, а в глазах напротив проблескивает ярое желание ударить с размаху по дерзкой роже. — Вы лишите меня работы и зарплаты, а «After hours» его основной прибыли. Чон мысленно хвалит омегу за хорошую выдержку и отличную игру, отмечая, что невозмутимо-милая улыбка в данном исполнении удачно скрывает внутренний ураган. — А может, я сам решу сколько зарабатывать прибыли моему клубу? — Вашему? — необходимое уточнение. — Да. И не только. У вас два босса: я и Мин Юнги. Ему двадцать девять. Паку становится немного стыдно, раз не знает о начальстве, чего и добивался Чон этой фразой. Сомневаться в правдивости не приходится, весь вид мужчины говорит сам за себя. — Оу, должно быть Вы и правда заняты, раз даже не знали о моём существовании до сегодняшнего дня… как и я о вашем. Чон чётко слышит замаскированную капельку язвительности и умение выйти из любой сконфуженной ситуации сухим, отчего огонёк азарта вспыхивает с новой силой. — Действительно трудно в последнее время. Бизнес идёт в гору. Отдохнуть и расслабиться удаётся очень редко. Но сегодня могу сделать исключение для такой сладкой конфетки, как ты, — шепчет мистер Чон, гладя по коленке и стараясь воздействовать ментально с ещё большей силой. — Смотрю, в умении ездить по ушам Вы очень преуспели, — сделаем вид, что повелись и послушно чуть разведём ножки, отчего чужие пальчики стремительно заходят чуть дальше. — Правда, смотрите, чтобы ваша жопа не слиплась, — грубо отсекает и смыкает ноги, шлёпая по чужой ладони бёдрами. Чонгук не дурак — отказы понимает, поэтому убирает руку. — Но если Вам так хочется секса, то трахните уже бедняжку как вознаграждение за проделанную работу, — чуть наклоняется вперёд и шепчет, склоняя голову в бок и намекая на стоящую у барной стойки дамочку с вырезом глубже, чем Марианская впадина. — Поспешите, а то ваш клуб может затопить Ниагара. Пак Чимин — удивительный экземпляр. Он не теряет своей грациозности, находясь в трусах и майке. Сохраняет собственное достоинство и гордость даже при разговоре с начальством, в котором остальному персоналу свойственно занижать свою цену. Подвешен на язык как в манерных разговорах, так и колкостях, ловко сочетая оба этих качества. Ещё, похоже, и понятия не имеет о собственной природе, ну или хорошо притворяется.