Я натурал!

— Чонгук, — старший коснулся пальцами голого плеча парня, виднеющегося из под одеяла, — Чонгука-а, — протянул он. — М-м-м... — но Гук лишь сладко потянулся. — Вставай, Гукки, Юнги-хён надрывается, звонил уже девять раз, — только что проснувшийся Сехён все ещё продолжал трясти макнэ. Оба находились в неком блаженстве после бурно проведённой ночи вместе. — А сколько время?! — неожиданно подорвался младший. — Полвосьмого, — хлопая длинными ресницами, ответил хён. Мелкий быстро вскочил с кровати, корчась от ноющей боли в заднице, ведь достоинство хёна не оставило бы никого равнодушным. — Ц-ц-ц, ау, — Чон, прикрываясь, чем мог бегал по комнате в поисках одежды, а Серёжа, забыв, что даже без нижнего белья, встал с кровати, но потом неожиданно упал обратно. — Чонгука-а, ты как? Давай помажем мазью? — мило волновался старший, ведь именно он стал причиной этой боли. — Не-не, хён, мне нужно срочно бежать. Вот, — Чонгук, не беспокоясь, кинул ему свой телефон, — вбей свой новый номер, пароль «тринадцать, ноль шесть, ноль восемь». Сехён, как ему и приказали, принялся создавать контакт, разблокировав телефон. Немного подумав, он решил, что у Чонгука уже есть его старый контакт и пролистав, ища, почти до конца, обнаружил номер под названием «Хён, вернись, прошу». В душе зажгли огромный тёплый костёр, согревающий всё и вся. Сейчас хотелось со всей силы обнять своего маленького мальчика, нежно поцеловав в щёчку. Но, к сожалению, тот очень опаздывал. — Всё, хён? Я собрался уже. Старший быстро переименовал с «Хён, вернись, прошу» на «Хён, вернись, прошу (я вернулся:))». А затем ввёл свой недавно полученный номер, который уже успел выучить, вписывая его в резюме. — Всё, Гукки, — он протянул телефон владельцу, — я тебя провожу. — Не надо, я сам доберусь, — натягивая кроссовки, пояснил младший. — Нет, нет, я сейчас. Чон устало вздохнул, пока видел, как его хён натягивает на себя трусы, а затем и спортивный штаны, нашедшиеся где-то в комоде. Большая серая толстовка с капюшоном без молнии и чёрная кепка стали завершением образа, а ещё белые, немного грязные, найки. — Я уже вызвал такси, пойдём, хён, — эта мысль заставляла сердце больно колоть, когда он думал, что они скоро расстанутся. Сейчас в этой одежде Серёжа выглядел с Чонгуком на один возраст. Пока ждали такси, Гук беспрерывно обнимал старшего недалеко от его дома, зарываясь пальцами в волосы. — Ну чего ты? — отстраняясь, посмотрел Сехён. Ему было очень жаль сейчас расставаться, и он не до конца верил, что ещё сможет увидеть своего макнэ. — Я тебе позвоню, — отвернулся Чон, но долго не продержавшись поднял взгляд, чуть ли не плача, заговорил. — Хё-ё-ён, как же мы будем видеться? Я не смогу приезжать к тебе постоянно, а ты вообще не можешь ко мне. Ах, ладно, я все прямо скажу Шихёку, что я о нем думаю, я уверен, он смирится с нашими отношениями. — Чонгук, что ты ему скажешь? Не нужно ничего ему говорить. Поживём увидим, всё будет хорошо, я буду звонить тебе каждый день по видеосвязи, — пытался успокоить его парень, — так же буду писать тебе. — Хён, скажи честно, ты опять меня кинешь, как только попрощаешься, да? — такси всё ещё не ехало, а Чонгук всё еще задевал своими фразами сердце старшего. — К-как ты только мог подумать о таком? Я думал, что мы всё выяснили. — Ладно, прости меня, я просто очень люблю и волнуюсь об этом, хён, — на трассе только что проскочила белая Киа, со знаком такси, а значит сейчас она заедет к дому и их время кончится. — Чонгук, я люблю тебя, — хён медленно прижался холодными губами к щеке младшего, оставляя там горячий след, которого Чонгуку хватит лишь на секунду, его дыхание замерло. Каждый раз, когда старший вот так неожиданно признавался ему в любви или целовал, дыхание будто останавливалось, не давая жить дальше. Хотелось и дальше чувствовать это на себе, никогда не отрываясь. — Хён, — так и не успел ничего сказать макнэ, как подъехала такси. Серёжа потянул краешек чёрной, как глаза Гука, маски вверх, а кепки вниз, чтобы закрыть его лицо полностью до неузнаваемости. Напоследок посмотрев в глаза Чону, он открыл перед ним дверь в салон, откуда доносилась какая-то музыка. — Пока, хён, — Гукки продолжал смотреть на парня, не обращая внимания на водителя, который повторно спрашивал адрес. — Пока, — он просто не мог сейчас назвать его имени, раскрывая его, даже если его и не знает водитель. Затем он закрывает заднюю дверь машины и, в открытое стекло протягивая две купюры по пять тысяч, называет адрес. Чонгук сразу начинает сопротивляться насчёт денег, но его уже никто не слушает и Киа, разворачиваясь, скрывается за высочайшим зданием, а Сехён продолжает смотреть в след.

***

— Ты, блять, где был, падла? Я, сука, менеджеров еле как успокоил, сказав, что ты решил устроить помывку века, блять! — Чон заходит в общежитие с чёрного входа следом за Мином. — Юнги-хён, я не мог уйти раньше, — он проходит в свою комнату, сразу снимая всё ненужное. — Что значит не мог уйти раньше, ты что его так и не увидел?! — младший так и не успел ничего рассказать Юнги, не отвечая на его звонки. А когда сам, позвонил, чтобы зайти, то услышал кучу мата и ругани в свою сторону, тогда уж не до того было. — Видел, конечно, — но тут парень понял. — Ага, значит, пока я тут задницу надрываю, тебя прикрывая, ты значит, эту самую задницу подставляешь. Пока я пытаюсь хоть что-то правдоподобное про тебя напиздеть, ты у нас значит развлекаешься по полной, вместо того, чтобы разговаривать. Чтобы ещё раз, ты меня попросил это делать... Старший не заметил, как по щекам макнэ потекли слёзы. Он просто хотел, чтобы Гук понял, как он за него волновался и как они рисковали. Чонгуку даже было обидно не из-за ора рэпера, а из-за потребности видеться чаще, которую теперь ему не поможет осуществить никто. — Эй, макнэ, ты что плачешь? Ты чё? — он неожиданно приобнял друга за плечи, что очень странно для Мина. — Юнги-хён, что мне делать, а? Как мне и дальше его видеть, если ты больше не хочешь мне помогать? — младший совсем заревел, чуть ли не сморкаясь в футболку старшего. — Так. Пока ты, Чонгук, виделся с хёном, мы с Чиминой кое-что отрыли, — слова Юнги заставили младшего посмотреть с новой надеждой. — Когда перечитывали мой контракт с БигХит, заметили, что отношения не запрещены компанией, но не в открытой форме. То есть, ты ни в коем случае не можешь их раскрывать, но в свободное время, конечно, можешь встречаться, но очень аккуратно. И запрета на нетрадиционные отношения тоже нет. — Это ничего не меняет, хён, мы по прежнему не сможем видеться чаще, чем раз в неделю, — вздохнул Чонгук. Уже хотелось скорее набрать Серёже, чтобы сказать, что он дома. — Если это так важно, то я могу поговорить с директором, а ты пока собери подписи всех, кого сможешь в агенстве, о том, что Сехён компетентная и ответственная личность, — на этом он встал и вышел из комнаты, нарываясь на только что пришедшего Тэхёна. А Чонгук, упав на кровать и отвернувшись к стенке, похлопал себя по разгоряченным щекам, глупо улыбаясь. — Гукки, — прикрыл дверь за Юнги Ким. — Что? — все таки соизволил ответить макнэ, все ещё обижаясь на друга. — Прости меня, прости, прости меня, я не знаю зачем это сделал, понимаешь? — повисла тишина. «Не знает он, зачем сделал. Мозги надо поиметь» — в голове возмущался Чон. — Что мне сделать, чтобы ты простил меня, Гукки, — младший уже хотел бросить обидное «ничего», но к его мыслям присоединяется очень хорошая идея. — Тэхён, поставь подпись о том, что согласен, чтобы хён вернулся на работу. Тэху это пронзило до глубины души. Но если бы сейчас он ответил отрицательно, то уже никогда бы не восстановил дружбу, да что там, хоть какое-то общение со своим Гукки, поэтому сглотнув, несмело кивнул, наблюдая, как Гук носится в поисках какой-нибудь бумажки.

***

Подписи были собраны, репетиции закончились, осталось только дождаться, когда Юнги-хён выйдет из этого злополучного кабинета Шихёка. И вот, сердце пропускает несколько ударов, когда ручка поворачивается, и показывается Мин, но на лице его нет никакой радости. Всё внутри будто рушится, когда Чонгук видит каменное лицо старшего. — Ч-что он сказал? Юнги вздыхает, вскидывая чёлку рукой, и ухмыляясь, произносит своим хриплым голосом: — Сказал, пусть возвращается. Все то, что только что разрушилось в младшем, тут же собралось обратно и обрушилось снова. Он на радостях выбрасывает копию подписей куда-то назад, оказывается, что в лицо своего хёна, прыгает от радости по коридору вперёд, пока настойчивая рука не хватает его за шиворот и резко не оттягивает назад. — Но если, блять, вас кто-то увидит и группа пострадает, а ещё, если я хоть одну ночку из-за твоей ебли с ним в соседней комнаты не усну, то лично натравлю Тэхёна тебя выебать, понял? - хрипло, но уверенно произносит Мин. — Д-да, — тихо, заикаясь, отвечает макнэ. Но в душе ничего не может убить его счастье, потому что это лучший день в его жизни. И, конечно, Юнги-хён никогда не сделает того, что обещал. Даже если они помешают его сну. Это всё так волнует Чонгука, что сердце сейчас разорвётся. Парень остаётся позади, после хлопков по плечу от хёна, подбирает бумажку, чтобы не получить пизды потом от менеджеров и звонит самому своему любимому хёну, смирившись с чертовки сильно стучащим сердцем. Пара гудков. — Алло, хён. — Привет, Гукки, — начал старший, только услышав его голос. А Чонгуку только это и нужно было, только услышать голос, — знаешь, что мне сегодня приснилось, это полный пипец был, господи, я-то думал, что это все наяву, что ты мне сказал, — а вот уже что он там говорит, совсем не важно, — что мы расстаёмся, а я ведь тебя так люблю, я тогда так испугался, думал, что всё теперь, во сне-то ты не думаешь, что это сон, это какой-то просто ужас, серьёзно, очень я испугался, я вроде бы тебя недавно видел, а тут ты мне такое заявляешь, я вообще что-то не понимал сначала, что ты говоришь, ну ты понял, в общем а потом... — Хён? — Подожди, дай расскажу-то, так вот... — Хён? — Что? — Я тебя люблю больше всех на свете.