О сломанных клинках

Повелитель мой глух. Он совсем не слышит: ни молитв, ни признаний, ни приказов свыше. В ушах звон стоит — то надрывный всхлип, когда клинки мы о клинки ломали. Обломок стали зажат в руке, набивка стальная на каблуке, весь холд в стальном же его кулаке. Рукавицы ежовые носит он. Не лезай на рожон — господин ослепший, он тебя не видит, но уже обидел. Ты пришел в его темную обитель, где свечей не жгут — был таков приказ. И длань его тяжела как раз, уходи, смельчак, не играй в героя — покалечит так, даже и не взвоешь, сорван голос твой под его рукой. Ты его полюбишь, если пожелает, колдовством своим он с людьми играет. Повелитель безумен и он знать не хочет, что его столица падет завтра ночью. Он пирует нынче три заката к ряду, не берут его никакие яды, он смеется и пьет, как ни в чем не бывало… Но душа его гнилью на миль воняет. Повелитель в страхе — он боится смерти, слишком рано себя возомнил бессмертным. Не берет отрава, не берет простуда, но в войне забылся он черезмерно. Кровь себе выпускает — и в три сосуда, я стражем сну его вечному буду, пока герой не придет однажды — повелитель станет уж мертвым дважды, я упокоюсь, Совнгард заждался… Наконец-то — смертный! И героем назвался.