Ускользающая невинность

– «Ускользающая невинность», – нараспев произносит Марк Джефферсон. – Разве это не прекрасно? Фотовспышка болью отзывается в пересохших глазах. Нейтан моргает. На секунду он осознает происходящее очень четко. Кейт Марш – божья девочка Кейт Марш – на полу бункера. Тонкие запястья, пережатые липкой лентой. Острые коленки, подтянутые к груди. Строгая белая блузка с одной оторванной пуговицей – третьей сверху – темная юбка, задравшаяся почти до самых бедер. И ужас в широко распахнутых глазах. Она не понимает – не должна понимать. Наркотик в ее крови должен быть выжечь осознанность, затуманить разум. Она должна была бы смотреть тем же отсутствующим – и почти счастливым – взглядом, как смотрела когда-то Рейчел Эмбер, но Кейт – не Рейчел, Кейт не умеет играть. Кейт смотрит на него, Нейтана, и в ее глазах ужас и отчаянная мольба. «Не надо, не надо, не надо». – Разве это не прекрасно? – с нажимом в голосе повторяет Марк Джефферсон. – Не это ли истинное искусство – умение запечатлеть такой момент, момент перехода? Как свет и тьма сливаются воедино, создавая это особое, хрупкое равновесие… Посмотри, она уже осознает, что все вот-вот изменится. Она уже на пороге… Щелчок фотоаппарата. Вспышка. Щелчок. Боль ржавым гвоздем ввинчивается в виски. Нейтану кажется, что его голова вот-вот лопнет, разлетится кровавыми ошметками по импровизированной фотостудии. Свет и тьма – его собственные свет и тьма – рвут его изнутри. «Ускользающая невинность». Непролитые слезы в глазах Кейт. – Что-то не так, – голос Джефферсона ловит Нейтана на полушаге. Глубокий, гипнотический, он не позволяет отступить, отказаться, выбежать, хлопнув тяжелой дверью, и жадно вдохнуть холодный воздух, надеясь, что хоть это прояснит что-то в его, Нейтана, голове. Но нет. Марк Джефферсон слишком тонко чувствует такие моменты. Переломные. И Нейтан замирает в ярко-белом свете прожекторов, пытаясь отыскать в постановочном кадре изъян. Делает то, что хочет учитель – всматривается в сжавшуюся, скорчившуюся девушку, с таким отчаянием цепляющуюся за ту самую ускользающую невинность. За ускользающую веру в людей, в мир, в бога… Тьма – маслянисто-густая и злая тьма – внутри Нейтана побеждает. Сощурившись, будто глядя через объектив фотоаппарата, он мысленно достраивает кадр. Дорисовывает порочную развязность в затуманенных наркотиком – другим наркотиком – глазах, приспускает белую блузку с одного плеча, чтобы обнажить бледную кожу и тонкую лямку простого белого лифчика. Нужно будет заставить Кейт покусать губы – может, даже до крови – добавить темного в кадр. И… Нейтан шагает ближе. Тьма внутри замирает в голодном предвкушении, а пальцы сами тянутся к шприцу. Еще чуть-чуть, чуть-чуть – и будет другая картина, «Порочная невинность». Лучшая в его портфолио. Лучшая… – Не надо, – еле слышно шепчет бледными губами Кейт. Но Нейтану плевать. Он не слышит приглушенного смешка Марка Джефферсона, довольного своим послушным учеником. Не видит очередной вспышки фотокамеры. Он застрял в липкой паутине безумия, умело и ловко сплетенной для него учителем.