Наше "сегодня".

- Микеле, что за беспредел? – кричал Дов, в очередной раз взбираясь на сцену. Все замерли. Сегодня Аттья сам не свой, рвет и мечет. Еще до обеда жить и жить, а режиссер уже в сотый раз критиковал собственную постановку. - Все не так! Микеле, ну что за разврат на сцене? Тамара, - резануло слух, - не обязательно так к нему липнуть. Маэва, солнышко, Наннерль должна проявить характер. Клэр, что вы не поделили с Мелиссой? Если какие-то проблемы – разбирайтесь вне зала. Рим! Где этот черт из табакерки? Ты должен пугать Моцарта, а не наносить Локонте тяжкие телесные. С сотрясением мозга у меня еще никто не выходил после репетиций. Микеле! Надо же, а меня даже и не зацепил. Удивительно. - Дружище, - хлопнул его по плечу Солаль. – Это уже перебор. Предлагаю по кофейку, сигаретке. Заодно и ребята успокоятся, потом продолжим, что скажешь? - Со! Вернись к Мелин, нужно все прогнать, что есть! - Дов, какая муха тебя укусила? - Что вы все расслабились? – с непониманием возмутился Аттья. – Про сроки помню только я? - Но прошло только два месяца, и у нас уже хорошо получается, – Микеле осторожно улыбнулся. Чую нутром, зря он влез, добра теперь от «творца» не жди. И правда: - Этого мало! – громче прежнего снова завел режиссер. – Да нам с вами еще мучаться и мучаться до «хорошо»! Вот, Локонте, ты ведешь себя, как ребенок, в твои-то годы! А Моцарт, в свои четырнадцать – член Академии Искусств! Разницу видишь? Или мне ткнуть пальцем, что в этой «пародии» не так? Ну это Дов действительно загнул. Моцарт из Мика словно настоящий. Оба такие тонкие, гении своего времени. Я помню, как он вчитывался в свои тексты, в те первые две недели, когда еще не было уверенности, что таким составом мы дойдем до премьеры. Он ночи не спал, свои успокоительные перестал принимать, чтобы чувствовать ярче и чище, чтобы не играть, а жить Моцартом. Даже я заучиваю тексты, немного играя, словно в шутку. А он… И сейчас это его зацепило всерьез. Локонте, со всей его врожденной эксцентричностью, демонстративно разворачивается и удаляется за кулисы. Я, доселе сидящий себе тихо у самого края сцены, замечаю, как он, едва заметно, смахивает накатившие слезы. Главное – не расплакаться при всех. - Дов, - почти ровным голосом произношу я, поднимаясь. – А разве Микеле в этом виноват? – и в безмолвной тишине следую в гримерку. Думаю, нотки обиды и укоризны уловили не только Со и Маэва. Пусть это некрасиво, но поступать так с «Моцартом» я не позволю. - Микеле, – скребусь я в дверь и вхожу. Он стоит у зеркала и пудрит нос. - Что, Аттья окончил свои нотации читать? Или Солаль нас на обед распустил? – в голосе сарказм и надрыв. - Нет, все еще на сцене, – я останавливаюсь так близко, что слышу сладкий запах его бальзама для волос. - Тогда что ты тут делаешь? Наши «отцы» сегодня не в настроении, смотри, а то и ты попадешь под их горячую руку. - Я пришел поддержать тебя. - Меня? Зачем? Все в порядке. - Микеле, - я ласково улыбнулся и взъерошил его волосы. Теперь в отражении он был похож на нахохлившегося цыпленка. – Передо мной можно снять маску. - Маску? – хмыкнул Локонте, в попытке съязвить, но предательские слезы помутнили его светлый взгляд. - Вот видишь, а то легко ему… - я обнял Мике за плечи. – Тебя разорвет когда-нибудь от избытка чувств. - Нет, нет, серьезно, - невнятно пробормотал он, поворачиваясь и утыкаясь носом в плечо. Он, по сути, еще такой ребенок. Но, мне кажется, что именно это в нем и притягивает. Ни Маэва, ни Мел, ни Клэр не умеют улыбаться так, как он. А его взгляд. Сколько веры в этих глазах, сколько эмоций он вкладывает в каждый свой взгляд! Маленький, еще такой маленький. - Между прочим, я тебя старше, – заныл Локонте, сильнее сжимая толстовку на моей груди. - А вот мой «Моцарт» - совсем мальчишка, - оправдался я, мысленно пообещав впредь контролировать свою речь. Поглаживая его по спине, я чувствовал необычайный, а с ним привычный, прилив нежности. - Ага, - загнусавил он, - давай еще и ты меня ругай теперь… Я что, виноват, что вижу Моцарта… таким? - Я тоже таким вижу его, и что не играешь, а живешь им – заметно. Но Дов есть Дов. Альбер бы за тебя заступился, но пока нет его, это - моя обязанность. Он такой смешной, открытый, беззащитный. Не хочется, чтобы кто-нибудь когда-нибудь причинил ему вред. И пока у него есть я – не позволю. - Знаешь, что? – заговорчески прошептал я, касаясь подбородка. – Сейчас вытрем эти злые слезы и поедем пить чай, что скажешь? Его глаза блестели, словно его любимые звезды на ночном небосклоне. Ну и что, что сейчас и полудня нет? Какая разница, что завтра Аттья в клочья разорвет мою тушку? Зато Микеле оставит в покое. Он покосился на меня с подозрением. - Смерти ищешь? Нас же завтра в братской могиле похоронят. Жили не долго, но счастливо, и умерли в один день? « А что? – мелькнуло в голове. – Не самый худший вариант». - Все будет хорошо, не переживай. Идем? Мы тихо прокрались по закулисью, нервно вздрагивая от крика, который обрушился на Маэву. Со, на высоких тонах, изо всех сил защищал «дочь». Охраннику соврали, что в машине забыли реквизит, и были таковы. Плюхнувшись на один из мягких диванчиков в кафе, мы сделали заказ. С мансарды открывался прекрасный вид на город, и это было великолепно: лучики солнца ласкали кожу, в воздухе витал аромат кофеина и душистых трав, а рядом со мной, привалившись к плечу, полулежал-полусидел Микеле. - Как ты? – спросил я, склонившись над ним. - Хорошо, - вздохнул он и прикрыл глаза. - Когда и зачем ты научился мне лгать? Локонте усмехнулся и взглянул на меня: - А когда и почему ты перестал мне верить? - Ты не итальянец, ты – еврей! – объявил я и облокотился на мягкие подушки. - Это еще почему? – насмешливо вскинулся Локонте, прижавшись к моей груди. - Потому, что только они отвечают вопросом на вопрос. Я всегда подозревал. - Ладно тебе, - он расплылся в улыбке и замолчал. На вид едва совершеннолетняя официантка принесла наш заказ и незамедлительно удалилась. Я встал, нарушая покой Мике, положил ложку меда в его чай и несколько долек лимона, передал чашку в руки. Взяв свой кофе, снова умостился рядом с ним. - А что так изумительно пахнет? – Микеле принюхался к нашим напиткам, но запах исходил не от них. - Я решил домой взять, для тебя, – я поднял крышку небольшой картонной коробки, Микеле облизнулся, увидев полторы дюжины эклеров. – Ты же остаешься у меня? - Еще спрашиваешь! – улыбнулся он во все довольные тридцать два. – Но я бы и так остался. Ох, Локонте, иногда мне очень жаль, что мы просто друзья. Как бы это дико не звучало, но с нашей первой встречи я ощутил ЭТО. Я слова правильного не могу подобрать. Но ЭТО – сильное чувство. Желание заботы, стремление к общению, инстинктивно отдавать всего себя, нежность, тепло, любовь – в нем все. Я даже не знаю, расстроился я или обрадовался, когда понял, что влюблен в мужчину. Потому что этим мужчиной был ты. Страх и отвращение за долю секунды сменялось восторгом и желанием обнять, когда ты мимолетно бросал на меня свой взгляд. В тебе кроется какая-то тайна, я чувствую это. Но я не стремлюсь ее разгадать, я хотел бы ее охранять. На то и есть тайны, чтобы их хранить. Но иногда я срываюсь, вот как сегодня. Как-то даже страшно, что ради тебя я на многое готов, а ради себя – мне лень даже ударить пальцем о палец. Наверное, это неправильно, но… Кто знает. Кто знает... Я постараюсь защищать тебя, покуда буду рядом. - О чем задумался, Флоран? – ласковый голос вырывает из раздумий и я, чтобы не подать вида, отпиваю кофе. - Эх, совсем ты меня за содомита-извращенца держишь, - вздохнул я и театрально смахнул несуществующую слезу. - Да все мы такие, что скрывать, – Мике толкнул меня плечом и поднялся на ноги. - Ну что, пора размяться? – и он стал потягиваться. Я не упустил момента и быстро провел пальцами по выпирающим через футболку ребрам. Микеле захихикал, согнувшись пополам. Дитя малое. - Пошли, - тяну его за руку, и он следует за мной, при этом не забыв захватить коробку с любимыми сладостями. – Кататься? Локонте согласно кивает и запрыгивает в авто. И я, кажется, счастлив. Ближе к вечеру, вымотавшись от скоростной езды, мы ввалились в мою квартиру. Хочется лечь, поэтому мы сваливаем все пледы и подушки на пол перед телевизором, Микеле наугад выбирает диск, и мы до поздней ночи смотрим старые комедии и жуем эклеры. Он смеется, лучится теплом. И я практически таю, когда его руки случайно или преднамеренно скользят по волосам, плечам, груди. Доступная только двум странным друзьям ласка. Когда же, совсем измаявшись, Мике засыпает, уткнувшись носом и губами в мою шею, сижу, словно завороженный, боясь потревожить его сон. На ощупь нашариваю пульт и выключаю телевизор. Мы не впервые спим рядом. Он часто приходил ко мне после каких-то вечеринок «на веселе», я ночевал у него пару раз. Но сегодня такой прекрасный день… Поправляю сбившиеся одеяло, укрывая хрупкого «Моцарта». Да, ох же и влетит нам по первое число завтра. Но это волшебное «сегодня» того стоило. Единственное, что собирался сделать, но забыл, - написать Солалю, чтобы не переживал за «сыночка». Мне иногда кажется, что он видит и понимает мои чувства. Их природу. Хоть я и сам не до конца разобрался. Мне импонирует то, что Со с Микеле дружат, что Со взрослый, уравновешенный, всегда готов прийти на помощь. Своих двоих воспитывает, так тут еще и «Моцарт» с «Сальери» безголовые попались. Но с ним хоть договориться можно, в отличии от Дова. Да. Не самый простой денек предстоит. Локонте покрутился и улегся на меня, рука прикоснулась к шее: - Фло, ты не спишь? – пробормотал он, выдыхая горячий воздух в самое ухо. Я сглотнул. - Уже ложусь. - Ложись-ложись, - одобрил он и опустил руку, обнимая торс, - ты такой теплый. Сладких снов. – промурлыкал Микеле, чмокнул в щеку и спокойно засопел. Я осторожно провел пальцами по его руке, лежащей на моей груди. И все-таки, он никогда не повзрослеет. Он пытается всем нам показать прелесть детства, или той поры, того возраста, когда можно практически все. Когда можешь получать и отдавать во много раз больше мыслимого. Он весь светится, словно в доказательство того, что искренность – это круто. Такой нежный и такой беззащитный. - Микеланджело, - прошептал я едва слышно. - Это странно, но, кажется, я тебя люблю… - Я знаю, Фло, - чуть различимо пробормотал внезапно Микеле, прижимаясь крепче ко мне. - Я тебя тоже. Глупо, но я впервые засыпал таким счастливым. Может, когда-то потом я смогу ему в этом признаться, глядя в глаза, но сейчас и это – уже чудо. А что будет завтра - посмотрим, у нас еще много дней впереди, в конце концов. Он со мной еще на три года, контракт же. Что-то да и разрешится. Пока же он рядом, я верю, мои чувства взаимны. И благодарен ему. Он стал моим счастьем, и я никогда его не потеряю. Никогда!