Маджонг

      Молодости ему казалось много. Может быть я умру, повторял он, но моя смерть не пугает меня. Молчал потом долго. Меры он не понимал. Между победой, убийством и справедливостью разницы не видел. Мир только маленький был. Мало ему, внутри и снаружи, казалось воздуха.       Азалии отцветали — и он. А потом снова.       Дождь его будил. Думал в дождь каждый раз, даже заснуть не мог. Думал о доме, а дома он не знал никогда. До самого конца, до монолита. Другим жил, весь другой. Дыра была вместо дома. Дождь как будто заполнял.       Жизнь жил как по ножу. Жалеть не жалел — ни себя, никого. Жалели те, кто задерживались рядом. Ждать эти люди не заставляли, и скоро уходили, обожженные. Желания его, безрассудные, много разожгли костров.       Он отцветал — и азалии. О нем, кроме имени и легенды, вспомнить нечего.       Но он и не стремился нырять в историю. На ее теневой стороне ему было свободнее. Нравилось.       Герой для кого-то, до последнего игрок. Годы не считал, деньги и рис, и ушел без горя. Где же он теперь не знает счастья?