Следы потерянных лун

Накопленное переутомление и стресс дают о себе знать, поэтому даже после 14 часов беспробудного сна Донхо клюёт носом в свою миску. В последней нечто среднее между похлёбкой и ухой, но впервые в жизни молодому человеку довелось попробовать такую жирную рыбу. На вкус непривычно, но, вероятно, очень питательно. Или такими мыслями Донхо пытается заставить себя наконец проснуться. Но тому не помогают ни обжигающий чай с привкусом рыбьего жира, ни устойчивые запахи сырого дерева и соли. Донхо пытается понять своё к этому отношение, но не чувствует ни отвращения или раздражения, ни чего-либо противоположного. Разве что очень тоскливо по дворцовым кренделькам с марципаном. Или по тем булочкам с заварным кремом, которыми его угостили за помощь в пекарной лавочке. Бутерброды с ветчиной, салатом и грушевым вареньем в прошлой столице тоже были дивно хороши. Но нет, совесть не позволит Донхо лежать сейчас лицом в стол и видеть сны о вкусной еде, когда молодой человек поклялся себе преуспеть в своей поисково-спасательной миссии. Уже убирая за собой посуду, Донхо различает разговор пары местных жителей у соседней стены трактира, который оказывается порядком интересным и для него самого. - Слыхал, опять нашли останки тех негодяев? - Браконьеров-то? Да, слыхал. От их хвалёных лодок и снастей одни щепки принесло! - Говорят, видели, как белые медведи и морские львы обгладывали их кости. - Вот ирония: те шли за их шкурами, а сами стали закуской! - И поделом! Наконец Колдунья вновь за дело взялась! А то дала чуть спуску - они тут как тут! - Поднимем же чарку за защитницу! Донхо отмирает. Сон как рукой сняло. Значит, этим занималась Северная Королева в эти дни? Может ли статься, что она была слишком занята, чтобы успеть осерчать на своего нового подданного? Донхо не имеет ни малейшего понятия, за что можно осерчать на Хван Минхёна, но это уже неважно, какие же это детали, когда юный рыцарь чувствует обновлённую надежду, а вместе с ней и прилив бодрости. Морозный ветер, кидающий горсть снега в лицо сразу же, как Донхо распахивает дверь, лишь усиливает эффект. Но перед Донхо встаёт проблема: расчёты. Откровенно говоря, в них Донхо никогда не был гением. Во всём он действовал на глаз и по ощущениям, которые его хоть и подводили, но редко. Однако это не учебное задание, на которое, как ты точно знаешь, с большой вероятностью есть правильный ответ. Тут реальная ситуация... а точнее — безумная идея, исполнить которую... реально ли? Вот тут Донхо уже не так уверен. Телепортация — это, конечно, очень удобно, но является магией такого высокого уровня, что Донхо и не снилось. Не на данном этапе, это точно. Не говоря о том, что надо чётко представлять место, куда тебе необходимо перенестись... и что представлять тогда в такой ситуации? Снежную пустыню в сердце бурана? Ледяной замок? Донхо не знает, как выглядит Ледоставный Архипелаг, даже примерно! Никто не знает? Хоть кто-нибудь знает? Кроме самой Королевы и — теперь — Минхёна? На лодке получится доплыть лишь до определённой точки, а дальше что? Перепрыгивать с льдины на льдину, пока одна не треснет или перевернётся? И вообще, даже если он благополучно доберётся до самого Архипелага, как сориентируется и найдёт дворец? Ох, сколько же всего Донхо не продумал! Воистину дьявол кроется в деталях, но сколько ни чертыхайся, он не явится и не поможет рыцарю сейчас. Или... всё же поможет? Донхо хлопает себя по лбу. - Как думаете, Донхо додумается левитировать? - Ясен день. Арон прыскает. - Он единственный из нас, у кого были проблемы с этим простейшим заклинанием, — улыбка старшего немного тает. — Как думаете, он будет в порядке? - Он не маленький, — вставляет контраргумент Джонхён. — И с тех пор очень вырос, как маг. Конечно, у него получится. - Если не будет излишне волноваться, — подхватывает Минги. Все трое по очереди шмыгают носами. Перерыв владельца магазина затягивается, а им позарез нужен снегоход сейчас. - Конечно, не будет, — продолжает после паузы командир. — Сколько лет мы уже этим занимаемся? Это базовое правило, такое нельзя забыть. - С другой стороны, — в свою очередь помедлив, задумчиво произносит Арон, — было бы неплохо, если бы он встретил на пути заминку. Неопасную! — тут же добавляет он, ловя взгляды товарищей. — Нам бы всего пару дней, чтоб его догнать. Воссоединились бы и уже тогда бы пошли все вместе на Колдунью. - Но он-то не знает, что ему нужно нас ждать, — говорит Минги тихо. - И не факт, что он того хочет, — роняет Джонхён. Троица вновь погружается в размышления, а снег всё засыпает всё вокруг них, уплотняя жемчужный узор на их собольих шубах. - Может, в самом деле зря мы это всё затеяли... - Минги. - Вдруг они действительно хотели сбежать ото всех? И неважно, сговаривались при этом или нет... я вот их прекрасно понимаю. Вдруг мы только помешаем?.. Джонхён хмурится. - Да что с вашим настроением? Как мы можем помешать? Мы разве собираемся навязывать им что-то против их воли? Мы разве не друзья и не понимаем их? Мы лишь хотим убедиться, что с ними всё в порядке, разве нет? - ...и присоединиться к ним, если это будет возможно, — тут же подхватывает Арон с огнём в глазах. - И присоеди... что? - А вдруг там хорошо? — резонирует старший, вдруг приободрившись. — Только представьте: никаких королевских семей с их узколобыми королями и взбалмошными сынками, никаких козней, паранойи и тревоги... - Господи, я согласен, — страдальчески подаёт голос Минги, будто сейчас всплакнёт. - Скажи ведь?? - Да!! — он кивает, и Арон радостно льнёт к нему с объятиями. Джонхён тихо вздыхает - без раздражения, но с грустью. - Не обнадёживайте сами себя слишком сильно, — говорит он на удивление мягко, будто боится ранить. — Нарисуете себе красивую картину, а если её нет? - Помечтать тоже иногда нужно! — отзывается Минги. — Так хоть вспомнишь, чего именно ты всегда хотел. Каково это - когда на сердце радостно. Если совсем отречься от этого, какая же тогда жизнь? Сидящий посередине Арон широким жестом обнимает Джонхёна тоже. - Давайте вместе надеяться на лучшее, право! И наслаждаться тем, что в кои-то веки мы можем поступать, как хотим! Говорить то, что велит нам сердце! — молодой человек откидывает голову назад и распахивает глаза, глядя в небо. — Когда у нас такое было в последний раз? И было ли вообще?! Минги роняет страдальческий возглас, жмурясь и вцепляясь в старшего крепче от нахлынувших флешбеков, и у Джонхёна у самого слёзы в глазах стоят. Командир уже и сам желает, чтобы было такое место, где они все могли бы жить и дышать полной грудью, а не волочить сомнительное существование со слабой петлёй на шее, каждый миг боясь, что вот-вот оступятся, табурет перевернётся, и удавка станет фатальной. Никто из них так и не упомянул свои семьи. Ни разу. Эта мысль, будто тяжёлый булыжник в водоёме, грузно и неприятно осела в сознании Джонхёна. Но воды те чисты и прозрачны, потому что они наконец честны с самими собой. Наверное, со стороны это выглядит максимально комично. Донхо думает об этом, уже когда рассекает морозный воздух на хиленьких деревянных санях метрах в двадцати над землёй. Ему и страшно, и смешно, и весело. Давненько адреналин так не стращал его сердце, что оно бьётся о самые рёбра и будто вот-вот выпало бы промеж них, если б не мышечный и кожный покров. Донхо еле удаётся держать глаза открытыми даже очках и ловить нужные воздушные потоки. Пару раз последние предательски иссякают или подавляются другими, из-за чего транспорт молодого человека резко разворачивается и пускается в крутые пике или серпантинообразный штопор. Донхо паникует, но от ужаса инстинкт самосохранения срабатывает на раз, и молодой человек успевает прочитать нужное заклинание, чтоб добиться более-менее сбалансированного положения в воздухе. Вокруг всё белым-бело и не видно буквально ни зги, и Донхо бы потерялся тут же, если бы обронил компас. Но рыцарь держится за него очень крепко и упорно возвращается на нужный курс, несмотря на прихоти стихии. Нахлынувшие воспоминания о том, сколько раз Минхён брал его компас и, наоборот, Донхо брал его, вдруг ощущаются такой опорой, будто кто-то обнял его со спины и взял за руку, чтобы та не дрожала. Сани, как по волшебству, уже не так телепаются на воздушных ямах и кочках. Но не успевает Донхо вдоволь насладиться стабильным полётом, как его накрывает новая волна страха. Потому что теперь уже чувство, будто он не просто путешествует на своём транспорте, а какая-то очень большая сила притягивает его к себе. Как чёрная дыра засасывает всё на своём пути. Донхо цепенеет, заворожённый видом бушующей стихии. Тройка рыцарей разминулась с товарищем совсем ненамного: они прибыли в северный портовый городок меньше, чем через сутки после отбытия Донхо. Однако поскольку молодые люди не уверены, здесь их соратник или уже отправился дальше, им приходится задержаться и навести справки. - А то как же, был тут один! — кряхтит хозяйка трактира. — Ходил тут весь неприкаянный. Поначалу много спал, потом много ел, а под конец и вовсе, говорят, видали его в небе на санках, — она покрутила пальцем у виска. — Хотя я уже ничему не удивляюсь. Молодые люди переглянулись. - Нам то же самое, что и ему подавали, пожалуйста, — заказывает Джонхён и звенит монетами. Расплатившись, он присаживается к уже выбравшим столик товарищам. Арон скукожился, привалившись плечом к стене, и трясётся от беззвучного хохота. - Сани... — сипит он. — Вы можете себе представить Донхо на санках в воздухе в снежный буран? - Я в смятении, — отзывается Минги, — смеяться хочется так же, как и кричать от ужаса. - Всё с ним будет в порядке, — бурчит Джонхён, будто параллельно крепко думая о чём-то другом. - Ты совсем не волнуешься за него? Это же даже не аттракцион: ни ремней безопасности, ни души вокруг... - Ну, Минги, был бы ты, я бы переживал. - Правда? — Минги просиял, глядя на собеседника. - Конечно, тебе бы сразу был капут, — на том же дыхании говорит тот, доставая из сумки карту. Арон прыскает, Минги кривит губы, и лишь тогда командир будто включается в разговор полностью. — Не в обиду, Минги, просто... ну, мы все разные, понимаешь? У тебя свои сильные стороны... - Понял, понял, спасибо огромное, — с мрачным сарказмом отвечает тот, но обиду, кажется, и правда не держит. - Что я хотел сказать, — Джонхён расправляет ладонями потрёпанную карту, — Донхо должен сейчас показывать максимум того, на что способен. Потому что это не просто задание по службе. Это его личная миссия. Понимаете? — он опускает глаза с некой робостью и говорит уже тише: — Я думаю, сама фортуна должна сейчас быть на его стороне. Минги переглядывается с Ароном, что задумчиво кивает. - Хорошо, если так, — подхватывает старший. — На это надеемся все мы. Пока Джонхён уходит с головой в изучение карты, Арон обращает внимание, что Минги притих. Отделившись от стены, старший теперь приваливается в противоположную сторону - к младшему. - Мне вдруг что-то... очень страшно, — почти шепечет Минги в ответ на вопрос в глазах Арона, и в последних игривая искорка тускнеет. - Почему? — тоже тихо переспрашивает тот. Минги хмурит брови и покусывает губы. - За наше будущее, — вдруг выдаёт он. — Что если с ними что-то случится? Или уже случилось, пока мы с вами тут сидим? Что будем делать, если останемся только мы втроём? - Ну ты чего, а? — одёргивает его Джонхён, отвлёкшись от своего занятия. Минги не смотрит на него. Он говорит, а по глазам видно, что мыслями он и не здесь вовсе. - Только в этом путешествии я, знаете, что понял? Что кроме вас у меня и нет никого. Конечно, мы не сироты, у каждого целый клан за плечами. Но... то, что есть у нас с вами, у нас больше нет ни с кем. И если с этим что-то произойдёт... Минги замолкает и просто вертит головой, а в глазах его слёзы. Они срываются быстрыми каплями в тот же момент, когда принесшая их похлёбки трактирщица разворачивается и уходит. Арон теребит его по предплечью, и Минги, не выдержав, вжимается лицом ему в плечо, громко хлюпая носом. Джонхён вздыхает. Глядит на нечто среднее между ухой и похлёбкой в его миске. - Не хорони ничего заранее, — роняет командир будто бы немного растерянно. После еды организмы молодых людей будто бы резко вспоминают, что они вообще-то живые, и единогласно решают отказать хозяевам в чём бы то ни было. На всех троих нападает такая апатия, что подкрадывающиеся сумерки ложатся грузом на их усталые плечи поверх шуб и оттягивают руки к земле. В комнате постоялого двора две кровати и кушетка, но молодые люди не сговариваясь сдвигают все спальные места в одно и, не снимая даже мехов, сбиваются в одну кучу в поисках тепла и утешения. Откуда эта вселенская тоска, что охота реветь без остановки? Откуда внутри накопилось столько боли, что впору выть нечеловеческим голосом? Эти крики всегда сидели в грудной клетке, подобно изловленным волкам? Джонхёна обнимают с двух сторон, с двух сторон зарываются лицом в волосы, притираются, греют дыханием. Его пронимает какой-то странный озноб, и молодого человека потряхивает, будто он бесшумно выкашливает и себя застоявшийся кошмар. Арон и Минги примыкают лишь плотнее. Джонхёну расцеловывают лицо, уши, шею и затылок, и молодой человек пьёт их, как микстуру. Как бальзам, втирают те ему нежность в кожу губами. Джонхён сдаётся. Он не думает ни о чём. Он всё отпускает и принимает одновременно. Он развязывает шарф, оголяя шею, и выгибает её, чтоб укутать в шифон новых поцелуев. И молодой человек вдруг чувствует беспрецедентную завершённость просто от того, что обнимает двух драгоценных для него людей. Когда Донхо приходит в себя, ему подозрительно тепло и комфортно. На минуточку грешным делом можно было бы подумать, что он на своей родной перине, а всё до того произошедшее - лишь очень длинный, страшный и реалистичный, но всё же сон. Телу слишком приятно, и с минуту-другую оно отторгает приказы мозга приоткрыть глаза и оценить обстановку. Ещё миг, ещё чуть. За секунду можно вобрать в себя все силы вселенной. Ещё пару минут Донхо просто не верит тому, что видит. Он действительно утопает в мягкой перине божественно кремового цвета и манительном аромате. Шестерёнки в голове Донхо создают лютый скрежет, и вместо мыслей там скомканные куски сознания. Но на самом деле Донхо в этот момент ещё очень далёк от осознания градуса наваждения. У молодого человека всё падает внутри, когда ему кажется, будто он услышал тихий смешок у себя за спиной. Сконцентрировав всю свою волю, Донхо переворачивается на другой бок. И переживает маленькую смерть. Знакомые губы размыкаются, чтоб что-то сказать, но, передумав, просто тают в родной улыбке. Как и глаза, такие же родные, что смотрят прямо в упор с ласковым блеском. - Минхён, — сипит Донхо не своим голосом, и его целуют в лоб.