Дешевые метафоры Мэдисон Монтгомери

— Ты просто душка, сладкий. Девушка на кровати потягивается, из-за чего шелковая простынь едва не сползает с обнаженной груди. Она выгибается дугой, что пробуждает в нем мысли о недавних событиях. Ее тонкие руки обхватывают его шею, она буквально кайфует от его силы, оставляя ногтями на широких плечах тонкие красные отметины. Она ощущает себя рядом с ним крошечной, почти невесомой. Только ее перманентная душа, или что там от нее осталось. Его движения не то, чтобы слишком уверены. Будь ты хоть трижды сыном дьявола, а опыт решает многое. Однако ей до этого не то, чтобы очень много дела. Мэдисон захотела его с первой же встречи. В ее треклятом аду, гори он божественным пламенем. И вот сейчас ее пальцы неторопливо расстегивают пуговицы его рубашки. Одну за одной, ей хочется замедлить время. "Интересно, а он это умеет", проносится где-то на периферии ее сознания, глядя в серый огонь его глаз. — Еще не пробовал, но если уж я вернул тебя из ада… — Лэнгдон быстрым движением плеч стягивает с себя рубашку, лишь чуть улыбаясь. "Быстро учится", удивляется ведьма, впиваясь цепкими пальцами в его бицепсы. Монтгомери не тревожит, что он видит ее насквозь. Пускай, ей глубоко наплевать, пока эти горячие ладони обнимают ее бедра. Но он, кажется, и вовсе не желает вступать в игру. Лишь блеск в глазах выдает его, Мэдисон ухмыляется — давно ей не давали свободу действий, просто швыряя на койку. — Ты предпочитаешь, чтобы я оставалась в платье? — Мэдисон играет его золотистыми волосами на затылке. Его глаза чуть прикрываются, словно у кота. — Знаешь, оно жутко неудобное. — Неужели мучения не наскучили тебе в аду, Мэдисон? — спрашивает он, заводя руки ей за спину, касается молнии. — Не разочаровывай меня. Происходит что-то странное, когда Лэнгдон медленно проводит молнию вниз, едва касаясь пальцами ее кожи. Монтгомери задерживает дыхание, из-за чего сердце сбивается с ритма. Словно в нем вновь шумы, которые излечила ее первая смерть. Словно взгляд этих невинных глаз плавит ее контроль. Эта порочная чистота в нем заставляет ее сдерживать стон. Ощущения, что она испытывала раньше в сексе теперь казались ей выцветшими и жалкими. Их хотелось забыть, запереть их в аду. Лэнгтон чуть выгибает брови, словно спрашивая разрешения. Словно пытаясь кого-то обмануть. Мягкий контроль в каждом нарочито медленном движении. Мэдисон коротко кивает, приподнимаясь на его коленях. Он стягивает с нее платье, черный шифон бесшумно оседает на пол. Майкл чуть отклоняет назад голову, проводит ладонью по ее животу, спине. Обжигающей и, на удивление Мэдисон, нежной. Выбивая из хрупкой грудной клетки неровный вздох. Она чувствует нетерпение, желая просто наконец поцеловать его. Впиться в эти пухлые губы, почувствовать себя живой. Хотя и сейчас каждая ее клетка пылает, Лэнгтон ощущает под пальцами нежную прохладную кожу. — Итак, неужели ты все ещё девственник? — у неё бесконечно насмешливый тон, но голосок чуть дрожит. — В аду ты сказала, что всегда права. — он резко притягивает ее к себе, обхватывая бедра. — Так зачем же спрашивать? Он касается подушечками пальцев нежной кожи, гладит, упиваясь ее сбивчивым дыханием. Видит этот взгляд, направленный на его губы. Чувствует ее желание, все ещё способный контролировать себя. Чтобы не бросить ее на дорогой черный шелк простыней и накрыть собой эту ведьму. Эту ведьму, что заставляет его забыть о том, кто он. Мэдисон пытается двигаться на его коленях, но он не позволяет. Крепко держит ее ноги, вплотную придвигая ее к себе. Она в негодовании открывает рот, чтобы сказать очередную колкость. Довольно, Мэдисон Монтгомери. Он целует ее, мгновенно слыша тихий стон удивления. Или громкий, он не знает. Он оглушен своими ощущениями. Оглушен ее прижатым вплотную телом и тонкими руками, что обвивают плечи, шею. Кружево бюстгальтера заставляет его зарычать, словно этот клочок ткани испытывает его терпение. Мэдисон заводит руки за спину, спустя секунду отшвыривая ненужную одежду. Вновь льнет к нему, опрокидывая его на спину. У Лэнгдона широкая грудная клетка, которую хочется целовать. Извиваясь и наплевав на стыд, начав с шеи. И видеть, как он сдерживает агонию, впиваясь в ее талию пальцами. И на нем все еще черные джинсы. Кто бы подумал, что под плащом он носит обычные чертовы джинсы. Так бы и смотреть на это дьявольское отродье в ангельском обличье. Дешевая мысль для такого, как он. Потому что можно сдохнуть, только смотря на него. Словно она опять в гребаном аду, только вместо бесконечной очереди вшивых ублюдков - желание. Желание этого невинного демона. — Твой запас дерьмовых метафор скоро иссякнет? — он явно недоволен заминкой в процессе, чуть приподнимаясь на локтях, — или что еще ты не использовала? Порочный девственник? Златовласый Сатана? Мэдисон выдыхает «Да пошел ты», впиваясь в его губы. Надменный ублюдок только этого и ждал, сжимая ее талию. Нетерпеливо, нежность на грани звериного рычания. Вжимая ее в свое тело, не щадя ее хрупкости. Одно движение — и она на спине, получает град поцелуев в шею. После каждого касания горячих губ хочется прогибаться в спине, ломаться под ним. Запускать руки за пояс его джинс, ощущать его мышцы, его силу. С ним не хочется быть послушной и безропотной, с ним хочется сокрушить мир. Он проводит кончиком языка по ее ключице, вырывая из груди рваный всхлип. У Монтгомери коленки трясутся и хочется хныкать. Пока его губы исследуют ее тело, не ускоряясь ни на секунду. Лэнгдон не спешит, невесомо перехватывая ее руки, когда она хочет притянуть его ближе. Мэдисон смутно осознает, что теперь ее руки разведены в стороны, а он продолжает свою пытку. Каждое касание. Горячее дыхание. Нежные губы. Ток по ее венам, адреналин в ореховой радужке глаз. Ему нравится видеть ее такой. Необузданной, настоящей. С полки падает ваза, разбиваясь на крупные осколки. Пламя камина трепещет, пока Мэдисон пытается выровнять дыхание. Он резко отстраняется, едва дойдя до ее груди. Она едва успевает возмутиться, как Лэнгдон снова здесь. Она не чувствует мягкую ткань джинс, лишь теплую кожу. — Чего же ты хочешь, Мэдисон? — и словно нет в его глазах лютого пожара, словно между ними есть слои одежды. — Не задавай глупых вопросов, сладкий. — Она проводит по его нижней губе пальцем, он мягко перехватывает его зубами. Неосознанно. — Просто продолжай. Он целует ее, обстоятельно и без стеснения исследуя ее рот. Каким-то образом им удается контролировать себя, не отдаваясь лютой страсти, что кипит в жилах обоих. Майкл отпускает ее руки, чем Мэдисон немедленно пользуется. Черт возьми, его волосы — чистый шелк. Его ангельская внешность не идет к горящим серым глазам и его губам. Очерченным, теплым и нежным губам, что почти оставляют на светлой коже ожоги. Челюсть. Подбородок. Шея. Еще раз. Ключицы. Еще и еще. Ниже. Мэдисон кричит, вцепляясь в его затылок. Лэнгдон улыбается, не прекращая ласкать ее. Черт, такой прелюдии у нее не было никогда, чтобы уже сейчас не было сил сдерживать крик. Каждый поцелуй, каждое покусывание — ей все это нужно, всего этого и быть не могло в ее аду. Не было с Кайлом, с чертовым недоумком Зои. Ни с кем, только с этим девственником. Но и она здесь не просто, чтобы лежать бревнышком. Но Лэнгдон опускается все ниже, а контроль исчезает все быстрее. Когда губы раскаленным железом касаются живота, она хватает его за плечи и тянет вверх. Силы в ее анорексичной фигуре достаточно. Она не боится, что он раздавит ее, он слишком, слишком гибок. И поцелуи с ним слишком обалденные, слишком правильные нужные. Он чувствует, как по ее внутренностям вновь растекается тепло. С каждым новым поцелуем, с каждым взглядом в серые глаза. От него идет такой жар, что хочется просто обвиться вокруг и не отпускать. И гори все, гори чертова Академия мисс Робишо. Майкл вдруг чуть улыбается, словно одобряя ее мысли. Ему нравится эта необузданность, что ей плевать на контроль. И его контроль окончательно дает слабину, когда она прикусывает ему мочку уха, параллельно опуская руки с его поясницы все ниже. Черт, здесь он отродье Дьявола, а кажется, что она. Ему ничуть не надоело происходящее. Он мог бы проводить так часы, отложив в сторону планы по завоеванию мира — он никуда не денется. Но он, в какой-то мере, лишь человек. А с ней и сейчас — в огромной степени. Последний раз жадно поцеловав ее пульсирующую вену на шее, Лэнгдон чуть отстраняется. Лишь для большего эффекта, чтобы насладиться этим моментом сполна. Ее широко распахнутые глаза и едва слышный стон. Изумление ведьмы проходит через мгновение, но вот дыхание сбито к черту. Дрожь по всему позвоночнику, как ни странно, лишь позволяет ему вновь взять ситуацию под контроль. С каждым медленным движением она едва слышно стонет, он вторит ей коротким выдохом. Кто бы знал, что два монстра обойдутся без пошлых криков, расцарапанных тел и вырванных клоков волос. Если ускорение — то только по ее желанию. Видимо, его иммунитет ко всему вокруг имеет массу бонусов. На его лице расцветает улыбка триумфа, когда она сбивчиво матерится, обхватывая его лицо руками. Она тянется к нему губами, но он проворнее. Столкнуться в поцелуе до боли — ладно, они оба не против. Он не против, когда она впивается ногтями до боли в мышцы, когда кусает его губу. Нет, этой ночью они не стерва с паранормальными способностями и сын самого Нечистого. Не дважды воскреснувшая и ранимый антихрист. Не убийцы с грязным прошлым — у обоих из дома-убийцы. Они люди. Просто люди. Без погани и грязи, но и без добра. Ему наплевать на чистоту ее сердца, ей параллельно на его планы и тайны. Просто люди, растворяющиеся с каждым новым движением в чем-то ужасно нужном. Последнее движение, и Майкл замирает, абсолютно не осознанно целуя ее лицо. Она прижимается к нему, зарываясь пальцами во влажные волосы. Тишина, лишь их дыхание и что-то еще. Что-то неосязаемое. Он откатывается в сторону, небрежно распутывая руками простыни. Накрывает обоих, поворачиваясь к ней. У Монтгомери в жизни никогда не было стабильности. Ну, только одна. Она доказывает верность себе, доставая невесть откуда сигарету — не зря ведьма. Щелчком пальца зажигает ее, закуривая даже не одеваясь. — Никогда не изменяешь себе. Она поворачивается на спокойный голос, встречаясь с насмешливым взглядом. Передает ему сигарету, выпуская в сторону дым. — Ты этому тоже научишься, сладкий. Учишься ты очень быстро. Лэнгдон осторожно закуривает, вторя ее широкой улыбке. Слышит тихий смех ведьмы, когда возле ее лица вспыхивает кончик второй сигареты.