ночной город

- ты каким лешим-то в театр подался? - кун что-то вспоминает, пожимает плечами, окидывает полумертвую улицу взглядом. яняну совсем-совсем неуютно с ним: хоть в чате одном, хоть в одном помещении, спектакле, списке. особенно неуютно наедине, или быть визави - тоже очень страшно. еще не подожженная сигарета уже распространяет дым, и яняну жутко становится, когда он все-таки вдыхает этот резкий запах; тот проникает в легкие подобно тараканам в ржавой ванне. перила, которые еле-как предупреждают случайных "курил" не выпадать с многоэтажек - кажется, тоже ржавые. и их вкус лю тоже чувствует - это как металлический привкус крови во рту после избиения руками, ногами, камнями. когда по телу - синяки-пионы, - расплываются так нежно! так приятно. фиолетовые гематомы, до которых касаться больно до жути. парень мотает головой и пытается поймать взглядом чужой профиль - неприветливый такой, потому что вниз глядеть - боязно (кажется, когда-то кун говорил, что мечтает стать пилотом), но не получается, - старший быстро оборачивается и глаза приходится закрыть. к слову, яняна жутко колышет на такой высоте. - куришь? янян открывает глаза и хочет расплакаться. просто странно-непреодолимое желание забыться, и больше не видеть эту назойливую светлую макушку каждый раз на репетициях, что улыбается так ярко. и теперь уже невесть от чего забыться хочется - от улыбки ли чужой. от страха ли своего... и разреветься тоже не понятно из-за чего манит, но все равно этого не получится, потому что кун единожды (но на всю жизнь) сказал, что мальчики не плачут. только лю больше в его слова совсем, совсем-совсем не верит. - не курю, - отвечает янян, и выуживает из чужой руки зажигалку с длинной красной сигаретой. кун лишь беззвучно смеется и наблюдает за тем, как искусно младший в первый раз пытается закурить. тот лишь с третьей попытки чирканья получает огонь и поджигает бумажный сверток. искусно - потому что он слишком грациозен во всем. кун уверен - то, как он обхватывает двумя пальцами тлеющую сигарету, как смеется с нелепых шуток хенов (с которыми посчастливилось оказаться в одной постановке), как не снимает свой любимый шарф даже когда тепло, даже когда он в помещении; то, как он прикусивши губу делает поправки в сценарии, как щурится, замечая в толпе своих друзей - все это сделано с таким трепетным чувством красоты, будто все эти картины, что застряли у светловолосого в голове подобно облакам в совершенно ясном небе, созданы ювелиром, художником, у кого в руках - наитончайшая кисть с охапкой темных красок. и это все гребаное искусство (которое кун в старшей школе благополучно прогуливал) теперь засело в сердце каким-то сладким осадком. но яняна почему-то все равно бояться стоит. просто ради профилактики. младший давится, начинает кашлять, а кун безучастно стоит и смеется, прижимаясь всем своим нутром да телом к холодной кирпичной стене. все здесь пропахло сигаретами и дешевыми стульями из срубки какого-то черного дерева. а стульев много - сцена как никак. театр как никак. он задирает голову и не видит ничего. сумерки опускаются, накрывают своим одеялом город, который становится до чертиков холодным, наконец. становится спокойным, тихим. - мне смотреть на тебя... - кун подходит и выхватывает сигарету из теплых, живых рук. оба на мгновение застывают, забыв вообще, в принципе своем, что такое жизнь. - тошно - тогда не смотри, пожалуйста, - то ли с жалостью, то ли с сарказмом отвечают ему, а затем этот кто-то все-таки смотрит далеко вниз. - скажи, ты почему летчиком-то не стал? он слизывает с губ горький пепел чего-то до одури незнакомого, и все-таки хочет распробовать на вкус. всю сигарету. полностью. - история избита - просто денег не было тогда, да и по медосмотру я не прошел. - ты даже пытался? - янян поворачивает голову на старшего, а тот вскидывает брови. - да. вообще-то. ты мне все еще не ответил. - я пока не могу ответить, - янян пожимает плечами и резко хватает рукав чужой джинсовки. - подожди... он закрывает глаза и кусает губы, а кун выпрямляется и делает шаг вперед. - ты чего? младший хмурится и лениво распахивает глаза, еле заметно дрожит и шатается. - да голову у меня кружит. я... высоты боюсь, - еле шепчет. он отпускает рукав и проводя рукой по стене доходит до выхода с широкого балкона. заходит на лестничную площадку и медленно сползает по стене. подбирает оставшийся на коридорной клетке рюкзак, ищет в нем бутылку с водой, жадно глотает, надеясь, что она поможет. кун следует за ним и садится на корточки. - а ты видимо со мной и не полетаешь. - больно хотелось, - смеется тот, разглядывая выкрашенные первым снегом волосы куна. как дрожат его ресницы. как в его глазах мелким шрифтом читается любовь к миру. как если провести от каждой веснушки линию располагаются созвездия на румяных щеках. как он прекрасен. - не хочешь взять роль енхо? он как раз приболел, а характер мортена идеально подходит тебе. - нет уж, я и так завален работой. ; однажды яняну правда думается, что он не сможет полетать с куном, был бы тот космонавтом или пилотом, хотя бы даже руководителем летных дел. у лю правда от этого голова кругом - во всех значениях, что прилагаются. и думается ему об этом ночи так в четыре, когда муяни уже спит (свернулась клубочком где-нибудь под столом и посапывает), поговорить в ви чате не с кем, а закат решил выйти на работу лишь через три часа (как узнается по прогнозам). тогда янян понимает, что должен срочно сказать об этом куну. "сказать что?" - думает тот, глядя в пустое диалоговое окно на своем телефоне. боже, да о чем вообще с куном можно говорить? он же сквозь и внутривенно - только о своем искусстве, полетных делах. ни о чем больше. а еще он очень серьезный... лю от слова любовь - закат будет в семь ноль три янян мысленно бьет себя по голове и не может поверить, что написал это. он быстро блокирует телефон и откидывает его на другой конец кровати, одновременно зарываясь в сто один слой одеял. "зачем... зачем я ему это написал? боже..." но на телефон приходит уведомление, и все, что в яняне живое - замирает. он тянется к куску металла (смешанного с пластиком), осторожно открывает чат, и видит ответ от куна. кун-ге - дурачье, ты чего не спишь? - вот не сплю и не сплю, тебе-то какое дело, - бубнит тот в экран. янян снова блокирует телефон и смотрит в окно. там по вполне объяснимым причинам еще очень темно. и все же... что это за странное чувство, когда боишься получить ответ от человека? будто в нем спрятан приговор к смертной казни, ей же богу. будто в нем спрятано признание в любви, ей же богу. будто в нем спрятано количество жертв завтрашней авиакатастрофы, ей же богу. ей же богу, хен. их будет двести девятнадцать человек, тридцать три из них - дети. нам с тобой не полетать, ну никак не полетать... я высоты боюсь, вообще-то... когда янян открывает семь плюс сообщений, часы показывают восемь утра. это означает ровно то, что муяни уже проснулась, телевизор давно прокрутил все записанные на листке у стаффа новости, рассвет уже прошел, и ей же богу, лучше бы в том ответе был приговор к смертной казни, лучше бы там было признание в любви, лучше бы написано там было уже известное количество жертв... кун-ге - я думаю, может мне сыграть мортена?

04:06

мне понравилась роль, я прочитал

05:42

ты играешь здесь эитри, так?

05:50

тогда я попрошу шикена, чтобы мортена мне отдали

06:12

ты против, нет?

06:15

мортен и эитри здесь проклятые враги, ккккккк

06:17

погоди, дак ты не врал. реально рассвет. ты такие видел? прикреплено изображение. открыть?

07:05

янян хлопает глазами, пытается открыть фотку, но плохой интернет этому произойти не позволяет, а потому лю в очередной раз расстраивается, заваривая себе крепкий кофе. приходится смотреть какие-то (когда-то отпадные) мультики по второму каналу, лишь бы просто не уснуть; а янян думает, что ему бы и правда такое понравилось, будь он лет на пять младше. сразу после мытья некогда горячей кружки, которая от температуры меняет цвет (подарок мамы из германии), он заходит в групповой чат, где опять флудят джисон с тэеном, активно обсуждая подарок на день рождения минхена. и все бы ничего, если бы в глаз не попалось знакомое имя: оно предупреждало всех, что теперь он играет мортена, и чтобы енхо не переживал сильно, что шикен-хен уже полноправно поменял актерский состав... почему-то яняну тревожно очень, тревожно стоять на одной сцене с куном, потому что тот ни разу не глуп в своем деле, наоборот даже - его здесь считают лучшим. это хорошо, конечно, потому что вся постановка за счет единственного человека куда вытянется в качестве, но всегда есть но, и имя ему - кун. янян закидывает нужные и ненужные бумаги в рюкзак, туда же бутылку с водой, пенал, телефон, надевает серое худи, а поверх - побитый бомпер, а затем вылетает из маленькой квартиры, почти забывая закрыть ее. и не то, что бы янян опаздывает, нет. он просто хочет лишний раз подольше посидеть на остановке, посмотреть на людей, что меняются от мала до велика, внести какие-то поправки в сценарий. так почему-то ему всегда думается легче. он шагает, приветливо здороваясь с бабулями, что сидят всегда чуть поотдаль дороги, которые при самом переезде яняна в корею готовили ему кимчи, рамен, токпокки и другие вкусные корейские блюда, потому что денег у парня было лишь добираться до театра. проходит мимо выученных табличек знакомых магазинов, которые отчего-то повторяются, повторяются, и создается ощущение, будто он идет по зеркальному лабиринту, где все - одно и то же, и где находится правда - узнать можно только сломав все стекла. и яняну руки свои ранить совсем не хочется, он и так уже нахватался осколков острых, на занос похожих. на остановке привычно тихо, лишь изредка проезжает полицейская машина, которая слегка пугает своей сиреной. к слову, на город потихоньку, так же не спеша, опускается утро - которое солнечное, жмуриться приходится, напоминает о недавнем прошедшем лете, заставляет почти улыбаться, и... - нихао. янян знает: лишь единственный человек в шутку начинает говорить на китайском, лишь единственный такой из всех знакомых голосов так сладко (не) картавит на корейском... и лишь единственному посчастливилось узнать, где живет лю. янян щурится, встречается своим взглядом с куном, закрывает сценарий, стервозно засовывает его в рюкзак (потому что с первого раза не получается), и крутит в руках телефон. - ну, привет. чего забыл в этом районе? кун поднимает запястье и изучает (наверняка) дорогие часы. - девять тридцать. шикен нас пригласил на вечеринку к себе домой. - нас? - янян перестает заниматься довольно увлекательным занятием, встает (чтобы глазам на куна, у которого за спиной утреннее солнце - смотреть не так больно было). - зачем это ему мы... если он приглашает каст, то еще должна быть чэвон. - она приедет. я вызвал такси, так что... - но он не успевает договорить, как его прерывают. - я сам доеду, - лю хватает лямки рюкзака, боясь, что на него сейчас внезапно кто-нибудь нападет, станет забирать последние вещи. тоже странное чувство. - не упрямься. одним своим предложением он заставляет сердце яняна биться... хотя нет, наоборот - забыть дышать. и все это происходит в такой странной обстановке и в такое странное время; по причине тоже странной очень. и младшему бы объяснить вот это свое ребяческое поведение, да слов и эпитетов не находится - все, небось, спрятались по уголкам мерзким, темным, в дуплах у сов и белок, спрятались, да игру затеяли. и все-таки яняну очень неуютно находится с куном, пускай даже на одной скамейке, пускай даже если между ними может сесть другие люди, которые ждут автобуса, хоть так и случается. янян совсем теряет друга среди других, а когда находит, то уже нужно садится в странно выкрашенное бледно-желтое такси. осень непривычно настигла этот городишко - она пробралась в само сердце жителей змеей гадкой, засела, а выползать - нет сил уже. и теперь почему-то все становится так уныло, так грустно, так чуждо... и делать что-либо тоже сил нет, а потому, что змея эта недалекая - парализует. но кун ловко открывает коробочку с бумажными свертками и очень непосредственно просит разрешения закурить. янян поворачивается на хена, а тот, получив разрешения, зажимает фитилек между губ, но заметив на себе взгляд - поворачивается, так и не чиркая зажигалкой. лю неловко улыбается, качает головой, смотрит в пыльное окно: стопроцентно пахнет осенью. янян не знает как это можно описать, просто именно так пахнет этот унылый сезон года. да, верно. - а зачем ты за мной приехал, хен? мог же просто написать или позвонить. кун выпускает дым и задумчиво цепляется взглядом за нашивку на бомпере яняна. красная роза с шипами - вот и всего, но кун все равно странно на нее смотрит. а затем отвечает. - шикен сказал мне проследить за тобой, чтобы ты не опоздал, - он смахивает пепел в открытое окно такси, снова затягивается. у яняня смелости не хватает попросить сигареты, хотя хочется - жуть как, потому что ну вдруг он будет выглядеть так же, как кун. элегантным, грациозным, заоблачным. одним словом - прекрасным. они подъезжают к какому-то двухэтажному дому (в котором лю никогда не был), а кун наоборот, бросает улыбки и вежливые фразы, здоровается с прислугой, кланится чэвон, та отвечает тем же, жмет руку шикену, ну а янян готов просто убежать скорее, спрятаться в самом темном углу чердака... просто он боится людей, может, сцены тоже боится, только вот он никогда такого никому не скажет. даже если напьется (но он вроде не собирался пока). - итак, наш актерский состав на месте! - говорит шикен, поправляя широкие очки на переносице, восторженно взмахивая руками. - давайте выпьем за это! сонбэнним тянет бутылку крепкого алкоголя к стакану лю, но кун останавливает его руку, заливисто смеется. - он же ребенок, ну! куда вы? - и то верно! - отвечают ему, но янян смотрит на куна, который шепчет "тебе лишь виноградный сок". и янян правда не знает, радоваться ли ему, что цянь приглядывает за ним, или злиться, что ему уже девятнадцать, но кун все еще считает его ребенком. "ну ничего. я покажу, что дети делать умеют". вечер проходит за просмотром каких-то старых кино, к слову, младший практически не понимает о чем они, потому что снизу субтитры не на китайском, даже не на корейском - на английском. становится очень скучно, поэтому он очень радуется, когда вся эта шумиха заканчивается. чэвон уезжает вглубь города на своем потрепанном байке (отчего выглядит довольно привлекательно), шикен-хен старается нормальной (не пьяной) походкой выпроводить куна и яняна на остановку, но тут же забрасывает эту идею, вспоминая про скорый визит жены. янян много смеется над этим, пока идет по темным переулкам, а кун закуривает пятую. - ты зачем в театр подался? - он задирает голову, выпуская дым из легких, делая пару шагов назад, врезаясь в стену лопатками. ночью тихо. безлюдно, особенно в таких очень мрачных и страшных переулках. янян все еще не понимает, как так быстро прошел день, который, вроде, только начался. - снег? - лю выдвигает вперед руку и смотрит на скопляющиеся маленькие капельки на ней. но парень тут же тускнеет, понимая, что это только моросящий дождь. значит, холодно. - ты должен подождать ответа, хен, - младший становится рядом с куном, смотря на то, как цянь затаптывает сигарету тяжелым ботинком. и яняну почему-то становится очень-очень странно, его бросает в дрожь. кун прижимает его к стене и долго смотрит в глаза, а затем давит пальцем на кадык и жадно целует в шею. лю становится жуть как страшно, и только сейчас он понимает, почему кун свернул "короткой" дорогой. это какое-то насилие. младший пытается высвободиться, но ничего не получается. - янян? он быстро моргает: кун отпивает немного газировки из своей бутылки, бросает ее обратно в рюкзак, смотрит на растерянного лю. и все как прежде. совсем скоро - думает янян - кун его так же растопчет, как тот докуренный фитилек. он доходит до дома, предварительно прощаясь с цянем на остановке, устало бросает рюкзак с (не)нужными бумажками куда-то в угол комнаты, валится на кровать, и... из его головы никак не выходит та странная галлюцинация, или как это вообще можно назвать. то, как кун в меру нежен и груб... пару успокоительных или снотворных, какая к черту разница, этикетки для детей, - еле еле засыпает. муяни даже не встречает своего хозяина.