***
— Ничего не хочешь объяснить? — Патрик крепкой хваткой утягивает ее под лестницу. у арсон в голове только флешбэки с уизли Она закатывает глаза и вырывает руку из чужой. Даже не скажешь, что пару минут назад они нахально целовались в Большом Зале на обеде. — Что ты от меня хочешь? — Силиция устало прикрывает глаза, справляться с чувством тошноты с каждым днем все сложнее. — Для чего ты хотела выбесить Рона и своего братца? — Патрик говорит ровно, даже намека на злость или раздражения в его голосе нет. блондинка даже удивляется — Не твое дело. — она грубо задевает его плечом, пытаясь вырваться в коридор, но в ответ получает лишь легкий толчок к обратно к стене. — Если ты меня использовала, то это и мое дело тоже. — Элернорд словно назло смотрит ей в глаза, заставляя Арсон склонить голову перед ним. — Уизли сливал информацию обо мне моей матери, а Драко знал об этом, но не сказал. Силиция лишена совести с самого рождения. Она ни о чем не жалеет и ничего бы не изменила в прошлом. Еще в детстве мама говорила ей, что совесть не грызет тех, в ком нет ничего хорошего. Маленькая Арсон не понимала этой фразы, но уверенно кивала головой на обещания матери никогда никого не жалеть. А потом, будучи подростком, она талантливо начала манипулировать людьми своими улыбками, взглядами, прикосновениями и деньгами. Силиция познала все навыки матери под ее одобряющий взгляд, совсем не замечая, что медленно становится копией. Патрик молчит, только неуверенно делает шаг в сторону, освобождая путь, но Силиция почему-то не уходит. Ей кажется, что Элернорд просто обязан ее обнять. Он же добренький, эмпатичный и всегда носит маленький платок в нагрудном кармане пиджака, чтя традиции. — Я не думаю, что ты плохая. — Арсон поднимает глаза. — Я думаю, случилось что-то плохое, и ты оправдываешь этим всё дерьмо в своей жизни. Силиция выпрямляет спину и гордо поднимает подбородок выше в немом удивлении. Она привыкла слышать комплименты, слова обожания и клятвы в вечной любви. Но Патрик кидается лишь фактами. — Все покупаются на эту печальную историю. — Элернорд усмехается и самоуверенно касается бороды. — А в действительности ты просто сука-манипуляторша. Патрик уходит сам, вальяжно прячет руки в карманы и громко хлопает дверью в коридоре. А Арсон просто остается стоять под лестницей до тех пор, пока быстрые шаги учеников не начнут заполнять все пространство в голове. совесть не грызет ее в ней нет ничего хорошего***
— Это все ее беременные бредни, ты же понимаешь это. Одна на двоих сигарета — обряд доверия, которому не научат в школе магии. Общий дым — серая среда общих мыслей. Говорят, что чистокровные не курят, только мужчины с крепким здоровьем порой берутся за ужасно дорогие иностранные сигары и больше для солидности. Но все знают, что на самом деле никотиновые порции они все успевают попробовать рано и, если привыкают к ним, то рано бросают. только вот с Блейзом и Драко это так не работает. — Интересно получается, — Малфой усмехается и стряхивает пепел в окно. — она творит, а терпеть должен я. Забини выдыхает клубы ментолового дыма и неотрывно следит за эмоциями друга. — Что бы она не натворила, она твоя сестра. Их дружба началась с банального: «выпьем?», после очередного собрания Волан-де-Морта. А дальше молчаливый вечер и три пустые бутылки огневиски на двоих. Между ними тихое понимание и поддержка друг друга тяжелым прикосновением к плечу. Драко знает, что Блейз убьет за него, что не раз подтверждалось на поле боя. Он знает, что Блейз всегда поможет. Не словами конечно, но делом. Он постарается сделать все лучше, стабильнее, спокойнее, и Драко готов платить ему тем же. только вот сам драко не убил бы за друга он не использовал ни одного непростительного — Ты вообще любишь его? — от желчных вопросов Блейза нет противоядия. Есть только недоумение к самому себе, задал ли сам Драко такой же вопрос ему. — К чему этот глупый вопрос? Забини всё-таки все больше становится похож на Паркинсон. Не только этими темными волосами, делающими его лицо таким же серьезным и острым. Не только этими глазами, взгляд которых как будто бы всегда пытается тебя задеть, требуя вывернуть душу наизнанку. — По тебе никогда этого не было видно. Ни тени. Ни намёка. Ничего вообще. Поттера он помнит с того самого мгновения, как он появился в коридоре на первом курсе. Гарри прилюдно отказался от рукопожатия, а дальше завертелась карусель из обиды и беспричинной ненависти. Только во время войны Малфой выстраивал вокруг Золотого трио стену от внешнего мира. Он терпел множество Круцио от отца и множество издевательств от Пожирателей. разве это не самая огромная любовь, на которую Драко был способен? Разве его бросок палочки — не самое главное проявление его чувств и заботы к нему? И неужели даже друзья и сам Поттер за всю эту чёртову жизнь так и не смогли оценить объём его сердца по достоинству, вместившему их целиком и полностью? — Ни в тенях, ни в намёках нет ничего истинного, — сквозь зубы отвечает Малфой. — Ты просто никогда не смотрел туда, куда надо.***
толпы почти смолкает, стоит им лишь слегка переменить приоритеты. когда главным приоритетом становится тело, вжимающее Силицию в стену, тени вокруг ничтожно отступают. — Отлично выглядишь. Шёпот, утопающий в её спутанных волосах где-то у самой шеи, эхом отдаётся мурашками у самой поясницы. это удивительное чувство тепла где-то там, внизу, где комком скручивается тлеющее желание, приходится сдерживать всеми силами. слишком уж резко это всё завертелось. она просто не успевает за сердцем, разумом и телом. Этот его оскал дорогого стоит. именно так усмехается хищник перед тем, как броситься на свою добычу. Уизли и вправду слегка безумный, достойный, умелый охотник — именно поэтому он когда-то смог заполучить её в свои трофеи. Другое дело, что Арсон ведь тоже не было простой добычей. В этой охоте они оба — охотники, и стоит лишь гадать, кто же придёт с драгоценным телом поверженного врага на руках. — За комплимент благодарю, но впредь попрошу меня не похищать. Дашь насладиться этим скучным вечером в библиотеке, или так и будем прятаться здесь, как малые дети? Раздражение скрыть, как и нарастающее напряжение, не получается. это всё просто дико нелепо. цирк какой-то. Уйти всё равно не выходит, как ни старайся. Рон хороший охотник, он знает, что делает. Его капкан надёжен, выбраться из него не так-то просто. Железные челюсти коварной западни смыкаются всё сильнее и сильнее, и теперь из этой клетки выбраться получится лишь с помощью её хозяина. а он, о боги, не намерен так просто отпускать её. не для этого он так долго выслеживал эту достойную дичь. — Прекрати убегать от меня и хватит сосаться с Элернордом, пытаясь вызвать у меня ревность. душно. очень душно. дышать нечем. Всё вокруг плывёт перед глазами, мир теряет свои очертания, но эти чёртовы хитрые, хищные, всепоглощающие глаза будут ясным проводником, маяком, последним, что, должно быть, Силиция вообще когда-либо сумеет забыть. это ловушка. и западня, в которой они оба оказались, куда опаснее, чем всё то, что было ранее. добровольно падая во тьму. собственноручно вручая себя в руки хаосу. — Ты, должно быть, переборщил с алкашкой или снова с наркотой, милый. улыбка ни к чёрту. вышло из рук вон плохо. Арсон играет свою роль до конца, скалится по привычке, смотрит точно ему в глаза, как бешеному псу, и дышит полной грудью, вопреки всему. На губах застывает издёвка, так и не обронённая, и эта неозвученная нападка отдаёт горечью на кончике языка. В горле пересыхает, градус повышается, а всё, что есть в этом тесном тёмном мире в углу пышного банкетного зала — они двое, раскалённые до предела, готовые вот-вот напасть. Рон не верит. Конечно же, он никогда не поверит в то, что она в нём не нуждается. Ему проще похоронить её под обломками памяти, предать очищающему ревностному пламени, собственноручно подвести к итогу совести и оставить наедине с собственными чувствами, чем так просто отдать ее кому-то другому. хотя эту битву он уже давно проиграл они сходятся и расходятся, это всё — нелепая игра на случайностях и закономерностях, и ставки здесь высоки как никогда. так почему бы ему не рискнуть, поставив на кон всё? — Просто признайся, что тебе не всё равно, и я, к твоему счастью, уйду. Хватка на запястьях гораздо крепче, но ощущение такое, что руки его сомкнуты не на её запястьях, а на тонкой шее. Фантомные боли расходятся током по позвоночнику, от них в глазах муть, но это отрезвляет куда лучше холодного душа. Внутри поднимается пламя, от него никуда не деться, это стихия, что не подчиняется жалкой прихоти жалкого человека. она, подробно этой стихие, так же непокорна, как и пламя в душе. — Смирись. Хочешь или нет, я уже не та, что прежде. Я больше за тобой не последую. К счастью, я больше не люблю ублюдка. Силиция определённо слышала, как щёлкнула его челюсть. Скрипнули, должно быть, зубы. Уизли зол, она хлестнула его точно по самолюбию, это была пощёчина его выдержке, это — опасная игра, которую она затеяла намеренно. ну же, попадись в этот капкан. даже искусный охотник не всегда смотрит под ноги. Рон на пределе, и ему хватает лишь ещё одного колкого взгляда из-под пушистых, густо накрашенных ресниц, чтобы сорваться с места, точно натренированному охотничьему псу. Он бьет стену рядом с ее головой, представляя вместо бетона ее дерзкую усмешку, только вот Арсон даже не вздрагивает после громких ударов около ее уха. Она лишь выпрямляет спину и спокойно поднимает глаза в тишине. — Это тебе нужно признаваться, что тебе не все равно, а не мне. Я уже давно разочарована в тебе, но я с превеликим удовольствием надену самое красивое платье на вашу с ней свадьбу. эту войну она победила