И тогда сковало легкие

      В кино иногда говорят, что смерть — только начало. Такое кино бывает весьма своеобразным, но все же.       Так вот смерть — не начало и не конец. Это боль, пытка, проверка на то, достоин ли ты, чтобы это было Начало.       Я играл с друзьями на льду. Мы играли в хоккей. Пытались. Без специальной формы или клюшек. Мы просто катали палочкой камень.       Было очень холодно, родители не выпустили нас из дома, пока каждый не был похож на капусту, по слоям одежды. Я тогда разозлился на маму, за её заботу. Теперь не знаю, напрасно ли.       Наверное, нам было весело играть. Теперь я не помню. Вроде мы смеялись. Я помню, как после очередного моего прыжка что-то затрещало и раздался дикий надрывный вопль, тут же оборвавшийся. Я подумал, что никогда раньше не слышал столько неподдельного ужаса в человеческом голосе. Только уйдя с головой под воду, до меня дошло, что крик был исторгнут моей собственной глоткой, моментально обожженной ледяной водой. Наверное, мой крик разнёсся на огромные расстояния, отражаясь от покрытых инеем домов и деревьев. Но я не успел даже услышать эхо.       Холоднее всего было лицу, но я ничего не мог с этим поделать. Его так и продолжало жечь, а я не знал, что предпринять. Я даже не успел толком глотнуть воздуха, за что теперь корил себя.       Хотя я действительно не думаю, что это могло бы облегчить мои страдания.       Я стал дергать ногами, пытаясь хотя бы дотянуться кончиками пальцев до толщи льда. Пару раз мне даже удалось.       Но тяжелые ботинки и толстый слой одежды тянули меня все глубже и глубже, а лёд с моей стороны был такой гладкий, что не за что было ухватиться.       Мое сердце билось быстрее, чем когда-либо. Я слышал каждый его удар, уже заранее готовя себя к тому, что вот-вот прозвучит последний. Я почти уверен, что заплакал, хотя под водой слез точно не было видно.       За попытками всплыть, я забыл о драгоценном кислороде, которого у меня с самого начало было мизерно мало. Когда я понял, что не выберусь из подо льда, я закричал от страха и осознания того, что теперь уже кислород мне беречь не зачем.       Все-таки зря.       И тогда я понял, что это была моя последняя ошибка. И тогда сковало легкие. Ребра затрещали, будто сами превратились в лёд и теперь разбились на осколки, впиваясь в жизненно важные органы.       Через пару секунд у меня не осталось сил противиться воде. Я не мог больше рваться наружу. Мышцы застыли, не в силах больше совершить ни одного рывка.       Но тут я подумал, что раз уж я все равно сейчас умру, то почему бы мне не предпринять последнюю попытку спастись. Какая теперь разница, что больно? Если у меня получится, то я буду жить, сделаю то, о чем мечтал. Если же нет… то я уже готов.       Я забил руками и ногами, хотя в груди не осталось ничего. Казалось, даже сердце я отдал воде.       Ничего не понимая, я продолжал слепо бить по воде, даже когда увидел прямо над кончиком носа толщу моей клетки.       Я больно стукнулся носом, из-за холода казалось, что я его сломал. Может, так и было.       Я поднял окоченевшие руки и ударил со всей силы по льду.       То ли, от моего отчаяния, то ли от того, что лёд здесь был тоньше, но он проломился, и я вынырнул на поверхность.       Воздух.       Он ещё никогда не казался мне таким сладким