Розовый это новый чёрный

The Neighbourhood — Scary Love TENDER — Machine K-391 & Alan Walker — Ignite

Моя любовь умеет убивать. Прости, что не сказал об этом раньше. Когда вжимал в скрипучую кровать и целовал покусанные пальцы. Моя любовь тягучая, как мёд, и сладкая, и горькая, и злая. Она тебя когда-нибудь убьет, уже сейчас немного убивая. © Джио Россо

Юнги лихорадочно дёрнул руками, как только пришёл в сознание, но не тут-то было, как и всегда. Во рту чётко прослеживался металлический привкус крови, его запястья больно сдавливали медные оковы. Те самые наручники, которыми Чимин так любит приковывать его к постели. Также частенько он использует их не только в сексуальных играх. Мин вдруг подумал, что в последнее время это происходило уж чересчур регулярно, словно по расписанию. Перебарывая боль, что расползалась по затылку и рукам, Ди попытался вспомнить и воспроизвести последние события в своём затуманенном разуме. Чуть облизал губу, отмечая, что она разбита, оглядел номер мотеля, в котором они остановились, но не обнаружил ни единого намёка на то, что Пак мог находиться где-то поблизости. Все эти номера практически одинаковые, будто они не покидают город, когда на деле каждые пару дней колесят от одного к другому. Этот вечер ничем не отличался от предыдущих. После того, как Юнги выполнил заказ и припугнул одного бедолагу, он забрал своё вознаграждение и напоследок опустошил один из банкоматов неподалёку от какой-то заправки. Потом, как и всегда, отправился в паб и подцепил там провинциальную простушку с пышными формами. Он такой человек. Если ему нравится что-то, он цепляется до тех пор, пока это «что-то» не станет его. И всё равно, сколько оно стоит, — тысячу долларов, миллион, — он не отпустит это. Первое впечатление для него играет важную роль. И не важно, человек это или одежда. Юнги всё равно будет добиваться своего до тех пор, пока не получит желаемое. В этом его особенность. Он изрядно выпил и не мог толком вспомнить, как девушка выглядела, он только знал, что она была чертовски привлекательна. После сумбурного секса и быстрого прощания он вернулся в мотель и всё, дальше — хлопок и чёрная дыра в голове. Раньше ему удавалось высвободиться из розовых металлических наручников, но в этот раз они совсем не поддавались, да и ощущения были другие, более неприятные. Пытаясь избавиться от оков, Юнги мельком взглянул на потёртые настенные часы, которые из-за бежевого цвета выделялись на фоне тёмных обоев. Пять утра, он должен явиться на встречу с заказчиком через полчаса, иначе упустит одно из самых выгодных и в то же время легковыполнимых дел. Скрип входной двери вмиг заставил разум проясниться. Юнги задёргался сильнее, попутно выдыхая с облегчением. Китти вернулся и освободит его, он успеет на встречу с заказчиком, выполнит работу, получит неплохие деньги, они наконец свалят из этой дыры и все будут довольны. Встреча специально была назначена на столь раннее время, дабы избежать некоторых проблем и огласки. Они слишком задержались в этом городке, прохожие уже настороженно поглядывают и косятся с подозрением. Пора валить. Юнги убеждён, что обычные дни нужно разбивать в осколки. При каждой возможности в жизнь нужно окунаться, как в реку с быстрым и сильным течением. Нужно идти по знакам, искать их один за другим на пути, пока не найдёшь место, которое не захочешь потом покидать. Они ещё не нашли его, поэтому блуждают от одного к другому, кажется, совсем позабыв о месте назначения. — Какого чёрта, Пак, — шипит Юнги, цепляя взглядом розовую макушку младшего. — Освободи меня. Я опаздываю к заказчику. Чимин не реагирует на чужие слова, скидывая с ног тяжелые чёрные ботинки. Он проходит к расположенному рядом с Юнги столу и бросает на него бумажный свёрток, затем звякает ключами мотоцикла, вытаскивая их из кармана чёрной кожаной куртки с россыпью белых, розовых и пурпурных стразов на плечах. — Ты оглох, блять? — нервничает старший, дёргаясь на стуле так, что ножки скрипят о пол. — У меня дедлайн и нет времени на ебучую угадайку, что в этот раз я сделал не так. — Закрой рот, ты, — вскрикивает Чимин, поднимая глаза; его лицо искрится гневом и оттеняется смутными очертаниями ярости. — Чёртова эгоистичная залупа. — Чего? — Юнги опустил одну бровь, поскольку причина чиминовой злости была ему неведома от слова «вообще». — Мало того, что ты нарушил своё обещание, — захрипел Пак, судорожно доставая из кармана пачку сигарет с клубничным фильтром. — Так ещё и катал эту проблядь на моём мотоцикле. Можно сказать, что их отношения с тем самым «присвистом». Когда ты встречаешь кого-то особенного, ты сразу понимаешь это. Встретились они вообще странно: в подпольном оружейном магазинчике оставался один пистолет модели «глок девятнадцать». Чимин тогда чуть не откусил ему ухо, когда набросился, выхватывая оружие из рук и рыча, словно голлум из «Властелина колец». Так они и познакомились, когда Пак оплачивал в больнице перевязку миновой головы; на ухе по сей день красовался шрам от его зубов. Когда Чимин затеял драку в метро, Юнги понял, что начал влюбляться в строптивого розоволосого гангстера. Случай в метро вообще был забавным. Они, будучи залитыми, возвращались в гостиницу после какого-то бара, держась за поручни и хохоча на весь вагон с какой-то тупой шутки Китти. На одной из остановок вошла беременная женщина с гипсом на ноге и шее. В Чимине взыграл бухой благодетель, и он, посмотрев по сторонам, не обнаружил ни одного человека, желающего уступить место женщине. Под раздачу попал какой-то парень, который имел внешность итальянца. — Может, уступишь место? — обратился к нему Пак. — Эм-н… — замялся парень, бегая глазами по сторонам, явно не желая уступать. — Я… Не говорить английская. — Чувак… — прыснул громко Пак, с абсурдом глядя на обманывающего парня, как на конченного придурка. — Чувак, «твоя английская» в порядке, кому ты по ушам ездишь? Она беременна и на костылях, подними ты свою жопу. — Лосьентэ, — упрямый «итальянец» попытался выкрутиться, окончательно срывая Чимину крышу. — Лосьентэ, блять, хуентэ, — зарычал Пак, хватая парня за воротки рубашки и с размаху ударяя лбом в нос. Они едва удрали тогда от полиции, долго смеялись, припав к кирпичной сырой стене, а потом целовались, перемешивая слюни и кровь разбитых губ. Ночью на улицах они чувствовали себя участниками другой, второй жизни, куда более увлекательной, чем первая, или просто воображали её. Юнги вырос в Саутсайде, улица безошибочно научила его определять, каким людям стоит доверять, а от каких лучше держаться подальше. Пак был из первого числа. Уже через полгода, рассекая на мотоцикле по ярким переливающимся улицам Лас-Вегаса, Юнги не стерпел и сознался в своих чувствах, прошептав какую-то глупость о том, как у него кружится рядом с Чимином голова. С ним хорошо, с ним достаточно просто. Строго говоря, это и была схема идеальных отношений для Юнги. Быть рядом, не докучать, заниматься своими делами, а в нужный момент совершать жест, необходимый и достаточный в определённых обстоятельствах. Они свободны, они рядом. Их ключ к столь продолжительным отношениям — это чистые ссоры, а секс — грязный. Чимин в этом плане довольно-таки изобретателен, любит всякие штучки типа рюш и кожи, чулков и вибрирующих клубничек. Юнги любит просто трахать, но иногда ему нравится наблюдать за тем, какой изворотливый Китти в этом плане. Одни его гипюровые трусики с вырезом сердечка на ягодицах чего стоят. Никакая духовная близость не спасёт их, потому что секс — важнее всего в отношениях. Секс — основа всех основ, и он тоже в голове, там же, где и общие интересы. И, конечно, замечательно, что ему и Паку нравятся одни и те же фильмы девяностых, но ведь по большему счёту после хорошего секса не важно, что Чимин там смотрит — «Титаник» или «Ешь, молись, люби». А вот после неудачного, тем более неоднократно неудачного, и «Криминальное чтиво» не поможет. Потому что если у них всё хорошо в сексе, значит, в каких-то основных вещах они абсолютно солидарны. Это самый важный уровень, на котором нужно было совпасть — и они совпали. Но вот проходит ещё какое-то время, и Юнги вдруг ощущает, что всё блядски достало, что он живёт не своей жизнью, всё происходит не так, как он хочет. Он вдруг замечает, что только и делает, что пытается подстроиться под Чимина и избежать острых углов при взаимодействии с ним. Но вместо этого каждый раз оказывается прикованным наручниками к стулу или батарее. Ди до безумия влюблён в Китти. Но любит ли Юнги Чимина? — Я же сказал тебе, что оставил байк в автосервисе, — Мин пытался сделать вид, что не видит блестящих в свете тусклой лампы глаз Китти. — И предупредил, что возьму твой мотоцикл. — Но ты забыл предупредить, что собрался катать на нём бабу, которую позже будешь трахать, — пожал Чимин плечами, присаживаясь за стол, откидываясь на спинку стула и подкуривая сигарету. Он отчаянно прятал глаза. — Я не сдержался и врезал тебе, а ты сразу отключился, это сколько же нужно было выжрать? — Блять, почему мы вечно возвращаемся к этому, — взвыл Ди, запрокидывая назад голову. — Мы же договаривались, что… — Мы договаривались, — истерически усмехнулся Пак, качая головой. — Только послушайте, блять, этого невъебенного оратора. Договаривались… — Да что, блять, с тобой такое, — срывается Юнги, дёргая руками, отчего по сдавленным запястьям распространяется колючая боль. — Ты сам буквально на прошлой неделе вернулся, сверху донизу перепачканный в чьей-то сперме. — Заткнись, — прошипел Чимин, следом выдыхая струю сладковатого клубничного дыма, который облаком поднимался к тусклой лампочке. — Это не может больше так продолжаться… — Слушай, Китти, — начал Юнги более мягким голосом, с нежностью глядя на едва подрагивающего Пака. — Давай ты освободишь меня, и мы поговорим, когда я вернусь, хорошо? Он продолжительно смотрел на то, как напряглись и сжались чиминовы плечи. Розоволосый зажмурил глаза, чуть опуская голову и покачивая ею, будто пытался что-то вспомнить, и от этого зависела его жизнь. За окном ночная темнота медленно трансформировалась в утреннюю синеву, неоновый свет красной вывески мотеля просачивался в их номер слабым отблеском. Юнги вдруг вспомнил недавний момент, когда был на квартире у очередной девушки и скользнул взглядом в окно, где догорал закат ранней осени. Красно-оранжевый столб света, будто на пожаре. Мир за стеклом словно был окутан пламенем, которое никто не замечал. Как странно, но он тогда, лёжа в тёплой постели, осознал, что никто не в силах удовлетворить его желания. Почему он думал об этом именно тогда? Ведь девушка, с которой он был, просто богиня секса, она приготовила ему кофе и сделала минет, страстная, милая и одна из самых симпатичных людей, каких он только знал, но почему тогда… Даже она не увидела то, что видел в тот момент Юнги? Наверное, именно тогда он понял, что в отношениях с Чимином для него самым главным было и остаётся быть рядом. Красивые парни и девушки, горячий пьяный секс, драйв и ежеминутные эмоции — ничто из этого не заменит маленькой пухлой ладони в его руке. Парадокс, поскольку эта самая маленькая пухлая рука могла выбить кому-нибудь пару передних зубов одним ударом. Юнги проверял, у него два вставных. — Хорошо, — севшим голосом ответил Чимин, потушив недокуренную сигарету об дно пепельницы. — Ладно. Его лицо не выражало каких-либо эмоций, когда он поднялся из-за стола и встал позади, доставая из кармана куртки ключ от наручников. Прошло несколько долгих секунд и громких вдохов перед тем, как раздался лязгающий звук открывшегося замка. Юнги с облегчением выдохнул, поднимаясь со стула и растягивая мышцы, разминая шею и запястья. Он одёрнул куртку болотного цвета и потянулся, блаженно прикрыв глаза и даже не заметив, что Чимин по-прежнему стоял позади, притихнув, лишь шелестя одеждой. Внутренности заледенели в тот самый миг, когда затылка коснулось холодное дуло пистолета, а где-то совсем рядом с ухом звякнул предохранитель. Юнги замер, врастая ботинками в пол. Чимин приставил к его голове свой любимый «семнадцатый глок» и снял его с предохранителя. — Детка, — прохрипел Юнги, чуть приподняв ладони в успокаивающем жесте. — Давай без этих игр? — А кто играет, Ди? — хмыкнул Пак. — Если ты хоть с места двинешься, я прострелю тебе башку. Это похоже на наши обычные игры? — Убери пистолет, — у Юнги хоть и знатно поджались яйца, но он звучал более чем спокойно, когда внутри боялся лишний раз шевельнуться. Пусть он и отменный похуист, жить-то ему ещё пока хочется. — К сожалению, в кризисные минуты пары крайне редко ведут переговоры с учётом идеального и приемлемого разрешения конфликта, Ди-ди, — начал говорить Чимин глумящимся тоном, вдавливая холодное дуло в минов затылок. — Они хотят, чтобы всё стало идеально, и точка. Но в любой ситуации, где задействованы два человека, можно рассчитывать лишь на наилучший из результатов, возможных в данных обстоятельствах. — Ты хоть сам понимаешь, что несёшь? — усмехнулся Юнги, хотя был вовсе не в том положении, которое можно было бы назвать хоть немного выгодным. — Где ты вычитал эту херабору? — «Стратегия семейной жизни» Дженни Андерсон, — опуская дуло ниже, Чимин надавил им между миновых напряжённых лопаток. Его голос был то ли с нотками истерики, то ли приправлен всё тем же глумлением. Юнги сложно было распознать чиминовы эмоции, не видя его лица. — «Как реже мыть посуду, чаще трахаться и меньше ссориться». — Напомни, чтобы на Рождество я подарил тебе пару книжек Стивена Кинга или ещё какого-нибудь популярного литературного хуя, — качнул Мин головой. — А то читаешь всякую херню. — Заткни пасть, — с рыком буркнул Чимин. — Следующее Рождество не наступит для тебя, если ты сделаешь хоть шаг. Клянусь Богом, я вынесу тебе мозги. — А вроде бы ты уже этим занимаешься, Пак,  — удерживая напускное спокойствие, Юнги напряг плечи. — «Свободные отношения» образованы не от слова «отношения», а от слова «свобода», ты знал, Китти? — Закрой рот. — Когда мы друг другу как бы и не нужны, — продолжал Мин, чувствуя, как дуло, прижатое к его спине, начало дрожать, а чиминово дыхание надорвалось. — Никто ни от кого не зависит, никто никому ничего не должен, разве не этого ты хотел? — Заткнись! — взревел Чимин, не в силах больше сдерживать прилив эмоций. Ему всегда плохо это удавалось, он слишком эмоционален для того, чтобы выяснять отношения. — Пизданутый мудила, который ни черта… Воспользовавшись удобным моментом, Юнги резко развернулся, ловко ударяя Пака по руке и выбивая оружие. Пистолет, усыпанный стразами, отлетел к столу. Чимин взвизгнул на середине предложения, но не растерялся, в следующее мгновение изо всех сил прикладываясь кулаком к миновой челюсти. Добрую половину лица прострелило сильной колючей болью, но лучше так, чем если бы одна из пуль прострелила его черепушку. Юнги не смог удержать равновесие и повалился на пол, чувствуя, как парень наваливается на него сверху, усаживаясь на бёдра и хватая за шею. — Ты, чёртова сука, должен понимать, что в любых отношениях кто-то кому-то что-то должен, — шипел Чимин в его лицо, остервенело вцепившись в шею. Юнги начал задыхаться, хватаясь за чиминовы запястья и судорожно хватая ртом воздух. Он начал елозить ногами по полу, тело забилось в конвульсиях от нехватки кислорода. — Когда человек влюблён, он все эти «должен» выполняет добровольно и с удовольствием. Ты когда-то говорил, что любишь меня, чёртова мразь… — Отъебись, — прохрипел Юнги, собирая всю силу и отдирая ладони от своей шеи. Надавив на плечи, Мин отшвырнул от себя Чимина, а ещё спустя мгновенье неосознанно замахнулся и здорово зарядил младшему кулаком по щеке. Пак отлетел, кажется, почти на метр, упав на живот и схватившись за лицо. Юнги сплюнул кровь прямо на пол, из-за болевого шока даже не почувствовав, как Чимин ему снова, блять, выбил зуб, который он схаркнул вместе с кровью. Пока он пытался прийти в себя, принимая сидячее положение и потирая пострадавшую челюсть, не заметил, как вокруг всё стихло. Громкое тиканье часов плотно сцепилось со сбитым дыханием и тарахтением какой-то машины за окном их номера. Чимин по-прежнему лежал, держась за лицо, у Юнги внутри что-то оглушительно надломилось, когда он сквозь гул в сознании услышал чужой всхлип. Пак лежал в стороне, закрывая лицо и, как ему казалось, издавал беззвучные всхлипы, но Юнги слышал их так, словно они звучали в наушниках. В этот момент у Мина проскочила мысль, что они в очередной раз переборщили, было что-то не так, совсем, не как прежде. Он осторожно приподнялся, подползая к Чимину. — Хэй, Китти, — прошептал он хрипло, потянувшись к сжавшемуся трясущемуся парню. — Я… Чёрт, я… Не хотел, детка… На его душе кошки заскреблись в три раза сильнее, когда он разглядел в темноте блеск чужих слёз в покрасневших глазах. Юнги был слишком ослеплён своей виной, чтобы заметить, как Пак потянулся к своему ботинку и, резко его схватив, размашисто зарядил Мину тяжёлой подошвой прямо по лицу. И всё началось по новой. Они дрались, переворачивая мебель и поочерёдно скручивая друг друга. Что-то разбивалось, что-то крушилось, то ли это была настольная лампа у кровати, то ли пепельница со стола. Кажется, Мин выплюнул ещё один зуб. В какой-то момент Пак зарядил чем-то тяжёлым прямо в его затылок, и на мгновенье показалось, что он вот-вот отключится, но нет. Силы ещё были. В целом эта тупая кулачная расправа далеко не тот метод, которым стоило решать вопрос, Юнги понимал это, пока заламывал за спину чиминовы руки и вытирал с подбородка кровь. Ударить можно было и словом, это иногда даже больнее, но Чимин предпочитал решать проблемы насилием. В какой-то момент он запрыгнул на Юнги, впиваясь зубами во второе ухо. В попытке скинуть с себя парня, Мин начал крутиться на месте, дёрнул и отбросил его, осознавая, что ему разодрали и второе ухо. Очередной шрам, оставленный Чимином, добавляется в его копилку. Вообще-то, Мин драться-то толком и не умеет, но тут уж спасибо его неуравновешенному характеру: когда он по-настоящему зол, может вообще всё. И вот он уже нависает над Чимином, сбито дыша и подставляя дуло «глока» под его подбородок. У Пака бровь рассечена, разбит нос и губы, ноздри расширяются от сбитого дыхания, глаза застелены яростью, и Юнги уверен: будь пистолет в его руке, он бы застрелил, даже глазом не моргнув. Мин далеко не из тех, кто начинает драку, но вполне причисляется к тем, кто непременно доводит её до конца и никогда не терпит поражения. Юнги проигрывает тогда, когда думает, будто драка закончена. Чимин умеет обманывать. — Давай, — хрипит Пак, скаля окровавленные зубы. — Сделай это. Юнги смотрит в его налитые кровью глаза и бессознательно тонет, едва удерживается, чтобы не заскулить, потому что эта любовь сносит ему крышу и рвёт грудную клетку изнутри. — Ну же, — смеётся Китти. — Пристрели меня и лишишься всех своих проблем. — Раздевайся, — шипит Юнги, всё ещё прижимая дуло к чужому подбородку. — Что? — Чимин хмурится и невольно морщится от боли. — Ты слышал, — отрезает Ди, сбито дышит и медленно ведёт дулом от подбородка к щеке. — Раздевайся. Чиминовы разбитые губы растягиваются в ещё более широкой улыбке, которая походит на звериный оскал. Он, лёжа под Юнги, медленно стягивает разорванную куртку, затем перепачканную в крови белую футболку, на которой видны следы от пепла из разбитой пепельницы. Перспектива расстроить хозяина мотеля погромом меркла по мере того, как обнажалось чиминово тело. С каждой секундой из головы пропадали последние обрывки мыслей, когда Чимин лежал под ним, а красивая смуглая грудь с татуировкой «хеллоу Китти» быстро вздымалась от сбитого дыхания. Чиминова страсть — это род помешательства при здравом состоянии рассудка, каждый раз он пускал эти корни по внутренностям Юнги, не прикладывая к этому особых усилий. Юнги опирается на руку рядом с чиминовой головой, чувствуя, как осколки то ли пепельницы, то ли ещё чего-то впиваются в ладонь с разбитыми костяшками. По всему его телу распространяется сладкая боль от ссадин и ушибов, оставленных ему Чимином в этот раз. Мин ведёт холодным дулом пистолета по чужой скуле, на которой уже расцветает красно-синее пятно, затем по шее, что испятнана старыми и новыми засосами, которые оставили Чимину его любовники или, скорее, такие же одноразовые партнёры, как у самого Юнги. Он оглядел чиминово тело, покрытое несколькими шрамами разного происхождения. Вот на ключице маленький шрам — это Чимин напялил на голое тело портупею и прищемил кожу застёжкой. На плече тоже шрам, что остался после стычки с толпой чернокожих в Южном районе, когда Пак, раскинув руки, выкрикнул что-то типа «добро пожаловать в Саутсайд, черножопые сучки». Ниже, прямо под соском красовалась ещё одна метка, которая осталась после неудачного бдсм-подвешивания. Если считать, то не хватит пальцев, потому что чиминово тело усыпано разного рода шрамами, но Пак никогда на них не жаловался, ссылаясь на то, что жизнь, вероятно, рисует на его теле уникальный узор. На миновом же теле узоры рисует лишь Чимин. Юнги, поднимая глаза, заглянул Чимину в лицо. Одной из прелестей Пака всегда было то, как мастерски он может возбудить распутное чувство не только прикосновениями и сладкими словами. Он умел делать это одним взглядом. Его глубокие похотливые глаза со светло-карими вкраплениями, и он уже ни за что не докажет чистоты своих мыслей. В голове Юнги сложилось два и два и, получив в итоге восемнадцать с плюсом, он поддался вперёд и положил свой рот на чиминовы разбитые губы. Пистолет всё ещё был прижат к груди Китти, когда Юнги широко раскрыл рот, мокро сплетая их окровавленные языки. С влажными хлюпающими звуками перебираясь к шее, Юнги вылизывал её, пока Чимин окольцовывал его бёдра ногами, вжимаясь пахом в ширинку. Юнги начал выцеловывать его шрамы, а Чимин создавал новые… На нём, его душе и разуме. Чуть приподнимаясь, Мин отбросил «глок» в сторону, поспешно расстёгивая ширинку на чиминовых кожаных штанах, желая как можно быстрее избавиться от блядской вещи. В голове затерялись судорожные мысли о том, что ему даже страшно подумать, что это может однажды кончиться. О том, что Китти бросит его, оставит, откажется. Юнги вдруг заскулил в поцелуй вовсе не от физической боли, а от того, как сильно кольнуло внутри. Он плотно прижался к Чимину в надежде, что сможет срастись с ним телами, но Пак запротестовал, переворачивая Юнги и седлая бёдра. Старший ощутил под спиной куски чего-то твёрдого; они впивались в спину, но он заледенел, потому что Китти быстро опустился ниже, попутно ловко расстёгивая ремень и стягивая с Юнги штаны. Чимин с аппетитом облизал губы, чуть поморщившись от боли во рту. Когда перед его лицом во всей красе качнулся каменный минов стояк с каплями прозрачной смазки на головке, Пак довольно заурчал. Он обхватил налитый кровью член разбитыми пальчиками, чуть помял горячую твёрдость, приблизился и начал нежно тереться об него щекой, оставляя мягкие поцелуи. Юнги, не сумев перенести эту картину, заскулил, вжимаясь затылком в пол. Китти уветливо чмокал головку, водил истомлёнными губами вдоль ствола и массировал языком уздечку. Мин пересилил себя и, издавая вибрирующие стоны, поднял голову, потому что посмотреть есть на что. Потому что Китти берёт в рот красиво, а не просто приятно. А потом приятно превратилось в головокружительно. Вскоре Мин дышит загнанно, потому что к физическому напряжению они с размахом придвинули душевное. Чимин быстро насадил себя на минов член, издавая размашистые шлепки, быстро двигаясь сверху и окончательно сводя Юнги с ума тем, что окольцевал его шею и не давал разорваться зрительному контакту. Зато с радостью давал рваться сердцу Юнги. Ещё через некоторое время, оценивая масштабы погрома внутри и снаружи, Юнги обессиленный лежал на кровати, слушая звуки, доносящиеся из душа. Чимин был бы не Чимином, если бы дело кончилось полом. Если уж они и занимались сексом, то Пак привык выжимать из Юнги всю сперму до последней капли. — Ты себя достаточно хорошо чувствуешь? — спросил Юнги, перекатываясь на бок и не стесняясь собственной наготы; это было бы совсем уж глупо, они изучили каждый участок тел друг друга уже давно. — Нет. Я чувствую себя просто омерзительно, ты отбил мне все органы, — возмутился Чимин, плюхаясь рядом, укутанный в тёмно-синее полотенце. — И меня тошнило. И может стошнить ещё раз. На тебя. — Переживу, — улыбнулся Юнги, притягивая розоволосого ближе. — В крайнем случае, как только доберёмся до гостиницы, то примем ванну. Представляешь, всё, как у буржуев: вино, свечи, ванна с пеной… — Я поскальзываюсь на мыле и падаю тебе на голову, сломав обе ноги, — продолжает Чимин, касаясь ладонью миновой груди и ощущая, как под ней грохочет чужое сердце. Юнги сперва усмехается его словам, но, почувствовав, как парень в его объятиях весь сжимается, становится серьёзным. В голове тысяча и одна мысль крутятся, перемешиваются, он столько всего хочет сказать ему, но не может выдавить и слова. Когда молчание затягивается, сознание сужается, Юнги вместо приевшегося «Китти», зовёт Пака по имени. — Чимин-и, — тихо начинает он, касаясь чужой румяной щеки ладонью и привлекая чужое внимание. — Я думаю, мы должны поговорить. — Должны? — шепчет Пак, а Юнги убирает с его лба мокрые сосульки розовых волос. — Да, — мягко отвечает он, переводя дыхание. — Многое может случиться здесь и там, куда мы поедем дальше, но превыше всего знай: ты можешь доверять мне теперь. — Теперь? — в глазах Чимина дрожит тусклый свет. — Теперь, — Юнги растягивает губы в улыбке, смакуя боль от ссадин. — Ты знаешь, что мы связаны друг с другом, и то, что угрожает одному из нас, угрожает обоим. Я… — Юнги опускает глаза в смущении, про себя отмечая, что не смущался уже, наверное, лет сто. — Я обещаю тебе, что мы всё изменим и сделаем лучше. Подобные слова — это именно то, за чем одни гоняются всю жизнь, а другие находят случайно, не ожидая такой находки. Вот и Юнги находил их совершенно случайно, но это отнюдь не обесценивало их, а даже наоборот. Вокруг снова повисла тишина. За окном уже утро. У Юнги в душе тоже рассветает. — Заткнись, — улыбается Китти чуть погодя, опуская голову и пряча покрасневшие щёки. — Ты слишком сопливый для гангстера, мистер Дик. С того момента жизнь приобретает новые краски и несётся, как ошпаренная. И чем дальше, тем лучше, сочнее и ярче. Юнги понимает, как сильно утонул, когда Чимин расправляет руки во время езды, заливаясь хохотом. Когда он вытирает кровь с подбородка после очередной потасовки, скаля свои зубы. Когда Чимин впервые видит поляну, усыпанную пёстрыми красными маками. Когда Китти приставляет дуло своего «глока» к виску какого-то перепуганного парнишки. Когда, вернувшись вымученным после очередного заказа, Юнги находит голого Пака, запутавшегося в розовых подарочных лентах. Когда они ночуют прямо на берегу океана, на влажном песке, сплетая все возможные конечности. Когда Чимин скачет в счастливом припадке, потому что Юнги подарил ему на День Рождения новенький «глок» в розовом окрасе. Когда он благодарит его за это ахуительным минетом, напялив на голову розовые ушки. Когда Пак просит кончить ему на лицо, потому что после миновой спермы кожа становится мягкой и чистой. Когда Чимин сжигает блинчики. Когда он в порыве ярости херачит битой чью-то машину. Когда он обдолбанный прыгает на каком-то подпольном концерте, теряясь в неоновых лазерах, но с лёгкостью находя миновы губы. Когда Пак загорается идеей сделать сплит языка исключительно ради крышесносного минета. Когда он забивает на то, что Рождество ещё не скоро и покупает бенгальские огни, зажигая их и бегая на фоне заката. Когда Пак предлагает набить друг другу парные татуировки, и Юнги, конечно, соглашается, пока не понимает, что он имел в виду самостоятельно набить. Когда они грабят заправку, но вместо денег Чимин сметает с полки все конфеты «Джелли белли» из серии с «хеллоу Китти». Когда он жмётся ближе и говорит о своих чувствах вслух. Когда они снова ругаются, крушат очередной номер и занимаются звериным сексом на подоконнике с распахнутыми шторами. Когда они лежат на полу среди разорванной одежды и подкуривают одну сигарету на двоих. — Ты ассоциируешь меня с хаотичным крушением? — хмыкает Пак, глядя в потолок и затягиваясь сигаретой. — Да, оно… Прекрасное. Ди до безумия влюблён в Китти. Юнги до безумия влюблён в Чимина.